Алтайские горы
- 1 year ago
- 0
- 0
Алта́йские языки́ — условный термин, используемый для обозначения языковой семьи , в которую включают тюркскую , монгольскую и тунгусо-маньчжурскую языковые ветви ; менее распространено включение в эту семью корейского языка , спорно — японо-рюкюской языковой ветви . На этих языках разговаривают на территории Северо-Восточной Азии , Центральной Азии , Анатолии и Восточной Европы . Группа названа в честь Алтайских гор , горной цепи в центральной Азии. Генетическая связь языков, составляющих алтайскую общность, не является общепринятой ; алтайскую гипотезу большинство компаративистов отвергает, хотя у неё есть и сторонники .
У этих языковых семей множество схожих характеристик. Вопрос заключается в их источнике. Один лагерь, «алтаисты», рассматривает сходства как результат общего происхождения от праалтайского языка , на котором разговаривали несколько тысяч лет назад. Другой лагерь, «антиалтаисты», рассматривает сходства как результат взаимодействия между этими языковыми группами . Некоторые лингвисты считают, что обе теории равновесны; их называют «скептиками» .
По наиболее распространённой точке зрения, алтайская семья включает тюркские языки , монгольские языки , тунгусо-маньчжурские языки ; в максимальном варианте — также корейский язык и японо-рюкюские языки (родство с двумя последними группами наиболее спорно).
Сторонники теории генетического родства датируют распад алтайского праязыка приблизительно V тысячелетием до н. э. на основании данных глоттохронологии (17 совпадений в 100-словном списке Сводеша ). Традиционно предполагалось деление на японо-корейскую и тюркско-монгольско- тунгусо-маньчжурскую (западноалтайскую или материковую) подсемьи [ источник не указан 1547 дней ] . Однако в Алтайском этимологическом словаре методами лексикостатистического анализа и анализа сравнительного распределения лексических изоглосс предлагается деление на три подсемьи:
Сторонники алтайской гипотезы предполагают, что до III тыс. до н. э. японо-корейцы и тунгусо-маньчжуры составляли единство, расколотое созданием глазковской культуры и королевства Кочосон . Раскол японо-корейцев произошел лишь в IV веке до н. э. , когда часть из них переселилась в Японию и ассимилировав местных айнов , создала протояпонскую культуру Яёй .
Отсутствие признания генетического статуса алтайского объединения алтаисты объясняют тем, что дальнейший распад ветвей происходил гораздо позднее:
Западные лингвисты иногда объединяют корейскую и японо-рюкюскую ветви в одну пуёскую ветвь , в которую включают также ряд мёртвых языков: древнеяпонский , древние языки Корейского полуострова ( когурёский , силла , пэкче, пуё и др.) .
Среди других языков, предлагающихся к включению:
В рамках одного из подходов современной макрокомпаративистики алтайская семья включается в ностратическую макросемью . Данная позиция, однако, была подвергнута критике различными специалистами, считается весьма спорной и её выводы не принимаются многими компаративистами , которые рассматривают теорию ностратических языков либо как, в худшем случае, полностью ошибочную или как, в лучшем случае, просто неубедительную . На первых порах алтайские и уральские языки считались родственными ( урало-алтайская гипотеза ). В настоящее время учёные отошли от этого представления, лишь некоторые из них ( Д. Немет , М. Рясянен , Б. Коллиндер ) допускают объяснение лексических параллелей в уральских и алтайских языках их родством .
Согласно сведениям из Большой российской энциклопедии , внутри ностратических языков алтайская семья характеризуется особой близостью с уральскими языками и дравидийскими языками . При этом специфическая близость уральских и алтайских языков может объясняться сходной средой обитания их носителей и многочисленными контактами на разных хронологических уровнях .
Фонологические системы современных языков, предлагаемых ко включению в алтайскую семью, имеют ряд общих свойств. Консонантизм : ограничения на встречаемость фонем в позиции начала слова, тенденция к ослаблению в начальной позиции, ограничения на сочетаемость фонем, тенденция к открытому слогу . Шумные взрывные противопоставлены обычно по силе-слабости или по звонкости - глухости ; глоттализация не встречается. Отсутствуют фонологически релевантные поствелярные ( увулярные в тюркских языках — аллофоны велярных при гласных заднего ряда).
Праалтайский консонантизм реконструируется [ кем? ] в следующем виде [ источник не указан 1547 дней ] :
p h | p | b | m | ||||
t h | t | d | n | s | z | r | l |
č h | č | ǯ | ń | š | j | ŕ | ĺ |
k h | k | g | ŋ |
Вокализм включал 5 монофтонгов (*i, *e, *u, *o, *a) и 3 дифтонга (*ia, *io, *iu), которые возможно были упередненными монофтонгами: *ä; *ö; *ü. Дифтонги встречаются только в первом слоге. Для праалтайского восстанавливается отсутствие сингармонизма . Для вокализма большинства алтайских языков характерен сингармонизм различных типов; сингармонистические системы реконструируются по крайней мере для пратюркского и прамонгольского языков. В части языков имеются долгие гласные, а также восходящие дифтонги (в тунгусо-маньчжурских, некоторых тюркских языках; для определённого периода развития монгольских языков).
В алтайских языках практически отсутствует фонологически значимое силовое ударение . Для языков японско-корейской ветви характерны системы с музыкальным ударением ; реконструируется пракорейско-японская система тонов . В отдельных тюркских языках отмечены тоновые и фонационные просодические различия . Возможное объяснение этого с точки зрения алтайской гипотезы — противопоставление в праязыке гласных по долготе-краткости (по тюркско-тунгусо-маньчжурским соответствиям) и по тону (высокий-низкий, по японо-корейским соответствиям).
Общие тенденции в фонетическом изменении алтайских языков — склонность к установлению сингармонизма различных типов, сложные позиционные изменения, редукция фонологической системы в анлауте , компрессия и упрощение сочетаний, приводящие к уменьшению длины корня. Это вызывало резкое увеличение количества омонимичных корней, компенсируемое сращением корней с аффиксальными элементами, что затрудняет выделение праоснов, установление их значений и сопоставление их в рамках алтайской теории [ источник не указан 1547 дней ] .
В области морфологии для алтайских языков характерна агглютинация суффиксального типа. Имеются и определённые типологические различия: если западные тюркские языки являются классическим примером агглютинативных и почти не имеют фузии , то в монгольской морфологии находим ряд фузионных процессов, а также не только морфонологические , но и морфологические распределения аффиксов, то есть явное движение в направлении флексии. Восточные тюркские языки, попавшие в сферу монгольского влияния, также развивают мощную фузию.
Грамматические категории имени в алтайских языках материковой ветви — число, принадлежность, падеж ; в японском и корейском — падеж. Для аффиксов числа характерно большое разнообразие и тенденция к нанизыванию в пределах одной словоформы нескольких показателей множественного числа с последующим склеиванием их в один; многие показатели обнаруживают материальное сходство с суффиксами коллективных имён, от которых, по-видимому, и происходят. Лёгкий переход значения аффикса от деривационного собирательного к грамматической множественности связан с характером употребления множественного числа в алтайских языках: оно выражается лишь в маркированном случае, иногда — только лексически. Для праалтайского восстанавливается большое число аффиксов собирательности с разнообразными оттенками значений.
Аффиксы принадлежности в монгольских и тунгусо-маньчжурских языках восходят к постпозитивным личным местоимениям, а в тюркских образуют особую систему (возможно, также восходящую к личным местоимениям); особый аффикс принадлежности 3-го лица -ni, не сводимый к местоимениям 3-го лица, возводится к праалтайскому состоянию. В тунгусо-маньчжурских языках аффиксы принадлежности 1-го лица множественного числа различают, как и личные местоимения, инклюзивность и эксклюзивность. Во всех трёх материковых семьях форма принадлежности 3-го лица используется для выражения определённости.
Практически для всех алтайских падежных систем характерен именительный падеж с нулевым показателем; форма с нулевым падежным показателем используется также при многих послелогах. Такая форма восстанавливается и для праязыка. Реконструируются также аффиксы винительного, родительного, партитивного, дательного и творительного падежей. Имеется ряд общих показателей с локализационными, направительными и подобными значениями, частично задействованных по языкам в именных парадигмах, частично проявляющихся в наречных образованиях. Эти показатели часто присоединяются друг к другу и к падежным аффиксам «основных» падежей, первоначально для выражения оттенков локализационно-направительных значений; затем тонкие различия стираются и возникают этимологически сложные падежные показатели.
Личные местоимения тюркских, монгольских и тунгусо-маньчжурских языков обнаруживают существенные совпадения (ср. различие прямой (bi-) и косвенной (m-) основ у местоимений 1-го лица; основа местоимения 2-го лица в монгольских языках (*t- > n-) отличается от тюркской и тунгусо-маньчжурской (s-). В монгольских и тунгусо-маньчжурских различаются инклюзивные и эксклюзивные местоимения 1-го лица мн. числа. Притяжательные местоимения производны от личных; в монгольских и тунгусо-маньчжурских языках имеются возвратно-притяжательные местоимения. Указательные местоимения совпадают формально и семантически в монгольских и тунгусо-маньчжурских языках; в тюркских древняя система (имеются три степени дальности). В корейском имеются общие с монгольскими и тунгусо-маньчжурскими указательные местоимения i (*e) ‘этот’ и te ‘тот’. Восстанавливаются два вопросительных местоимения с противопоставлением по личности/неличности. В монгольских языках имеется особая категория местоглаголий (этимологически — глаголы, производные от указательных и вопросительных местоимений); к этой же категории относят отрицательный глагол е-, общий для монгольских и тунгусо-маньчжурских языков.
В алтайском глаголе находят две исконно глагольные формы: повелительное наклонение (в форме чистой основы) и желательное наклонение (на -s-). Прочие финитные формы этимологически представляют собой различные отглагольные имена, стоящие в предикатной позиции, или оформленные аффиксами предикативности (обычно выражают лицо и число). Показатели этих отглагольных имён (играющие ныне роль видо-временных и совершаемостных) обнаруживают значительное материальное сходство, однако их первоначальная семантика и употребление сильно затемнены внутрисистемными изменениями. Категория залога в алтайских языках является скорее словообразовательной; при общей структурной близости она сохраняет мало материально тождественных показателей. Для тюркских и тунгусо-маньчжурских языков характерно включение в глагольную парадигму категории отрицания, но показатели её не совпадают. Имеется несколько общих модальных показателей. Личное согласование глагольных форм представлено в языках внутреннего круга; его показатели восходят в конечном счёте к личным местоимениям. В японском и корейском как функциональный аналог личного согласования выступает развитая категория вежливости.
Алтайские языки — языки номинативного строя с преобладающим порядком слов SOV и препозицией определения. В тюркских, монгольских и тунгусо-маньчжурских языках встречаются изафетные конструкции с посессивным показателем при определяемом слове. Применяется в основном бытийный способ выражения обладания (то есть «у меня есть», а не «я имею»), кроме монгольских, где обладание выражается с помощью особого прилагательного на -taj (типа «я есмь лошадный»; прилагательные обладания и необладания есть и в других материковых алтайских языках). В японском и корейском предложении обязательно формально выражено актуальное членение. Термин «алтайский тип сложноподчинённого предложения» связан с предпочтением, оказываемым алтайскими языками абсолютным конструкциям с глаголом в нефинитной форме перед придаточными предложениями [ источник не указан 1547 дней ] .
Возникновение научной алтаистики связано с именем Б. Я. Владимирцова , Г. Й. Рамстедта и Н. Н. Поппе . Г. Рамстедт выдвинул гипотезу о родстве не только тюркских , монгольских и тунгусо-маньчжурских языков, но и корейского , впоследствии отвергнутую большинством учёных. Р. Миллер выдвинул, а С. А. Старостин развил гипотезу о принадлежности к той же семье японского языка, также отвергаемую большинством исследователей.
По глоттохронологическим признакам протоалтайский язык разделился на корейско-японскую , маньчжурско-тунгусскую и тюрко-монгольскую семьи 8—7 тыс. л. н., тюркские и монгольские языки разошлись примерно 6,5 тыс. л. н., булгарская ветвь отделилась от тюркской 2,5 тыс. лет назад .
Периодизация соотношения алтаистических и «контралтаистических» идей, согласно польскому лингвисту М. Стаховскому, выглядит следующим образом: до 1960-х годов — прогресс в алтаистике; 1960-е годы — 2003 год — преобладание «контралтаистов» (автор называет их «антиалтаистами», хотя у антиалтаистов и у контралтаистов разные убеждения и разные цели; антиалтаистами признаются те, кто отрицает наличие алтайской семьи языков, но не отрицает принадлежности отдельных групп алтайских языков к единой макросемье — ностратической ); с 2003 года — «алтаистический вакуум» .
Как пишет алтаист А. А. Бурыкин , после 2003 г. «вакуум» характерен для европейской алтаистики, «в России же в этой области были достигнуты явные успехи — в первую очередь это заслуга московской алтаистической школы, представители которой подготовили этимологический словарь алтайских языков» .
Алтаисты подвергают критике аргументы против идеи генетического родства алтайских языков, которые близки методам сопоставительного или контрастивного языкознания, но не имеют ничего общего с теорией сравнительно-исторического языкознания . В. И. Рассадин видит решение алтайской проблемы в поиске общеалтайских сходных элементов . Бурыкин считает, что для прогресса необходимо выявление архаических состояний отдельных групп алтайских языков. По его мнению, необходимо, чтобы исследователи основывались в своих построениях на классификацию языков алтайской семьи по объёму сохранения архаических черт и инноваций, а не на равную ценность разных языковых групп .
Согласно Бурыкину, отношения между монгольскими и тюркскими языками в плане исторической фонетики вполне сравнимы с соотношением немецкого и английского языков, а тунгусо-маньчжурские языки относятся к тюркским и монгольским языкам так же, как голландский — к немецкому и английскому. По его мнению, выявление архаических состояний также позволяет с оптимизмом смотреть на дальнейшее развитие теории родства алтайских и уральских языков .
Основной словарь тюркских и маньчжурских языков не совпадает. После исключения слов, которые наверняка можно признать заимствованными, общие элементы в тюркском и монгольском основном словаре составят не более 2% от основного словаря, причем эти общие слова легче объяснить заимствованиями, чем как свидетельство генетических связей. После подобных же исключений общие элементы в монгольском и маньчжурском основном словаре не превысят 3,5% от всего лексического состава, причем эти слова могут быть легче объяснены как лексические заимствования, чем как свидетельство генетических связей. Даже если считать, что минимальные соответствия между основным словарями монгольских и тюркских языков и монгольских и маньчжурских языков соответственно на первый взгляд дают определенное свидетельство о генетических связях, монгольские языки не могут быть генетически связаны с обоими уже потому, что тюркские не связаны с маньчжурскими .
В последнее десятилетие критики, помимо чисто лингвистических аргументов, используют и археологические. Первоначальная обособленность тюркской группы от монголо-тунгусской подтверждается не только историко-лингвистическими, но и историко-культурными и археологическими данными. Так, И. Л. Кызласов указывает на существенные отличия археологической материальной культуры ранних тюрков от монголо-маньчжурской, предполагая, что это связано с различным происхождением данных народов. Он приходит к выводу, что тюркскую группу следуют отчленить от алтайской и рассматривать отдельно, как это было сделано в свое время с расчленённой на две семьи урало-алтайской семьёй, также детально заняться лингвистически и археологически той длительной и сложной историей, которая была пройдена наиболее ранними тюркскими народами и их по-настоящему древними предками. Такой подход меняет взгляд на начальные этапы истории тюркских народов, размещение их прародины и ее этнокультурное окружение .
Ряд исследователей ( Гарма Санжеев , Александр Щербак , , Андраг Рона-Таш , Александр Вовин , Штефан Георг , Герхард Дёрфер , , Владислав Котвич , Дьюла Немет , Л. Лигети, Д. Синор) считает родство алтайских языков недоказанным, отрицает прежнюю теорию единого алтайского праязыка, внешнее родство тюркских, монгольских и тунгусских языков объясняет на основе их схождения (сближения), а не расхождения из одного корня, оставляя за алтайской общностью лишь ареальный и типологический статус.
Основные претензии вызывает введённая в алтайское сравнение лексика: утверждается, что все алтайские лексические сопоставления могут быть объяснены разновременными заимствованиями и что общими для алтайских языков оказываются как раз слова, по своему значению относящиеся к «проницаемым» частям лексической системы. Алтаисты также не отрицают наличия тесных контактов между тюрками, монголами и тунгусо-маньчжурами и заимствования слов между языками, однако не считают это серьёзным возражением.
По утверждениям алтаистов, характерной чертой "алтайских" языков являются агглютинативный строй и порядок слов SOV с препозицией определения. Однако, А. В. Вовин отмечал, что различные аффиксы японского языка выглядят как грамматикализовавшиеся служебные частицы. Также, ссылаясь на тексты Манъёсю и Кодзики, он отмечает значительно более широкое, нежели в современном японском, использование префиксов, и указывает на ряд словосочетаний, в которых определение следует за определяемым. Это позволило ему предположить, что протояпонский был аналитическим языком с порядком слов SVO, типологически более близким к тай-кадайским или мон-кхмерским языкам, чем к тюркским, монгольским или тунгусо-маньчжурским .