Охрана окружающей среды
- 1 year ago
- 0
- 0
«Су́ер-Вы́ер» (пергамент) ( 1995 / 1998 ) — итоговое и крупнейшее по объёму произведение русского писателя Юрия Коваля , рассказывающее о фантастическом плавании фрегата «Лавр Георгиевич» под командованием капитана Суера-Выера к Острову Истины. Как правило, жанр произведения обозначается как роман , хотя авторское определение жанра — « пергамент ».
«Суер-Выер» был начат Юрием Ковалём и его другом и однокурсником в 1955 году , во время учёбы в МГПИ имени Ленина . В конце 1980-х годов Коваль вернулся к этому замыслу и завершил его в самом конце жизни. При жизни писателя были опубликованы только отдельные главы из произведения, а его журнальный вариант был напечатан в сентябрьском номере « Знамени » за 1995 год.
В 1996 году «Суер-Выер» был отмечен премией «Странник» Международного конгресса писателей-фантастов (в номинации «средняя форма», как лучшая повесть ). Полностью «Суер-Выер» был издан только в 1998 году издательством « Вагриус », без авторских иллюстраций, и переиздан (с изменённой обложкой) в 2001 году .
Это произведение занимает в творчестве Юрия Коваля особое место — с момента возникновения первых студенческих набросков о путешествиях капитана Суера-Выера и до завершения романа прошло почти 40 лет.
Фантастическую повесть под названием «Простреленный протез» Юрий Коваль задумал и начал писать вместе с однокурсником Леонидом (Лёшей) Мезиновым в 1955 году , вскоре после поступления в МГПИ имени Ленина . Отрывки из произведения были напечатаны в стенгазете факультета русского языка и литературы, на котором они учились . Название «Простреленный протез» заставляло вспомнить одноногого пирата Сильвера из « Острова сокровищ », жанр же произведения был определён авторами как « сага ». По воспоминаниям Леонида Мезинова, одними из первых строк саги были:
Лёгкий бриз надувал паруса нашего фрегата. Мы шли на зюйд-зюйд-вест. Может быть, это не был зюйд-зюйд-вест, но так говорил наш капитан Джон Суер-Выер, а мы верили нашему Суеру (Выеру) .
Корабль именовался «Корапь», главными героями были побратимы Дик Зелёная Кофта и Билл Рваный Жилет (прообразами которых были авторы). В пути фрегат встречался с пиратской галерой «Тарас Шевченко», на которой плыл эфиоп Яшка и толпа «юных, но уже обнажённых пленниц». В этот момент на сцене появлялся и капитан Суер-Выер. Далее описывалось открытие Острова Каннибалов и приключения на нём. Позже Юрий Коваль так вспоминал эти времена в главе «Остров Лёши Мезинова»:
Мы вспоминали о том нашем первом плаваньи, в которое мы когда-то пустились втроём: Лёша, Суер и я. С нами были тогда ещё эфиоп Яшка, главный махало-опахальщик, Дик Зелёная Кофта и Билл Рваный Жиллет. На фрегате «Корапь» мы открыли остров каннибалов да и один завалященький островок с кладом.
Впрочем, за годы учёбы сага не была закончена и никто не мог предположить, что « придёт время, и известный детский писатель Коваль вернётся к студенческому рукописному трёпу, выстроит, вылепит из него целый собственный мир — таинственный и переливающийся всеми блёстками его ума и таланта » .
В конце 1980-х годов Юрий Коваль решил вернуться к замыслу «Суера», вначале предложив Леониду Мезинову продолжить повествование совместно. От соавторства Мезинов отказался, однако разрешил Ковалю дальше работать над произведением без его участия. Фактически из старого варианта Коваль « взял несколько фраз и пошёл по своему пути просто-напросто » . Неизменными остались несколько основных персонажей во главе с Суером-Выром, а также первая фраза, ставшая впоследствии широко известной —
Тёмный крепдешин ночи окутал жидкое тело океана…
Роман был закончен 22 сентября 1994 года , однако его редактура продолжалась и в 1995 году . Юрий Коваль понимал, что написал необычную для себя вещь и с волнением ожидал реакции читателей. В письме Розе Харитоновой (в ночь на 1 апреля 1995 года) он писал:
Ты не можешь представить, как я жду выхода «Суера», как мне хочется, чтоб он попал в руки великим и просвещённым читателям…
Мне кажется, что я написал вещь, равную Бог знает кому, но это, конечно, только Богу известно.
Хотя я писал для себя, я себя веселил, валял дурака, хулиганил, как хотел. Но, Роз, писать роман 40 лет — это, брат… .
Сходные слова звучат и в беседе Коваля с Ириной Скуридиной в марте 1995 года:
Там написано так… Там написано так, что всё. Понимаешь. Всё!.. Я думаю, что я написал вещь, равную по рангу и Рабле, и Сервантесу, и Свифту, думаю я. Но могу и ошибаться же…
Фрагменты романа при жизни автора печатались в журналах « Огонёк », « Столица », « », « Уральский следопыт », а также в сборнике «Опасайтесь лысых и усатых» ( 1993 ). Однако Коваль мечтал о полном издании романа и вёл переговоры об этом с издательством «Аргус». « Я болен судьбой „Суера“ » — говорил он в беседе с Ириной Скуридиной . Он подготовил журнальный вариант произведения, который был отвергнут Сергеем Залыгиным (« Новый мир »), однако опубликован в сентябре 1995 — уже после смерти писателя — в « Знамени ». Первое отдельное издание пергамента появилось только в 1998 году в издательстве « Вагриус ».
Коваль также создал несколько иллюстраций к роману, некоторые из которых были опубликованы в сборнике «Опасайтесь лысых и усатых». Позже ему пришёл в голову особый способ «косвенного иллюстрирования» произведения, о чём он писал в январе 1995 года Евгении Филипповой:
Ну, скажем, такая иллюстрация: «Одно из первых одеял мадам Френкель». «Головка чеснока, поданного на острове Нищих», «Пенный след за кормою “Лавра”» и т. п. Здесь могут быть замечательные и смешные находки. Это развитие романа другим путём .
Фрегат «Лавр Георгиевич» совершает плавание по Великому Океану в поисках Острова Истины. На долю главных персонажей — капитана Суера-Выера, рассказчика по прозвищу Дяй, старпома Пахомыча, боцмана Чугайло, лоцмана Кацмана, мичмана Хренова, механика Семёнова и других — выпадает множество приключений как на самом фрегате, так и на многочисленных островах, открытых ими в пути.
На одном из островов в ямках в песке дружно живут Валерьян Борисычи в одинаковых фетровых шляпах и приглашают присоединиться к ним…
На другом острове водятся исключительно тёплые щенки, которые «никогда не вырастают, никогда не достигают слова „собака“» — и главная задача прибывающих на остров состоит в том, чтобы их хорошенько трепать…
На Острове Голых Женщин экипаж фрегата встречает шестигрудую Гортензию и младенца по имени Ю, выкормленного её шестью грудями…
А на Острове Посланных На оказываются все, когда-либо посланные на…, причём в том количестве, сколько раз их туда послали…
В конце романа приводится «Кадастр всех островов, открытых сэром Суером-Выером и другими кавалерами во время плаванья на фрегате „Лавр Георгиевич“ с 1955 по 1995 год», в котором перечислено 29 островов с их краткой характеристикой, например:
Остров Валерьян Борисычей — формы кривого карандаша
Остров неподдельного счастья — напоминает Италию без Сицилии, сапогом кверху
Остров тёплых щенков — по форме напоминает двух кабанчиков вокабул, соединённых между собой хвостами
Остров посланных на… — откровенный каменный фаллос работы федоскинских мастеров и палехской школы
Остров, на котором ничего не было — имеет форму формальных формирований
Роман завершается — «внезапно, как внезапно кончится когда-то и наша жизнь», — когда фрегат достигает Острова Истины.
Таким образом, всего в пергаменте упоминается 16 матросов. Это соответствует тому, что говорится в самом начале романа: « Вмиг оборвалось шестнадцать храпов, и тридцать три мозолистых подошвы выбили на палубе утреннюю зорю » (лишней, тридцать третьей, была «Блуждающая подошва», которой посвящена глава XXXI).
Помимо экипажа фрегата, в романе действует множество персонажей, с которыми читатель встречается на островах, открытых капитаном Суером-Выером и его командой. Это и Валерьян Борисычи, и Печальный Пилигрим, и шестигрудая Гортензия, и однорогий Уникорн, и одноногий Сциапод, и Демон острова Кратий, и Девушка с персиками, и артисты Басов и Гена, а также многие другие, в том числе сам Лёша Мезинов («Мёша») на острове, названном его именем.
В подавляющем большинстве случаев читатели и критики называют «Суер-Выер» романом . В 1996 году , когда Юрию Ковалю была присуждена (посмертно) премия «Странник» Международного конгресса писателей-фантастов, «Суер-Выер» выступал в категории «средняя форма (повесть)», поскольку жюри ориентировалось на опубликованный журнальный вариант .
Сам Юрий Коваль также иногда назвал «Суер-Выер» романом, однако в подзаголовке произведения его жанр обозначен как « пергамент ». Жена писателя Наталья Дегтярь так вспоминала о возникновении этого названия:
У нас была такая иногда игра... вот, какое-то слово вдруг приходит в голову, и его как-то можно остро почувствовать и обыграть это слово. И вот как-то совершенно непонятно откуда у меня в голове возникло слово «пергамент», просто так. И я спросила Юру немедленно, я спросила его: «Послушай, Юра, а вот есть ли у тебя пергамент?» Он сделал небольшую паузу и тут же сказал: «Да, есть. Вот он!» И показал на «Суера», черновик «Суера», который лежал на столе. Вот так вот... а до этого жанр ещё не был определён... вот так он стал «пергаментом» .
Весь роман в целом посвящён Белле Ахмадулиной , близкому другу Коваля и большой поклоннице его творчества (она же написала предисловие к «Суеру-Выеру»). Помимо этого, роман пронизан целой серией посвящений — и в подзаголовках глав, и в сносках. «Я решил каждому истинному другу моей прозы посвятить хоть что-нибудь», — писал Коваль Евгении Филипповой в марте 1995 года .
Так, например, Остров тёплых щенков посвящается жене писателя Наталье Дегтярь, Остров заброшенных мишеней — поэтессе Татьяне Бек , движение вверх по трапу на Острове открытых дверей — «любимому другу Юлию Киму », глава LX, в которой разыгрывается пьеса «Иоанн Грозный убивает своего сына» — Юрию Визбору , «другу души моей, которого всегда угнетала судьба сына и веселила бодрость отца» и тому подобное. В публикации 1995 года в «Знамени» автор посвятил журналу, в котором он видел «не только друга, но и брата- синонима некоторых персонажей», главу «Трепет» о том, как механик Семёнов вообразил себя корабельным флагом .
Роман включает три части, озаглавленные по названиям мачт парусного судна — « Фок », « Грот » и « Бизань ». Эти три части следуют одна за другой так же, как фок-мачта, грот-мачта и бизань-мачта следуют друг за другом от носа корабля к корме. Главы во всех частях имеют сквозную нумерацию, причём небольшая начальная главка не имеет номера и называется просто « Бушприт » — так же, как самая передняя мачта на судне.
Интересно и то, что бизань на «Лавре Георгиевиче» была далеко не самой последней мачтой:
Если капитан хотел кого-то наказать, он ссылал куда-нибудь на сенокос или на уборку картофеля именно за Бизань, а если этого ему казалось мало, ставил тогда за Бизанью дополнительную мачту — Рязань , а если уж не хватало и Рязани, ничего не поделаешь — Сызрань .
Если рассматривать «Суер-Выер» в контексте мировой литературы, очевидна его связь с такими знаменитыми романами-путешествиями, как « Гаргантюа и Пантагрюэль » Рабле , « Путешествия Гулливера » Свифта, даже отчасти « Дон Кихот » Сервантеса . На эту связь указывал в своих последних интервью и сам автор (см. выше).
По мнению Ольги Мяэотс, « Юрий Коваль определил жанр произведения как „пергамент“, подчёркивая таким образом не только исторические корни своей книги, продолжающей традиции знаменитых утопий эпохи Возрождения, но и синкретичность формы, вобравшей в себя динамику приключенческого романа, глубину философской прозы, искромётность анекдота, беспощадность сатиры, безудержный полёт фантастики, тонкий поэтический лиризм » .
На интертекстуальность романа обращает внимание и Ирина Сыромятникова, которая указывает на то, что помимо мотивов «Путешествий Гулливера», в тексте можно обнаружить и связь с произведением Клайва Льюиса « Хроники Нарнии ». В «Суере-Выере» встречаются отсылки к некоторым элементам «Хроник Нарнии» — в частности, это дверь, ведущая в другие миры (глава XLIII «Бодрость и пустота»), а также образ одноногого Сциапода (глава XLII «Остров Сциапод»). Однако, по мнению критика, « нельзя не заметить, что эти моменты переосмысливаются из высоких, наполненных глубинным смыслом символов в пародию » .
Интертекстуальность романа, наряду с другими его особенностями, позволяет говорить о «Суере-Выере» как о постмодернистском тексте. Аналогичную мысль высказывает и Наум Лейдерман — отмечая, что «в русской литературе постмодернизм уже утвердился в качестве традиции», он приводит в качестве одного из характерных примеров именно произведение Коваля, где, « кажется, впервые русский постмодернизм предстал без катастрофического, разрушительного пафоса — вызывающая постмодернистская поэтика стала носителем весёлого, раскованного, фамильярного отношения между человеком и миром. Это первая версия весёлого постмодернизма » .
Помимо литературных аллюзий , для прозы «Суера-Выера» характерны некоторые уникальные «явления, которые можно сравнить с тектоническими» (по словам автора). Так, например, с главой XLIX «Ненависть» случилось «прозотрясение», из-за которого в ней осталась только первая фраза, а глава L «Вёдра и альбомы (Остров Гербарий)» сильно пострадала «в результате наводнения в Питере в 1983 году, хотя и находилась в это время в Москве». В результате текст главы был сильно размыт и от неё сохранилось лишь несколько разрозненных фраз. Впрочем, полный текст обеих глав помещается в Приложении. Кроме того, некоторые главы претерпели сдваивания, страивания, и даже «сошестерения», что сам автор в сноске объясняет «падением культуры пристального чтения в конце XX века».
:
Книга Юрия Коваля — дневник поколения, противопоставившего абсурду казённой официальной идеологии единственное доступное ему оружие — смех, разудалое ёрничание, позволявшее за нарочитой грубостью и ухарством сберечь подлинные человеческие чувства: любовь, ненависть, изумление, жажду открытий.
…всё есть в книге Ю. Коваля — и игра, и остроумие, и чудесная естественность глубоко сокрытых редкоземельных людей и стран, а вот никакой морали при этом открыть не удалось, и это, пожалуй, и есть главное открытие и приобретение. …Юрий Коваль похерил и мораль, и подвиг ради первобытной открытости неизведанных стран русской прозы, где встречаются анахореты в сметане, где блистают алпаты, сапгиры и гайдары вкупе с драгоценными ахматами и розенталями.
:
Истинное чувство юмора — такое, как в «Суере-Выере» Юрия Коваля, — большая редкость. Чем же взял Коваль в этой своей последней, замечательной книге — современном «плавании Пантагрюэля»? Не только ведь лёгкостью и безоглядностью, но и оглядкой (вот именно!) на некий эстетический стандарт (в просторечии, вкус) — нечто неуловимое и летучее, вроде улыбки Чеширского кота, но притом вполне реальное.
:
«Суер-Выер» — роман особый, это роман-игра. Собственно, он и романом-то не является… Пергамент — так определяет жанр своего сочинения автор… То есть мы с вами как бы читатели будущего и держим в своих руках некую музейную редкость… Что-то утрачено, что-то не поддаётся прочтению, где-то вкралась ошибка — может быть, переписчика, может быть, самого писца, отвлёкшегося по причине принятия ежевечерней порции корвалолу. А к древности — отношение бережное. Можно комментировать, делать примечания, давать сноску, но нельзя ничего менять — теряется аромат времени, пища для желудка ума, материал по психологии творчества. Если «вдруг» написано через «ю» («вдрюг»), «со лба» — «собла» и древний автор, раскачиваясь на стуле, осознает «гулбину» своего падения — то этого уже не исправишь.
:
текст, который во многом перевернул современную русскую литературу, да что уж — явился её краеугольным камнем. Теперь, после выхода «Суера», нельзя было просто так подступаться к большому и многоплановому тексту — и «Суера» все читали, и по «Суеру» мерили собственные тексты, и следы ковалёвской прозы есть во всех больших писателях современности, даже если они и сами не хотят этого признавать. Абсурдизм Пелевина и Сорокина, поэтичность Иванова, текстовая цепкость Петрушевской, многоплановость Улицкой — всё это так или иначе несёт на себе отпечаток плавания команды «Лавра Георгиевича».
Из истории работы над романом:
Некоторые из прототипов и аллюзий в романе:
Во время написания романа Юрий Коваль много раз читал знакомым отрывки из него. В архиве у одного из его близких друзей, (племянника Юлия Кима ), сохранилась двухчасовая запись авторского чтения романа в мастерской на Яузе . Эта запись была издана в феврале 2018 года к 80-летию писателя.
Из аудиоверсий романа наибольшей популярностью пользуется аудиокнига , озвученная Александром Клюквиным и изданная на дисках в формате MP3 и CD (общая длительность записи 6 ч. 12 мин.)