Михаи́л Ива́нович Росто́вцев ( англ. Michael Rostovtzeff ; 29 октября [ 10 ноября ] 1870 года , Житомир — 20 октября 1952 года , Нью-Хейвен , Коннектикут ) — русский и американский (в эмиграции) историк - антиковед , археолог , публицист. Специалист по социально-экономической истории эллинизма и Древнего Рима , а также по античному Причерноморью .

Дед и отец М. И. Ростовцева имели высшее образование, занимали высокие посты в структуре Министерства народного просвещения . Антиковедческое призвание Михаил проявил ещё в гимназии, в 1888—1890 годах обучался в Киевском университете , далее перевёлся в Петербург, после окончания университета в 1892 году совершил поездку в Италию. В 1892—1895 годах в период подготовки к профессорскому званию преподавал в Николаевской гимназии ( Царское Село ). В 1895—1898 годах на стажировке с посещением Стамбула , Афин и Вены , побывал также в Италии и Испании. В Париже занимался каталогизацией свинцовых тессер Кабинета медалей . После возвращения занял должность приват-доцента Петербургского университета и и профессора Высших женских курсов . В 1899 году защитил магистерскую диссертацию «История государственного откупа в Римской империи», в 1903 году докторскую диссертацию на тему «Римские свинцовые тессеры» и стал профессором кафедры классической филологии университета. Член Русского археологического общества . После революции 1905 года занимался общественной деятельностью, печатался в журналах « Мир Божий », « Вестник Европы » и « Русская мысль », состоял в партии кадетов , известность получили ростовцевские «вторники», на которых бывали Н. И. Кареев , И. А. Бунин , Вяч. Иванов , и другие. Избран почётным профессором Лейпцигского университета (1910) и членом-корреспондентом Берлинской Академии наук (1914), ряд своих трудов выпустил в немецком и французском переводе .

Во время Первой мировой войны занимался сбором средств для раненых и беженцев, введён французским правительством в Орден Почётного легиона (1917). 9 мая 1917 года Ростовцев избран академиком Российской академии наук (в 1928 году исключён из АН СССР , в 1990 году восстановлен). В 1918 году с женой командирован в Европу, что фактически явилось бегством. В Лондоне вместе с П. Милюковым , А. Тырковой-Вильямс основал «Русский освободительный комитет», активно поддерживал Белое движение . Колледж Корпус-Кристи ( Оксфордский университет ) в 1918 году присудил ему почётную докторскую степень, но отказал в профессорской вакансии. В 1919—1920 годах Ростовцев жил во Франции, участвовал в создании Русской академической группы в Париже и Русской гимназии. Избран в 1920 году членом-корреспондентом Академии надписей и изящной словесности . В 1920 году приглашён профессором Висконсинского университета , в котором работал до 1925 года. С 1925 по 1944 год — профессор Йельского университета . В 1928—1937 годах работал в американо-французской археологической экспедиции в Дура-Эвропос . В 1935 году избирался президентом Американской исторической ассоциации (высшая степень в сообществе историков США), с 1939 года переведён на ставку эмерита в должности начальника археологического центра. Почётный доктор университетов: Висконсинского и Йельского (1925), Кембриджского (1931), Гарвардского (1936), Афинского (1937), Чикагского (1941). В эмиграции принимал участие в организации нескольких периодических изданий: «The New Russia», «Struggling Russia», «The New Europe», « Новый журнал »; дружил с П. Сорокиным и Г. Вернадским , переписывался со многими деятелями эмиграции. После 1944 года из-за тяжёлого заболевания отошёл от научной и общественной деятельности . В 1947 году избран членом Академии деи Линчеи (Рим). Скончался и похоронен в США .

По выражению В. И. Кузищина , Ростовцев продолжил лучшие традиции русской исторической науки конца XIX века. До своей эмиграции занимался по преимуществу проблемами римского колоната , хлебного снабжения в Римской империи (докторская диссертация посвящена тессерам ), а также археологическим исследованием Юга России, источниковедением истории скифов и Боспорского царства . Обосновал сложное переплетение древнегреческой, иранской и местных культур в древнем Причерноморье. Общую концепцию греко-римского мира разрабатывал в США, что вылилось в три фундаментальные монографии, вышедшие в свет в 1926—1941 годах. Придерживался концепции существования античного капитализма и буржуазного характера древнегреческой цивилизации, достигшей в эпоху эллинизма уровня развития, по многим параметрам сопоставимого с Европой XVI—XVIII веков. Это оказалось возможно благодаря наличию предприимчивого и свободного буржуазного сословия, которое перешло на сторону Рима из-за централизаторской политики правителей эллинистических царств. Экономическая политика Римской державы в I—II веках нашей эры способствовала дальнейшему развитию буржуазного класса, созданию общеимперского рынка и общесредиземноморской городской цивилизации. Однако оборона чрезмерно растянувшихся границ от варваров требовала огромной армии, что влекло повышение налогов и централизацию и регламентацию экономики. Это подорвало могущество античной буржуазии и предопределило её конфликт с императорской властью. В итоге к IV веку императорам удалось разгромить городскую буржуазию и установить восточную деспотию со всеобщим закрепощением и бюрократией, возвратом от развитых форм античной жизни к натуральной экономике . Концепция Ростовцева допускала «пролетарские революции» в древности, из-за чего целым рядом историков XX—XXI веков ( А. Момильяно , М. Весом, С. Б. Крихом ) утверждалось, что историк допускал модернизацию и, очевидно, отождествлял Римскую и современную ему Российскую империю и СССР. Тем не менее, теории Ростовцева и его работы остаются актуальными и используются антиковедами Европы и Северной Америки, он стал прижизненным классиком антиковедения .

Россия и Европа — первая половина жизни

Российская часть жизни Михаила Ивановича Ростовцева составила 47 лет из почти что 82-х. В. Ю. Зуев в ранней биографии учёного выделял пять периодов: киевские детство и юность (1870—1890); университетские годы, включающие гран-тур и завершающиеся магистерской защитой (1890—1898); первый петербургский период (1899—1908) — обретение научной известности; второй петербургский период (1908—1914) — начала больших научных проектов и общественной активности; петроградский период (1914—1918) — время военных и революционных испытаний, завершающееся отъездом из России .

Генеалогия. Киевские годы (1870—1890)

Согласно генеалогическим изысканиям нидерландского исследователя Маринуса Веса, основателем рода будущего археолога был ростовский мещанин Павел, получивший фамилию Ростовцев по родному городу. Во времена Екатерины Великой он переехал из Ростова в Воронеж , вероятно, перейдя в купеческое сословие . Его сын Яков Павлович (1791—1871) был первым в семье интеллектуалом, который получил юридическое и естественнонаучное образование в Харьковском университете (пятом его наборе ) и слыл знатоком латыни. В 1814 году он начал работу в Полтавской гимназии , и к 1839 году дослужился до директора Черниговской гимназии и инспектора народных училищ Черниговского уезда (личное дворянство получил в 1833 году ). В 1844 году он удостоился чина статского советника , дававшего потомственное дворянство , и в 1846 году вышел в отставку. В браке он имел, как минимум сына и дочь — Ивана и Александру . Иван Яковлевич Ростовцев (1831—1917) изучал классические языки во Свято-Владимирском университете в Киеве , и в этом городе начал карьеру гимназического учителя. В Житомире , где он стал директором гимназии, 29 октября 1870 года родился шестой ребёнок — сын Михаил. Его двоюродным братом являлся А. В. Луначарский (сын Александры Яковлевны), который несколько лет воспитывался в доме Ростовцевых. Всего в браке Ивана Яковлевича Ростовцева и Марии Ивановны Монаховой родилось шестеро сыновей и две дочери. Старший брат Борис (род. 1864) пошёл по таможенному ведомству, к 1903 году был заместителем начальника Одесской таможни и к 1911 году дослужился до начальника Московского таможенного отделения. Дмитрий (род. 1867) не слишком успешно окончил историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета, поддерживал отношения с младшим братом ещё в 1920-е годы. Самые близкие и эмоциональные узы связывали Михаила с младшим братом Фёдором (1878—1933), который, отличаясь музыкальными способностями, стал военачальником, участвовал в Белом движении , в эмиграции во Франции сделал карьеру преподавателя .

Первоначально Михаил получал домашнее образование, в автобиографии отметив, что интерес к античному миру унаследовал от отца, а общекультурным интересам всецело обязан матери . В 1881 году Михаила отдали в «семейную» (ею руководили его дед и отец) Киевскую Первую гимназию , которую окончил через десять лет с серебряной медалью и Пироговской премией за сочинение «Об управлении римскими провинциями в последний век республики». Два следующих года Ростовцев провёл на историко-филологическом факультете Киевского университета , где стал специализироваться по классической древности. Уже в США он вспоминал, что на первых курсах всерьёз выбирал между антиковедением и русской историей, которую преподавал В. Б. Антонович , приобщивший Михаила к пониманию органической связи древности и современности и универсальному использованию источников. Античными штудиями руководил профессор Ю. Кулаковский , также занимавшийся археологическими исследованиями Юга России. Их отношения не были лёгкими ввиду резкости характера и болезненного самолюбия обоих. Тем не менее, именно Кулаковский, известный изучением памятников античной живописи на Юге России, натолкнул Ростовцева на одну из генеральных научных тем . Дальнейшую судьбу Ростовцева, по мнению его биографа М. Веса, определила административная судьба его отца («если бы его тогда не обошли, его сын Михаил Ростовцев никогда бы не поехал учиться в Петербург. Он бы остался в Киеве»). В 1888 году должность попечителя Киевского учебного округа сделалась вакантной, но Иван Яковлевич был обойдён повышением, и лишь в 1890 году был назначен главой Оренбургского учебного округа , проведя на этой должности следующие 14 лет. М. Вес рассматривал это как завуалированную ссылку чрезмерно либерального чиновника: в 1890 году одновременно освободились должности попечителей в Казани и Дерпте .

От студента к приват-доценту (1890—1899)

Петербург

В связи с назначением в Оренбург, М. Я. Ростовцев, понимая, что не сможет контролировать жизнь 19-летнего сына, обратился к давнему другу — декану историко-филологического факультета Петербургского университета И. В. Помяловскому . Первое письмо Ростовцев-старший отправил 26 марта 1890 года, и уже в конце июля Михаил переехал в столицу, с которой был связан следующие 27 лет своей жизни. 1 сентября он официально стал студентом третьего курса. Сложившаяся в Киеве научная дилемма отпала сама собой: учителями молодого учёного сделались всемирно известные специалисты Ф. Ф. Зелинский (общие вопросы древнегреческой и эллинистической кулььтуры), В. К. Ернштедт (эпиграфика), П. В. Никитин (классическая филология) и особенно Н. П. Кондаков (история и теория классического искусства). Впоследствии все они стали членами Академии наук. Занятия у Кондакова чаще всего проходили у него на квартире в доме 15 по Литейной улице , причём личных учеников Кондакова полуиронически величали «фактопоклонниками». Кроме Ростовцева в этот круг входили С. А. Жебелёв , Б. А. Тураев , Г. Ф. Церетели , и некоторые другие . На старших курсах М. Ростовцев активнее всего занимался вопросами античного искусства, когда он стал рассматривать помпейскую живопись с источниковедческой точки зрения. Сочинение на эту тему было отмечено золотой медалью Совета университета; выпускник Ростовцев удостоился диплома первой степени. Отец вновь обратился к декану Помяловскому с просьбой не только принять сына на кафедру для приготовления к профессорскому званию , но и назначить ему стипендию. 15 августа 1892 года М. И. Ростовцев подал прошение зачислить его учителем Царскосельской Николаевской гимназии, директором которой был И. Ф. Анненский . В декабре того же года Михаил Иванович был оставлен при факультете, но без стипендии, зарабатывал он на жизнь, преподавая в гимназии греческий и латынь, попутно готовя учебное издание « Записок о Галльской войне ». В мае 1893 года, соединив накопленные сбережения с суммой, присланной родителем, Ростовцев взял отпуск и отправился в свою первую заграничную поездку .

Ростовцев располагал рекомендациями Ф. Ф. Зелинского и сразу отправился в Рим , где познакомился с сотрудниками Германского археологического института , прежде всего . Далее 22-летний учёный отправился в Помпеи , где познакомился с — библиотекарем Германского института, который каждый июль проводил на руинах города 10-дневный семинар-экскурсию для учёных и педагогов (Ростовцев участвовал в них дважды). Именно Мау разработал и доказал концепцию эволюции четырёх стилей живописи в Помпеях . В Россию Ростовцев вернулся с двухмесячным опозданием, только после того, как иссякли все средства. Тем не менее, директор Анненский не предпринял санкций и оставил Ростовцева в штате, а с 1 января 1894 года Михаил Иванович стал получать стипендию в размере 600 рублей в год. В течение года он сдал все магистерские экзамены и опубликовал свою первую статью, обобщавшую опыт помпейских раскопок лета и осени прошлого года. Он также подал прошение о предоставлении годичной зарубежной командировки для завершения магистерской диссертации. Официальным куратором вызвался быть Ф. Ф. Зелинский, который разработал программу работы .

Научный гран-тур

15 марта 1895 года М. И. Ростовцев выехал в длительное путешествие, которое благодаря финансовой помощи и доброй воле И. В. Помяловского и И. Я. Ростовцева, продлилось более трёх лет. Первая остановка произошла в Стамбуле в Русском археологическом институте , откуда Михаил Иванович поехал в Афины , где познакомился с магистрантом Новороссийского университета Б. В. Фармаковским . В мае — июне 1895 года он принял участие в экспедиции по островам Эгейского моря, устроенной Вильгельмом Дёрпфельдом . На Делосе Ростовцев впервые археологически изучал конструкцию частных домов, придя к выводу об их сходстве с помпейскими. Обратный путь проходил по побережью Малой Азии с посещением Трои . В Афинах учёный прослушал лекции о скульптуре и вазописи. В июле вместе с учениками Н. П. Кондакова Ростовцев совершил 15-дневную поездку на Пелопоннес для ознакомления с раскопками. В август он поехал в Италию, где до октября работал на римских и помпейских раскопках Германского института, особенно в Доме Веттиев. С П. Вольтерсом Ростовцев работал в Корнето над росписью древних гробниц . С ноября 1895 года Ростовцев неполный семестр занимался в Венском университете у немецкого антиковеда Отто Бенндорфа (археология) и эпиграфиста Ойгена Бормана, ученика Моммзена . В австрийской столице учёный сильно бедствовал, так как все средства истратил на поездки по античным раскопкам Австро-Венгрии . В мае 1896 года в Вену приехал Н. П. Кондаков, который забрал Ростовцева с собой в Италию и Испанию. В июле 1896 года молодой учёный надолго обосновался в Париже, работая в Кабинете медалей над разбором коллекции свинцовых тессер вместе с М. Пру .

Весной 1897 года Ростовцев отправился через Сицилию в Тунис и Алжир . Путешествие продлилось два месяца, к июню учёный вернулся в Париж, а оттуда совершил недельную поездку в Лондон. Это путешествие планировалось ещё в 1896 году после прочтения исследования Г. Буасье . Декану Помяловскому он отчитывался, что запланировал изучать руины римских вилл для изучения античного землевладения и агарного строя. Руководство университета продлило Ростовцеву командировку ещё на один год, что позволило совершить 1000-километровую экспедицию и посетить два десятка археологических объектов, включая Карфаген , Ламбезис и Тимгаду . Эта часть путешествия изобиловала открытиями: например, в дневнике фиксируются памятники, ещё не представленные Академии надписей и изящной словесности . Ростовцев описал и зарисовал мозаику «Табун лошадей» из Суса , впоследствии сильно пострадавшую от бомбардировок Второй мировой войны. Ростовцев продолжал изучение тессер, сравнивал устройство арабских домов и городской планировки с римскими (и нашёл черты преемственности). Обработка африканских материалов так никогда и не состоялась, однако они впоследствии были использованы в его исследовании социально-политического устройства провинций Римской Африки . Оставшуюся часть своей командировки — осень и зиму 1897—1898 годов — Ростовцев провёл в Риме, работая сразу над магистерской и докторской диссертациями. Он опубликовал более двадцати статей в европейских энциклопедиях и научных изданиях, включая «Нумизматическое обозрение» и словарь Паули-Виссова , был избран членом-корреспондентом Германского археологического института (1898) .

Вернувшись в Россию, Ростовцев оказался в трудной ситуации: он не был допущен к защите магистерской диссертации и не принят в штат университета. Средств к существованию больше не было. Встревоженный И. Я. Ростовцев требовал, чтобы сын вернулся в Оренбург, и в октябре 1898 года властью попечителя учебного округа зачислил его в штат местной гимназии учителем древних языков. Однако в это же время Ф. Ф. Зелинский добился назначения Михаила Ивановича на кафедру римской истории Высших женских курсов . 20 января 1899 года в университетской типографии была отпечатана магистерская диссертация и успешно пройден конкурс на должность приват-доцента с чтением пробной лекции. Публичная защита диссертации на соискание звания магистра римской словесности «История государственного откупа в Империи (от Августа до Диоклетиана)» прошла 21 апреля 1899 года, официальными оппонентами выступили Ф. Ф. Зелинский и Ф. Ф. Соколов .

Петербургский учёный (1899—1918)

В 1901 году избран профессором университета по кафедре древней истории и классической филологии. В 1903 году защитил докторскую (о римских тессерах). Преподавал также в Александровском лицее . Занимался изучением античной живописи в боспорских склепах в Керчи .

Сотрудничал в журналах « Мир Божий », « Русская мысль » и « Вестник Европы », много публиковался в зарубежных (прежде всего немецких) научных журналах . С 1905 года был членом и активным деятелем кадетской партии , придерживался либеральных взглядов, впоследствии характеризовал себя как «антисоциалиста», известен своими антибольшевистскими выступлениями .

Действительный член Императорской археологической комиссии . При активном участии видного немецкого филолога-классика Ульриха фон Виламовица-Мёллендорфа состоялось его избрание в члены-корреспонденты Берлинской академии наук в июне 1914 года

Н. П. Анциферов , окончивший ИФФ Петроградского университета в 1915 году, вспоминал, что в своих лекциях Ростовцев «давал блестящий по выразительности и глубокий по существу анализ боровшихся исторических сил», при этом «весьма ограниченно трактовал роль отдельной исторической личности» . Анциферов также вспоминал, что во время Первой мировой войны Ростовцев занял воинственную антинемецкую позицию, которая впоследствии «много повредила ему. Эдуард Мейер , по слухам, завещал Ростовцеву свою кафедру, но немецкие учёные отказались утвердить на ней воинствующего врага пангерманизма» .

Швеция — Великобритания — Франция: командировка-эмиграция (1918—1920)

С лета 1918 года в эмиграции: пароходом из Петрограда попал в Швецию, работал там и в Норвегии несколько месяцев, затем перебрался в Англию , читал лекции в Оксфорде. Работал в Комитете освобождения России. В 1919 году переехал во Францию.

Вторая половина жизни: США (1920—1952)

Висконсинский период (1920—1925)

С 1920 года, по приглашению У. Вестерманна , в США. Преподавал в 1920—1925 годах в висконсинском университете Мэдисона (эти пять лет называл самыми счастливыми в своей жизни), а с 1925 года — в Йеле , с 1944 года эмерит . В 1935 году президент Американской исторической ассоциации (как отмечают, ранее этого высокого поста эмигранты не удостаивались ). С 1928 по 1936 годы принимал участие в написании « Кембриджской истории древнего мира » . В 1928—1937 годах руководил раскопками античного города Дура-Европос в Сирии .

Йельский университет и весь мир (1925—1944)

Будучи в эмиграции, получил мировое признание . По оценке С. Криха, «пожалуй, никого из историков древности не переводили и не публиковали на европейских языках в 1920—1930-е годы столь обильно» . В СССР же исключён в 1928 году из Академии наук, в 1990 году восстановлен. Ему были присвоены почетные звания и степени университетов Европы и США: в 1919 году — Оксфордского, в 1925 году — Висконсинского и Йельского, в 1931 году — Кембриджского, в 1936 году — Гарвардского, в 1937 году — Афинского, в 1941 году — Чикагского .

Отставка. Последние годы жизни (1944—1952)

После отставки летом 1944 года Ростовцев погрузился в тяжёлую депрессию. На него также сильно повлияли военные новости и он переживал за своих коллег, которых, как он полагал, можно было спасти, вывезя в США, через Российско-американский союз помощи русским вне СССР. Согласно переписке Софии Ростовцевой с Брэдфордом Уэллсом, в 1946 году Михаил Иванович прошёл курс электросудорожной терапии , которая не дала видимого улучшения, более того, появились провалы в памяти. Впрочем, Уэллс сообщал одному из своих коллег, что Ростовцев стал «весел и приветлив», возобновил работу с источниками и новой научной литературой, но уже был не в состоянии писать. Согласно сведениям , Ростовцева подвергли модной в те годы лоботомии , но об этом не упоминается в переписке его родных и друзей . 20 октября 1952 года он скончался, был кремирован и похоронен на Университетском кладбище Гров-стрит . Публичная панихида по учёному прошла спустя семь недель, 7 декабря 1952 года в Нью-Йорке, в епископальной церкви Воскресения Христова (Восточная 74-я стрит), однако была организована тремя эмигрантскими организациями и являлась, согласно М. Весу, «чисто русским делом». Собрались члены Общества друзей русской культуры, Толстовского фонда (одним из основателей которого являлся покойный) и Общества друзей Свято-Сергиевской русской православной богословской академии в Париже, почётным президентом последнего был М. И. Ростовцев. Выступали Ариадна Тыркова-Вильямс , стипендиат института Думбартон-Окс Александр Васильев , профессор Колумбийского университета Элиас Бикерман и гарвардский профессор Михаил Карпович .

Личность. Частная жизнь

В России

По воспоминаниям, Михаил Иванович Ростовцев был очень невысокого роста, коренастого сложения; все общавшиеся с ним отмечали большую голову и черты лица, напоминавшие типичную римскую портретную скульптуру. Также все мемуаристы отмечали светлые глаза, выделявшиеся на лице. В разговоре он слегка картавил .

Характеризуя натуру М. И. Ростовцева, современный историк С. Б. Крих отмечал, что хотя в историографии он считается учёным-«модернизатором», но никогда не воспринимается как « модернист ». В частности, его общение с Вяч. Ивановым , А. Блоком , В. Набоковым воспринимается как биографический факт (или даже «данность»). Проявлением подобного подхода являются воспоминания жены Куприна М. К. Куприной-Иорданской , которая называла Софию Михайловну Кульчицкую (1878—1963) «девушкой современной и в то же время практичной», которая вышла замуж за 30-летнего профессора «руководствуясь достаточно рациональными соображениями будущего благосостояния». Ростовцев описывался Куприной как учёный зануда, «к месту и не к месту подчеркивающий важность своего занятия». Комментируя эти пассажи, С. Б. Крих утверждал, что Куприна-Иорданская лекций Ростовцева никогда не посещала, работой его не интересовалась, и её высказывания следует понимать в контексте популярной тогда идеи избавления образования от классических языков. Она прямо утверждала, что «античность, как таковая, немодна и, в общем, не нужна современности» . София Михайловна сама была интеллектуалом, профессионально занималась искусствоведением . Для « Нового энциклопедического словаря » Брокгауза и Ефрона написала статьи о Н. Н. Ге (т. ХII); К. А. Коровина , С. А. Коровина (т. ХХII); Е. Е. Лансере , И. И. Левитане (т. ХХIV) . Ариадна Тыркова-Вильямс очень высоко оценивала роль Софьи Михайловны в жизни Ростовцева. Она оказалась истинной женой учёного, «незаменимой для него во многих отношениях», а во время эмигрантской жизни сделалась «научным секретарём». С. М. Ростовцева полностью разделяла политические взгляды Михаила Ивановича. Оба любили музыку, театр и литературу, отличались ироническим мировоззрением: «не грешили ходульной догматичностью и всегда были не прочь посмеяться» .

В. Ю. Зуев характеризовал стиль жизни четы Ростовцевых как «типично буржуазный и специфически петербургский»; детей у них не было. Два первых года брака супруги провели в доме Кульчицких, а с 1903 года и до самого отъезда из России пятнадцать лет спустя квартировали на Большой Морской улице (дом 34, квартира 10). Квартира из шести комнат располагалась на последнем этаже, а из окон кабинета Ростовцева открывался вид на Адмиралтейство. И профессор, и его жена вели образ жизни, привычный им с детства: домашнее хозяйство вела прислуга, руководимая хозяйкой дома. Жалованье петербургского профессора в 3000 рублей в год дополнялось гонорарами за научные и популярные публикации. Ритм жизни был типичным для петербургского высшего общества: день начинался около 11 часов и завершался к трём ночи. Ростовцев распланировал расписание так, что университетские дела занимали его по понедельникам и вторникам, причём вторая половина вторника и ночь на среду была посвящена еженедельным журфиксам . На четверг и пятницу приходились лекции в университете и на Высших женских курсах, а также присутствие в Императорском Археологическом обществе. В среду занятий не было, в период 1903—1907 годов Ростовцев нередко посещал «Башню» Вячеслава Иванова . Михаил и София еженедельно посещали концерты и спектакли, имели постоянный абонемент в Мариинском театре . Ростовцев очень серьёзно относился к распределению своего времени и утверждал, что а-приори работоспособность профессора в Российской империи превышает таковую у других граждан, подсчитав, что он сам занимается интеллектуально-аналитической деятельностью по 10-11 часов в сутки .

Не имевшие собственной дачи Ростовцевы выезжали в Куоккалу к Леониду Андрееву или в Гатчину к Куприну (его жена была подругой Софьи Михайловны). Лето, если не было заграничных поездок , проводили в Кореизе в Крыму, где была дача у Кульчицких, предоставляемая Ростовцевым. Их крымская жизнь отражена во многих источниках; Михаил Иванович и в отпусках не менял образа жизни, распределяя день между писанием статей и книг и посещением археологических объектов. В доме всегда находились гости — родственники и коллеги, приезжавшие по делам. Вечерами супруги чаще всего посещали дачу Н. П. Кондакова , которую Ростовцев именовал «настоящей свободной академией» (впрочем, в автобиографии он откровенно заявил, что «предпочитал крымское вино чаю») .

Адаптация в США

Жизнь в США оказалась для Ростовцевых сложной в сугубо бытовом плане, когда пришлось полностью встраиваться в абсолютно незнакомый образ жизни. Впрочем, и Михаил Иванович, и Софья Михайловна стремились «перестать быть бродячими собаками», и в мае 1929 года получили американское гражданство . Одной из главных проблем был языковой барьер: Ростовцев являлся полиглотом , способным, по свидетельствам разных лиц (включая Арнальдо Момильяно ), читать лекции на пяти или шести языках , но английский язык никогда не был его сильной стороной. Относительно плохое знание языка было важной причиной отказа в трудоустройстве в Оксфорде, да и в Мэдисоне на первых порах студенты жаловались на своего профессора. Главные трудности коренились не в академической сфере: общаться на научные темы или читать лекции подчас было проще, чем поддерживать «светскую» беседу . Ростовцев уже в 1920-е годы полностью осознал себя невозвращенцем, и, в отличие от многих других эмигрантов, прямо говорил, что даже если «мужик» свергнет большевиков, «культура ему не нужна», и потому не рассчитывал когда-либо вернуться на родину .

В Мэдисоне Ростовцевы снимали трёхкомнатную квартиру в университетском кампусе близ студенческого клуба, где могли обедать. Во время поездки Ростовцевых в Европу в весенний семестр 1927 года в их квартире полгода жил Георгий Вернадский . Заработная плата поначалу была небольшой: принятый на жалованье 5000 долларов в год Ростовцев утверждал, что начальство «держит его в чёрном теле». После перехода в Йель жалованье резко возросло, так как он занимал должность Стерлинговского профессора, то есть получавшего выплаты из частного фонда. В 1939 году Ростовцева перевели на ставку эмерита с годовым жалованьем 12 000 долларов . София Михайловна Ростовцева в висконсинские годы даже составила в одном из писем к Н. П. Кондакову таблицу расходов. Особенно тяжёлым для неё было отсутствие домашней прислуги и дороговизна услуг приходящей кухарки и домработницы (1000 долларов в год). Аренда квартиры с отоплением, горячим водоснабжением и телефоном обходилась в зависимости от времени года в 80—100 долларов в месяц, а стоимость продуктов при домашнем питании достигала 720 долларов в год (при питании в ресторане расходы возрастали до 1620 долларов). Кроме домашнего хозяйства, София Михайловна, лучше владевшая английским языком, чем её муж, вычитывала его статьи и корректуры и составляла библиографию .

С. Б. Крих отмечал, что на Михаила Ивановича в американские годы «ложится ещё и печать некоторой чудаковатости и отстранённости от мира, нечто в духе главного героя набоковского „ Пнина “». Биографы приводили разнообразные университетские слухи и байки, наподобие того, что Михаил и Софья дома жили по юлианскому календарю , и однажды Ростовцев ушёл со сборища, устроенного его женой ради празднования дня рождения (на две недели раньше привычной ему даты). Оба так и не перешли на реформированную орфографию . Для окружающих, особенно знавших Ростовцева до революции, это было проявлением чудаковатости, когда ярый либерал в политике и модернизатор в науке представал в быту чуть ли не как замшелый консерватор, в особенности «на фоне американской провинциальной жизни» . О. И. Захаров считал это совершенно естественным, так как переваливший за пятый десяток учёный ориентировался исключительно на привычные ему нормы поведения и социального общения . Среди упоминаний о развлечениях на первое место выходят концерты (и ни одного упоминания о театральных в Мэдисоне или Нью-Хейвене, оперу и драматические спектакли можно было посмотреть только выезжая в Нью-Йорк или Чикаго). Ни футбола , ни бейсбола Ростовцев не любил, хотя ходил на матчи, если ради них отменяли занятия .

Подытоживая жизнь Ростовцева, А. Тыркова-Вильямс утверждала, что в профессиональной среде всех стран Ростовцева воспринимали как «современного Петрония », сочетавшего тонкий скептический ум «с уменьем ценить прелести жизни» . Не был он чужд и винопитию (предпочитая произведения виноградников Италии), о чём вспоминал даже А. Момильяно . Антиковедение являлось для него постоянным источником «тонких интеллектуальных наслаждений». По натуре он был приветливым, и, по утверждению Тырковой-Вильямс, обращался с каждым собеседником, «как если бы тот находился на его уровне», в Ростовцеве не было «ни тени генеральства». Впрочем, в людях он не терпел скуки или «антиэстетичности», и тогда замыкался. Научная работа была неотделима от честолюбия: «о выборе ещё в одну академию сообщал с аппетитом» и гордился тем, что «немцы величают меня преемником Моммзена » .

Научная деятельность

От русского антиковедения к европейской известности (1892—1914)

В его интеллектуальной биографии Брэдфорд Уэллс выделял три этапа — ранний до 1914 года, разработку экономической истории древности в 1914—1926 гг., поздний, связанный с результатами раскопок в Дура-Европос .

Социально-экономическая история эллинизма и Римской империи

В эмиграции в США опубликовал на английском языке труды, принёсшие ему мировую известность: «Социальная и экономическая история Римской империи» (SEHRE; называется самой известной и так же спорной его работой ) и «Социальная и экономическая история эллинистического мира»; как отмечается, ему принадлежит первенство в создании монументальных трудов по социально-экономической истории древнего Рима и эллинистического мира. По мнению Б. Шоу, указывавшего на поразительный охват Ростовцевым всего Средиземноморья как единого целого, он фактически являлся предтечей Ф. Броделя . То же самое отмечал и Фергюс Миллар .

Являлся сторонником модернизации исторического процесса , что особенно выразилось в его утверждении о наличии капитализма в начале эллинизма и в начале Римской империи , а также использовании терминов « буржуазия » и « пролетариат » для описания классов в античном обществе . Описывал Египет эпохи Птолемеев как «просвещённую социалистическую монархию», обладавшую развитой плановой экономикой, сравнивал его с Советским Союзом . В книге «Социальная и экономическая история Римской империи» изложил свою концепцию упадка Римской империи в результате борьбы крестьянства, составлявшего основную силу римской армии, против городской буржуазии. Остававшиеся вне высокой культуры крестьяне при поддержке императоров восстали против городов, бывших основой экономической мощи державы, и разрушили эту основу. Виламовиц-Мёллендорф указывал эту его книгу самой важной после пятого тома Моммзена .

Современный исследователь русских корней научной деятельности Ростовцева историк Маринус Вес показал, как сквозь картину жизни Римской империи у него отчётливо проступает среда, к которой принадлежал он сам .

Дура-Эвропос — «сирийские Помпеи»

Память. Рецепция теоретического наследия

После кончины М. Ростовцева в прессе и профессиональных изданиях разных стран последовало немало объёмных некрологов. В « Новом русском слове » Ариадна Тыркова-Вильямс опубликовала воспоминания объёмом в половину газетной полосы, проследив историю своего общения с Ростовцевым ещё от работы в редакции «Мира Божьего» . Мемуар на немецком языке выпустила в Японии Корнелия Зелинская-Канокоги, дочь учителя Ростовцева — Ф. Ф. Зелинского . Этот текст завершался следующей сентенцией: «Михаил Иванович всюду находил признание. Но о своей тоске по родине мог поведать только он сам» ( Anerkennung hat Michail Iwanowitch iiberall gefunden. Aber von seinem Heimweh konnte nur er selbst erzahlen ) . Некролог Арнальдо Момильяно впоследствии лёг в основу его обширной статьи о творчестве Ростовцева. Именно Момильяно, который также поделился воспоминаниями о бурном темпераменте и неукротимой воле Ростовцева, впервые призвал западных учёных изучать русские корни его мировоззрения и среду российской науки конца XIX века, в которой формировался учёный («Мы отмечали интерес Ростовцева к аграрной истории, к эллинистической плановой экономике и к городской жизни среднего класса. Все эти три элемента играли важную роль в российской историографии конца XIX — начала XX вв») . Равным образом, Момильяно сформулировал следующий тезис: «Ростовцев относился к числу тех редких людей, которые способны развиваться до самой старости. Кризис изгнания дал новый толчок его мышлению» . Археолог и ассириолог представил академический некролог, заявив, что Ростовцев «одинаково мастерски обращался с литературными источниками, эпиграфикой и археологическими памятниками», предложил новаторские пути исследования экономики эллинизма и Древнего Рима, а также культур Ближнего Востока в эпоху поздней древности . Вклад Ростовцева в востоковедение связан с раскопками Дура-Эвропос, тем более, что учёный ещё сумел заняться частными проблемами, источники для которых были добыты в древнем городе, в частности, истоков парфянского искусства, не меньшим был его вклад в изучение древних скифов .

Основные труды (с указанием рецензий)

Примечания

Комментарии

Источники

Литература

Ссылки

• на официальном сайте РАН
• (неопр.) . Санкт-Петербургские антиковеды. Дата обращения: 15 января 2024.
• Зубова В. Р. (неопр.) . Дом русского зарубежья им. А. Солженицына. Дата обращения: 11 января 2024.
• Сорокина М. С. (неопр.) . Некрополь российского научного зарубежья. Дата обращения: 15 января 2024.
• Danesi H. (фр.) . Comité des travaux historiques et scientifiques. Institut rattaché à l’École nationale des chartes (5 июня 2013). Дата обращения: 11 января 2024.
• (неопр.) . Yale Department of Classics . Yale University. Дата обращения: 13 января 2024.
• (неопр.) . The Duke University Libraries. Дата обращения: 11 января 2024.