Михаи́л Ива́нович Росто́вцев ( англ. Michael Rostovtzeff ; 29 октября [ 10 ноября ] 1870 года , Житомир — 20 октября 1952 года , Нью-Хейвен , Коннектикут ) — русский и американский (в эмиграции) историк - антиковед , археолог , публицист. Специалист по социально-экономической истории эллинизма и Древнего Рима , а также по античному Причерноморью .

Дед и отец М. И. Ростовцева имели высшее образование, занимали высокие посты в структуре Министерства народного просвещения . Антиковедческое призвание Михаил проявил ещё в гимназии, в 1888—1890 годах обучался в Киевском университете , далее перевёлся в Петербург, после окончания университета в 1892 году совершил поездку в Италию. В 1892—1895 годах в период подготовки к профессорскому званию преподавал в Николаевской гимназии ( Царское Село ). В 1895—1898 годах на стажировке с посещением Стамбула , Афин и Вены , побывал также в Италии и Испании. В Париже занимался каталогизацией свинцовых тессер Кабинета медалей . После возвращения занял должность приват-доцента Петербургского университета и и профессора Высших женских курсов . В 1899 году защитил магистерскую диссертацию «История государственного откупа в Римской империи», в 1903 году докторскую диссертацию на тему «Римские свинцовые тессеры» и стал профессором кафедры классической филологии университета. Член Русского археологического общества . После революции 1905 года занимался общественной деятельностью, печатался в журналах « Мир Божий », « Вестник Европы » и « Русская мысль », состоял в партии кадетов , известность получили ростовцевские «вторники», на которых бывали Н. И. Кареев , И. А. Бунин , Вяч. Иванов , и другие. Избран почётным профессором Лейпцигского университета (1910) и членом-корреспондентом Берлинской Академии наук (1914), ряд своих трудов выпустил в немецком и французском переводе .

Во время Первой мировой войны занимался сбором средств для раненых и беженцев, введён французским правительством в Орден Почётного легиона (1917). 9 мая 1917 года Ростовцев избран академиком Российской академии наук (в 1928 году исключён из АН СССР , в 1990 году восстановлен). В 1918 году с женой командирован в Европу, что фактически явилось бегством. В Лондоне вместе с П. Милюковым , А. Тырковой-Вильямс основал «Русский освободительный комитет», активно поддерживал Белое движение . Колледж Корпус-Кристи ( Оксфордский университет ) в 1918 году присудил ему почётную докторскую степень, но отказал в профессорской вакансии. В 1919—1920 годах Ростовцев жил во Франции, участвовал в создании Русской академической группы в Париже и Русской гимназии. Избран в 1920 году членом-корреспондентом Академии надписей и изящной словесности . В 1920 году приглашён профессором Висконсинского университета , в котором работал до 1925 года. С 1925 по 1944 год — профессор Йельского университета . В 1928—1937 годах работал в американо-французской археологической экспедиции в Дура-Эвропос . В 1935 году избирался президентом Американской исторической ассоциации (высшая степень в сообществе историков США), с 1939 года переведён на ставку эмерита в должности начальника археологического центра. Почётный доктор университетов: Висконсинского и Йельского (1925), Кембриджского (1931), Гарвардского (1936), Афинского (1937), Чикагского (1941). В эмиграции принимал участие в организации нескольких периодических изданий: «The New Russia», «Struggling Russia», «The New Europe», « Новый журнал »; дружил с П. Сорокиным и Г. Вернадским , переписывался со многими деятелями эмиграции. После 1944 года из-за тяжёлого заболевания отошёл от научной и общественной деятельности . В 1947 году избран членом Академии деи Линчеи (Рим). Скончался и похоронен в США .

По выражению В. И. Кузищина , Ростовцев продолжил лучшие традиции русской исторической науки конца XIX века. До своей эмиграции занимался по преимуществу проблемами римского колоната , хлебного снабжения в Римской империи (докторская диссертация посвящена тессерам ), а также археологическим исследованием Юга России, источниковедением истории скифов и Боспорского царства . Обосновал сложное переплетение древнегреческой, иранской и местных культур в древнем Причерноморье. Общую концепцию греко-римского мира разрабатывал в США, что вылилось в три фундаментальные монографии, вышедшие в свет в 1926—1941 годах. Придерживался концепции существования античного капитализма и буржуазного характера древнегреческой цивилизации, достигшей в эпоху эллинизма уровня развития, по многим параметрам сопоставимого с Европой XVI—XVIII веков. Это оказалось возможно благодаря наличию предприимчивого и свободного буржуазного сословия, которое перешло на сторону Рима из-за централизаторской политики правителей эллинистических царств. Экономическая политика Римской державы в I—II веках нашей эры способствовала дальнейшему развитию буржуазного класса, созданию общеимперского рынка и общесредиземноморской городской цивилизации. Однако оборона чрезмерно растянувшихся границ от варваров требовала огромной армии, что влекло повышение налогов и централизацию и регламентацию экономики. Это подорвало могущество античной буржуазии и предопределило её конфликт с императорской властью. В итоге к IV веку императорам удалось разгромить городскую буржуазию и установить восточную деспотию со всеобщим закрепощением и бюрократией, возвратом от развитых форм античной жизни к натуральной экономике . Концепция Ростовцева допускала «пролетарские революции» в древности, из-за чего целым рядом историков XX—XXI веков ( А. Момильяно , М. Весом, С. Б. Крихом ) утверждалось, что историк допускал модернизацию и, очевидно, отождествлял Римскую и современную ему Российскую империю и СССР. Тем не менее, теории Ростовцева и его работы остаются актуальными и используются антиковедами Европы и Северной Америки, он стал прижизненным классиком антиковедения .

Россия и Европа — первая половина жизни

Российская часть жизни Михаила Ивановича Ростовцева составила 47 лет из почти что 82-х. В. Ю. Зуев в ранней биографии учёного выделял пять периодов: киевские детство и юность (1870—1890); университетские годы, включающие гран-тур и завершающиеся магистерской защитой (1890—1898); первый петербургский период (1899—1908) — обретение научной известности; второй петербургский период (1908—1914) — начала больших научных проектов и общественной активности; петроградский период (1914—1918) — время военных и революционных испытаний, завершающееся отъездом из России .

Генеалогия. Киевские годы (1870—1890)

Согласно генеалогическим изысканиям нидерландского исследователя , основателем рода будущего археолога был ростовский мещанин Павел, получивший фамилию Ростовцев по родному городу. Во времена Екатерины Великой он переехал из Ростова в Воронеж , вероятно, перейдя в купеческое сословие . Его сын Яков Павлович (1791—1871) был первым в семье интеллектуалом, который получил юридическое и естественнонаучное образование в Харьковском университете (пятом его наборе ) и слыл знатоком латыни. В 1814 году он начал работу в Полтавской гимназии , и к 1839 году дослужился до директора Черниговской гимназии и инспектора народных училищ Черниговского уезда (личное дворянство получил в 1833 году ). В 1844 году он удостоился чина статского советника , дававшего потомственное дворянство , и в 1846 году вышел в отставку. В браке он имел, как минимум сына и дочь — Ивана и Александру . Иван Яковлевич Ростовцев (1831—1917) изучал классические языки во Свято-Владимирском университете в Киеве , и в этом городе начал карьеру гимназического учителя. В Житомире , где он стал директором гимназии, 29 октября 1870 года родился шестой ребёнок — сын Михаил. Его двоюродным братом являлся А. В. Луначарский (сын Александры Яковлевны), который несколько лет воспитывался в доме Ростовцевых. Всего в браке Ивана Яковлевича Ростовцева и Марии Ивановны Монаховой родилось шестеро сыновей и две дочери. Старший брат Борис (род. 1864) пошёл по таможенному ведомству, к 1903 году был заместителем начальника Одесской таможни и к 1911 году дослужился до начальника Московского таможенного отделения. Дмитрий (род. 1867) не слишком успешно окончил историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета, поддерживал отношения с младшим братом ещё в 1920-е годы. Самые близкие и эмоциональные узы связывали Михаила с младшим братом Фёдором (1878—1933), который, отличаясь музыкальными способностями, стал военачальником, участвовал в Белом движении , в эмиграции во Франции сделал карьеру преподавателя .

Первоначально Михаил получал домашнее образование, в автобиографии отметив, что интерес к античному миру унаследовал от отца, а общекультурным интересам всецело обязан матери . В 1881 году Михаила отдали в «семейную» (ею в своё время руководили его дед и отец) Киевскую Первую гимназию , которую окончил через десять лет с серебряной медалью и Пироговской премией за сочинение «Об управлении римскими провинциями в последний век республики». Два следующих года Ростовцев провёл на историко-филологическом факультете Киевского университета , где стал специализироваться по классической древности. Уже в США он вспоминал, что на первых курсах всерьёз выбирал между антиковедением и русской историей, которую преподавал В. Б. Антонович , приобщивший Михаила к пониманию органической связи древности и современности и универсальному использованию источников. Античными штудиями руководил профессор Ю. Кулаковский , также занимавшийся археологическими исследованиями Юга России. Их отношения не были лёгкими ввиду резкости характера и болезненного самолюбия обоих. Тем не менее, именно Кулаковский, известный изучением памятников античной живописи на Юге России, натолкнул Ростовцева на одну из генеральных научных тем . Дальнейшую судьбу Ростовцева, по мнению его биографа М. Веса, определила административная судьба его отца («если бы его тогда не обошли, его сын Михаил Ростовцев никогда бы не поехал учиться в Петербург. Он бы остался в Киеве»). В 1888 году должность попечителя Киевского учебного округа сделалась вакантной, но Иван Яковлевич был обойдён повышением, и лишь в 1890 году был назначен главой Оренбургского учебного округа , проведя на этой должности следующие 14 лет. М. Вес рассматривал это как завуалированную ссылку чрезмерно либерального чиновника: в 1890 году одновременно освободились должности попечителей в Казани и Дерпте .

От студента к приват-доценту (1890—1899)

Петербург

В связи с назначением в Оренбург, М. Я. Ростовцев, понимая, что не сможет контролировать жизнь 19-летнего сына, обратился к давнему другу — декану историко-филологического факультета Петербургского университета И. В. Помяловскому . Первое письмо Ростовцев-старший отправил 26 марта 1890 года, и уже в конце июля Михаил переехал в столицу, с которой был связан следующие 27 лет своей жизни. 1 сентября он официально стал студентом третьего курса. Сложившаяся в Киеве научная дилемма отпала сама собой: учителями молодого учёного сделались всемирно известные специалисты Ф. Ф. Зелинский (общие вопросы древнегреческой и эллинистической кулььтуры), В. К. Ернштедт (эпиграфика), П. В. Никитин (классическая филология) и особенно Н. П. Кондаков (история и теория классического искусства). Впоследствии все они стали членами Академии наук. Занятия у Кондакова чаще всего проходили у него на квартире в доме 15 по Литейной улице , причём личных учеников Кондакова полуиронически величали «фактопоклонниками». Кроме Ростовцева в этот круг входили С. А. Жебелёв , Б. А. Тураев , Г. Ф. Церетели , и некоторые другие . На старших курсах М. Ростовцев активнее всего занимался вопросами античного искусства, когда он стал рассматривать помпейскую живопись с источниковедческой точки зрения. Сочинение на эту тему было отмечено золотой медалью Совета университета; выпускник Ростовцев удостоился диплома первой степени. Отец вновь обратился к декану Помяловскому с просьбой не только принять сына на кафедру для приготовления к профессорскому званию , но и назначить ему стипендию. 15 августа 1892 года М. И. Ростовцев подал прошение зачислить его учителем Царскосельской Николаевской гимназии, директором которой был И. Ф. Анненский . В декабре того же года Михаил Иванович был оставлен при факультете, но без стипендии, зарабатывал он на жизнь, преподавая в гимназии греческий и латынь, попутно готовя учебное издание « Записок о Галльской войне ». В мае 1893 года, соединив накопленные сбережения с суммой, присланной родителем, Ростовцев взял отпуск и отправился в свою первую заграничную поездку .

Ростовцев располагал рекомендациями Ф. Ф. Зелинского и сразу отправился в Рим , где познакомился с сотрудниками Германского археологического института , прежде всего . Далее 22-летний учёный отправился в Помпеи , где познакомился с — библиотекарем Германского института, который каждый июль проводил на руинах города 10-дневный семинар-экскурсию для учёных и педагогов (Ростовцев участвовал в них дважды). Именно Мау разработал и доказал концепцию эволюции четырёх стилей живописи в Помпеях . В Россию Ростовцев вернулся с двухмесячным опозданием, только после того, как иссякли все средства. Тем не менее, директор Анненский не предпринял санкций и оставил Ростовцева в штате, а с 1 января 1894 года Михаил Иванович стал получать стипендию в размере 600 рублей в год. В течение года он сдал все магистерские экзамены и опубликовал свою первую статью, обобщавшую опыт помпейских раскопок лета и осени прошлого года. Он также подал прошение о предоставлении годичной зарубежной командировки для завершения магистерской диссертации. Официальным куратором вызвался быть Ф. Ф. Зелинский, который разработал программу работы .

Научный гран-тур

15 марта 1895 года М. И. Ростовцев выехал в длительное путешествие, которое благодаря финансовой помощи и доброй воле И. В. Помяловского и И. Я. Ростовцева, продлилось более трёх лет. Первая остановка произошла в Стамбуле в Русском археологическом институте , откуда Михаил Иванович поехал в Афины , где познакомился с магистрантом Новороссийского университета Б. В. Фармаковским . В мае — июне 1895 года он принял участие в экспедиции по островам Эгейского моря, устроенной Вильгельмом Дёрпфельдом . На Делосе Ростовцев впервые археологически изучал конструкцию частных домов, придя к выводу об их сходстве с помпейскими. Обратный путь проходил по побережью Малой Азии с посещением Трои . В Афинах учёный прослушал лекции о скульптуре и вазописи. В июле вместе с учениками Н. П. Кондакова Ростовцев совершил 15-дневную поездку на Пелопоннес для ознакомления с раскопками. В август он поехал в Италию, где до октября работал на римских и помпейских раскопках Германского института, особенно в . С П. Вольтерсом Ростовцев работал в Корнето над изучением росписей древних гробниц . С ноября 1895 года Ростовцев неполный семестр занимался в Венском университете у немецкого антиковеда Отто Бенндорфа (археология) и эпиграфиста , ученика Моммзена . В австрийской столице учёный сильно бедствовал, так как все средства истратил на поездки по античным раскопкам Австро-Венгрии . В мае 1896 года в Вену приехал Н. П. Кондаков, который забрал Ростовцева с собой в Италию и Испанию. В июле 1896 года молодой учёный надолго обосновался в Париже, работая в Кабинете медалей над разбором коллекции свинцовых тессер вместе с нумизматом .

Весной 1897 года Ростовцев отправился через Сицилию в Тунис и Алжир . Путешествие продлилось два месяца, к июню учёный вернулся в Париж, а оттуда совершил недельную поездку в Лондон. Это путешествие планировалось ещё в 1896 году после прочтения исследования Г. Буасье . Декану Помяловскому он отчитывался, что запланировал изучать руины римских вилл для изучения античного землевладения и агарного строя. Руководство университета продлило Ростовцеву командировку ещё на один год, что позволило совершить 1000-километровую экспедицию и посетить два десятка археологических объектов, включая Карфаген , Ламбезис и Тимгаду . Эта часть путешествия изобиловала открытиями: например, в дневнике фиксируются памятники, ещё не представленные Академии надписей и изящной словесности . Ростовцев описал и зарисовал мозаику «Табун лошадей» из Суса , впоследствии сильно пострадавшую от бомбардировок Второй мировой войны. Ростовцев продолжал изучение тессер, сравнивал устройство арабских домов и городской планировки с римскими (и нашёл черты преемственности). Обработка африканских материалов так никогда и не состоялась, однако они впоследствии были использованы в его исследовании социально-политического устройства провинций Римской Африки . Оставшуюся часть своей командировки — осень и зиму 1897—1898 годов — Ростовцев провёл в Риме, работая сразу над магистерской и докторской диссертациями. Он опубликовал более двадцати статей в европейских энциклопедиях и научных изданиях, включая «Нумизматическое обозрение» и словарь Паули-Виссова , был избран членом-корреспондентом Германского археологического института (1898) .

Вернувшись в Россию, Ростовцев оказался в трудной ситуации: он не был допущен к защите магистерской диссертации и не принят в штат университета. Средств к существованию больше не было. Встревоженный И. Я. Ростовцев требовал, чтобы сын вернулся в Оренбург, и в октябре 1898 года властью попечителя учебного округа зачислил его в штат местной гимназии учителем древних языков. Однако в это же время Ф. Ф. Зелинский добился назначения Михаила Ивановича на кафедру римской истории Высших женских курсов . 20 января 1899 года в университетской типографии была отпечатана магистерская диссертация и успешно пройден конкурс на должность приват-доцента с чтением пробной лекции. Публичная защита диссертации на соискание звания магистра римской словесности «История государственного откупа в Империи (от Августа до Диоклетиана)» прошла 21 апреля 1899 года, официальными оппонентами выступили Ф. Ф. Зелинский и Ф. Ф. Соколов .

Петербургский учёный (1899—1918)

В 1901 году избран профессором университета по кафедре древней истории и классической филологии. В 1903 году защитил докторскую (о римских тессерах). Преподавал также в Александровском лицее . Занимался изучением античной живописи в боспорских склепах в Керчи .

Сотрудничал в журналах « Мир Божий », « Русская мысль » и « Вестник Европы », много публиковался в зарубежных (прежде всего немецких) научных журналах . С 1905 года был членом и активным деятелем кадетской партии , придерживался либеральных взглядов, впоследствии характеризовал себя как «антисоциалиста», известен своими антибольшевистскими выступлениями .

Действительный член Императорской археологической комиссии . При активном участии видного немецкого филолога-классика Ульриха фон Виламовица-Мёллендорфа состоялось его избрание в члены-корреспонденты Берлинской академии наук в июне 1914 года

Н. П. Анциферов , окончивший ИФФ Петроградского университета в 1915 году, вспоминал, что в своих лекциях Ростовцев «давал блестящий по выразительности и глубокий по существу анализ боровшихся исторических сил», при этом «весьма ограниченно трактовал роль отдельной исторической личности» . Анциферов также вспоминал, что во время Первой мировой войны Ростовцев занял воинственную антинемецкую позицию, которая впоследствии «много повредила ему. Эдуард Мейер , по слухам, завещал Ростовцеву свою кафедру, но немецкие учёные отказались утвердить на ней воинствующего врага пангерманизма» .

Швеция — Великобритания — Франция: командировка-эмиграция (1918—1920)

С лета 1918 года в эмиграции: пароходом из Петрограда попал в Швецию, работал там и в Норвегии несколько месяцев, затем перебрался в Англию , читал лекции в Оксфорде. Работал в Комитете освобождения России. В 1919 году переехал во Францию.

Вторая половина жизни: США (1920—1952)

Висконсинский период (1920—1925)

С 1920 года, по приглашению У. Уэстермана , в США. Преподавал в 1920—1925 годах в висконсинском университете Мэдисона (эти пять лет называл самыми счастливыми в своей жизни), а с 1925 года — в Йеле , с 1944 года эмерит . В 1935 году президент Американской исторической ассоциации (как отмечают, ранее этого высокого поста эмигранты не удостаивались ). С 1928 по 1936 годы принимал участие в написании « Кембриджской истории древнего мира » . В 1928—1937 годах руководил раскопками античного города Дура-Европос в Сирии .

Йельский университет и весь мир (1925—1944)

Будучи в эмиграции, получил мировое признание . По оценке С. Криха, «пожалуй, никого из историков древности не переводили и не публиковали на европейских языках в 1920—1930-е годы столь обильно» . В СССР же исключён в 1928 году из Академии наук, в 1990 году восстановлен. Ему были присвоены почетные звания и степени университетов Европы и США: в 1919 году — Оксфордского, в 1925 году — Висконсинского и Йельского, в 1931 году — Кембриджского, в 1936 году — Гарвардского, в 1937 году — Афинского, в 1941 году — Чикагского .

Отставка. Последние годы жизни (1944—1952)

После отставки летом 1944 года Ростовцев погрузился в тяжёлую депрессию. На него также сильно повлияли военные новости и он переживал за своих коллег, которых, как он полагал, можно было спасти, вывезя в США, через Российско-американский союз помощи русским вне СССР. Согласно переписке Софии Ростовцевой с Брэдфордом Уэллсом, в 1946 году Михаил Иванович прошёл курс электросудорожной терапии , которая не дала видимого улучшения, более того, появились провалы в памяти. Впрочем, Уэллс сообщал одному из своих коллег, что Ростовцев стал «весел и приветлив», возобновил работу с источниками и новой научной литературой, но уже был не в состоянии писать. Согласно сведениям , Ростовцева подвергли модной в те годы лоботомии , но об этом не упоминается в переписке его родных и друзей . 20 октября 1952 года он скончался, был кремирован и похоронен на Университетском кладбище Гров-стрит . Публичная панихида по учёному прошла спустя семь недель, 7 декабря 1952 года в Нью-Йорке, в епископальной церкви Воскресения Христова (Восточная 74-я стрит), однако была организована тремя эмигрантскими организациями и являлась, согласно М. Весу, «чисто русским делом». Собрались члены Общества друзей русской культуры, Толстовского фонда (одним из основателей которого являлся покойный) и Общества друзей Свято-Сергиевской русской православной богословской академии в Париже, почётным президентом последнего был М. И. Ростовцев. Выступали Ариадна Тыркова-Вильямс , стипендиат института Думбартон-Окс Александр Васильев , профессор Колумбийского университета Элиас Бикерман и гарвардский профессор Михаил Карпович .

Личность. Частная жизнь

В России

По воспоминаниям, Михаил Иванович Ростовцев был очень невысокого роста, коренастого сложения; все общавшиеся с ним отмечали большую голову и черты лица, напоминавшие типичную римскую портретную скульптуру. Также все мемуаристы отмечали светлые глаза, выделявшиеся на лице. В разговоре он слегка картавил .

Характеризуя натуру М. И. Ростовцева, современный историк С. Б. Крих отмечал, что хотя в историографии он считается учёным-«модернизатором», но никогда не воспринимается как « модернист ». В частности, его общение с Вяч. Ивановым , А. Блоком , В. Набоковым воспринимается как биографический факт (или даже «данность»). Проявлением подобного подхода являются воспоминания жены Куприна М. К. Куприной-Иорданской , которая называла Софию Михайловну Кульчицкую (1878—1963) «девушкой современной и в то же время практичной», которая вышла замуж за 30-летнего профессора «руководствуясь достаточно рациональными соображениями будущего благосостояния». Ростовцев описывался Куприной как учёный зануда, «к месту и не к месту подчеркивающий важность своего занятия». Комментируя эти пассажи, С. Б. Крих утверждал, что Куприна-Иорданская лекций Ростовцева никогда не посещала, работой его не интересовалась, и её высказывания следует понимать в контексте популярной тогда идеи избавления образования от классических языков. Она прямо утверждала, что «античность, как таковая, немодна и, в общем, не нужна современности» . София Михайловна сама была интеллектуалом, профессионально занималась искусствоведением . Для « Нового энциклопедического словаря » Брокгауза и Ефрона написала статьи о Н. Н. Ге (т. ХII); К. А. Коровина , С. А. Коровина (т. ХХII); Е. Е. Лансере , И. И. Левитане (т. ХХIV) . Ариадна Тыркова-Вильямс очень высоко оценивала роль Софьи Михайловны в жизни Ростовцева. Она оказалась истинной женой учёного, «незаменимой для него во многих отношениях», а во время эмигрантской жизни сделалась «научным секретарём». С. М. Ростовцева полностью разделяла политические взгляды Михаила Ивановича. Оба любили музыку, театр и литературу, отличались ироническим мировоззрением: «не грешили ходульной догматичностью и всегда были не прочь посмеяться» .

В. Ю. Зуев характеризовал стиль жизни четы Ростовцевых как «типично буржуазный и специфически петербургский»; детей у них не было. Два первых года брака супруги провели в доме Кульчицких, а с 1903 года и до самого отъезда из России пятнадцать лет спустя квартировали на Большой Морской улице (дом 34, квартира 10). Квартира из шести комнат располагалась на последнем этаже, а из окон кабинета Ростовцева открывался вид на Адмиралтейство. И профессор, и его жена вели образ жизни, привычный им с детства: домашнее хозяйство вела прислуга, руководимая хозяйкой дома. Жалованье петербургского профессора в 3000 рублей в год дополнялось гонорарами за научные и популярные публикации. Ритм жизни был типичным для петербургского высшего общества: день начинался около 11 часов и завершался к трём ночи. Ростовцев распланировал расписание так, что университетские дела занимали его по понедельникам и вторникам, причём вторая половина вторника и ночь на среду была посвящена еженедельным журфиксам . На четверг и пятницу приходились лекции в университете и на Высших женских курсах, а также присутствие в Императорском Археологическом обществе. В среду занятий не было, в период 1903—1907 годов Ростовцев нередко посещал «Башню» Вячеслава Иванова . Михаил и София еженедельно посещали концерты и спектакли, имели постоянный абонемент в Мариинском театре . Ростовцев очень серьёзно относился к распределению своего времени и утверждал, что а-приори работоспособность профессора в Российской империи превышает таковую у других граждан, подсчитав, что он сам занимается интеллектуально-аналитической деятельностью по 10-11 часов в сутки .

Не имевшие собственной дачи Ростовцевы выезжали в Куоккалу к Леониду Андрееву или в Гатчину к Куприну (его жена была подругой Софьи Михайловны). Лето, если не было заграничных поездок , проводили в Кореизе в Крыму, где была дача у Кульчицких, предоставляемая Ростовцевым. Их крымская жизнь отражена во многих источниках; Михаил Иванович и в отпусках не менял образа жизни, распределяя день между писанием статей и книг и посещением археологических объектов. В доме всегда находились гости — родственники и коллеги, приезжавшие по делам. Вечерами супруги чаще всего посещали дачу Н. П. Кондакова , которую Ростовцев именовал «настоящей свободной академией» (впрочем, в автобиографии он откровенно заявил, что «предпочитал крымское вино чаю») .

Адаптация в США

Жизнь в США оказалась для Ростовцевых сложной в сугубо бытовом плане, когда пришлось полностью встраиваться в абсолютно незнакомый образ жизни. Впрочем, и Михаил Иванович, и Софья Михайловна стремились «перестать быть бродячими собаками», и в мае 1929 года получили американское гражданство . Одной из главных проблем был языковой барьер: Ростовцев являлся полиглотом , способным, по свидетельствам разных лиц (включая Арнальдо Момильяно ), читать лекции на пяти или шести языках , но английский язык никогда не был его сильной стороной. Относительно плохое знание языка было важной причиной отказа в трудоустройстве в Оксфорде, да и в Мэдисоне на первых порах студенты жаловались на своего профессора. Главные трудности коренились не в академической сфере: общаться на научные темы или читать лекции подчас было проще, чем поддерживать «светскую» беседу . Ростовцев уже в 1920-е годы полностью осознал себя невозвращенцем, и, в отличие от многих других эмигрантов, прямо говорил, что даже если «мужик» свергнет большевиков, «культура ему не нужна», и потому не рассчитывал когда-либо вернуться на родину .

В Мэдисоне Ростовцевы снимали трёхкомнатную квартиру в университетском кампусе близ студенческого клуба, где могли обедать. Во время поездки Ростовцевых в Европу в весенний семестр 1927 года в их квартире полгода жил Георгий Вернадский . Заработная плата поначалу была небольшой: принятый на жалованье 5000 долларов в год Ростовцев утверждал, что начальство «держит его в чёрном теле». После перехода в Йель жалованье резко возросло, так как он занимал должность Стерлинговского профессора, то есть получавшего выплаты из частного фонда. В 1939 году Ростовцева перевели на ставку эмерита с годовым жалованьем 12 000 долларов . София Михайловна Ростовцева в висконсинские годы даже составила в одном из писем к Н. П. Кондакову таблицу расходов. Особенно тяжёлым для неё было отсутствие домашней прислуги и дороговизна услуг приходящей кухарки и домработницы (1000 долларов в год). Аренда квартиры с отоплением, горячим водоснабжением и телефоном обходилась в зависимости от времени года в 80—100 долларов в месяц, а стоимость продуктов при домашнем питании достигала 720 долларов в год (при питании в ресторане расходы возрастали до 1620 долларов). Кроме домашнего хозяйства, София Михайловна, лучше владевшая английским языком, чем её муж, вычитывала его статьи и корректуры и составляла библиографию .

С. Б. Крих отмечал, что на Михаила Ивановича в американские годы «ложится ещё и печать некоторой чудаковатости и отстранённости от мира, нечто в духе главного героя набоковского „ Пнина “». Биографы приводили разнообразные университетские слухи и байки, наподобие того, что Михаил и Софья дома жили по юлианскому календарю , и однажды Ростовцев ушёл со сборища, устроенного его женой ради празднования дня рождения (на две недели раньше привычной ему даты). Оба так и не перешли на реформированную орфографию . Для окружающих, особенно знавших Ростовцева до революции, это было проявлением чудаковатости, когда ярый либерал в политике и модернизатор в науке представал в быту чуть ли не как замшелый консерватор, в особенности «на фоне американской провинциальной жизни» . О. И. Захаров считал это совершенно естественным, так как переваливший за пятый десяток учёный ориентировался исключительно на привычные ему нормы поведения и социального общения . Среди упоминаний о развлечениях на первое место выходят концерты (и ни одного упоминания о театральных в Мэдисоне или Нью-Хейвене, оперу и драматические спектакли можно было посмотреть только выезжая в Нью-Йорк или Чикаго). Ни футбола , ни бейсбола Ростовцев не любил, хотя ходил на матчи, если ради них отменяли занятия .

Подытоживая жизнь Ростовцева, А. Тыркова-Вильямс утверждала, что в профессиональной среде всех стран Ростовцева воспринимали как «современного Петрония », сочетавшего тонкий скептический ум «с уменьем ценить прелести жизни» . Не был он чужд и винопитию (предпочитая произведения виноградников Италии), о чём вспоминал даже А. Момильяно . Антиковедение являлось для него постоянным источником «тонких интеллектуальных наслаждений». По натуре он был приветливым, и, по утверждению Тырковой-Вильямс, обращался с каждым собеседником, «как если бы тот находился на его уровне», в Ростовцеве не было «ни тени генеральства». Впрочем, в людях он не терпел скуки или «антиэстетичности», и тогда замыкался. Научная работа была неотделима от честолюбия: «о выборе ещё в одну академию сообщал с аппетитом» и гордился тем, что «немцы величают меня преемником Моммзена » .

Научная деятельность

От русского антиковедения к европейской известности (1892—1914)

В его интеллектуальной биографии Брэдфорд Уэллс выделял три этапа — ранний до 1914 года, разработку экономической истории древности в 1914—1926 гг., поздний, связанный с результатами раскопок в Дура-Европос .

Социально-экономическая история эллинизма и Римской империи

В эмиграции в США опубликовал на английском языке труды, принёсшие ему мировую известность: «Социальная и экономическая история Римской империи» (SEHRE; называется самой известной и так же спорной его работой ) и «Социальная и экономическая история эллинистического мира»; как отмечается, ему принадлежит первенство в создании монументальных трудов по социально-экономической истории древнего Рима и эллинистического мира. По мнению Б. Шоу, указывавшего на поразительный охват Ростовцевым всего Средиземноморья как единого целого, он фактически являлся предтечей Ф. Броделя . То же самое отмечал и Фергюс Миллар .

Являлся сторонником модернизации исторического процесса , что особенно выразилось в его утверждении о наличии капитализма в начале эллинизма и в начале Римской империи , а также использовании терминов « буржуазия » и « пролетариат » для описания классов в античном обществе . Описывал Египет эпохи Птолемеев как «просвещённую социалистическую монархию», обладавшую развитой плановой экономикой, сравнивал его с Советским Союзом . В книге «Социальная и экономическая история Римской империи» изложил свою концепцию упадка Римской империи в результате борьбы крестьянства, составлявшего основную силу римской армии, против городской буржуазии. Остававшиеся вне высокой культуры крестьяне при поддержке императоров восстали против городов, бывших основой экономической мощи державы, и разрушили эту основу. Виламовиц-Мёллендорф указывал эту его книгу самой важной после пятого тома Моммзена .

Современный исследователь русских корней научной деятельности Ростовцева историк Маринус Вес показал, как сквозь картину жизни Римской империи у него отчётливо проступает среда, к которой принадлежал он сам .

Дура-Эвропос — «сирийские Помпеи»

Память. Рецепция теоретического наследия

После кончины М. Ростовцева в прессе и профессиональных изданиях разных стран последовало немало объёмных некрологов. В « Новом русском слове » Ариадна Тыркова-Вильямс опубликовала воспоминания объёмом в половину газетной полосы, проследив историю своего общения с Ростовцевым ещё от работы в редакции «Мира Божьего» . Мемуар на немецком языке выпустила в Японии Корнелия Зелинская-Канокоги, дочь учителя Ростовцева — Ф. Ф. Зелинского . Этот текст завершался следующей сентенцией: «Михаил Иванович всюду находил признание. Но о своей тоске по родине мог поведать только он сам» ( Anerkennung hat Michail Iwanowitch iiberall gefunden. Aber von seinem Heimweh konnte nur er selbst erzahlen ) . Некролог Арнальдо Момильяно впоследствии лёг в основу его обширной статьи о творчестве Ростовцева. Именно Момильяно, который также поделился воспоминаниями о бурном темпераменте и неукротимой воле Ростовцева, впервые призвал западных учёных изучать русские корни его мировоззрения и среду российской науки конца XIX века, в которой формировался учёный («Мы отмечали интерес Ростовцева к аграрной истории, к эллинистической плановой экономике и к городской жизни среднего класса. Все эти три элемента играли важную роль в российской историографии конца XIX — начала XX вв») . Равным образом, Момильяно сформулировал следующий тезис: «Ростовцев относился к числу тех редких людей, которые способны развиваться до самой старости. Кризис изгнания дал новый толчок его мышлению» . Археолог и ассириолог представил академический некролог, заявив, что Ростовцев «одинаково мастерски обращался с литературными источниками, эпиграфикой и археологическими памятниками», предложил новаторские пути исследования экономики эллинизма и Древнего Рима, а также культур Ближнего Востока в эпоху поздней древности . Вклад Ростовцева в востоковедение связан с раскопками Дура-Эвропос, тем более, что учёный ещё сумел заняться частными проблемами, источники для которых были добыты в древнем городе, в частности, истоков парфянского искусства, не меньшим был его вклад в изучение древних скифов .

Основные труды (с указанием рецензий)

Примечания

Комментарии

Источники

Литература

Ссылки

• на официальном сайте РАН
• (неопр.) . Санкт-Петербургские антиковеды. Дата обращения: 15 января 2024.
• Зубова В. Р. (неопр.) . Дом русского зарубежья им. А. Солженицына. Дата обращения: 11 января 2024.
• Сорокина М. С. (неопр.) . Некрополь российского научного зарубежья. Дата обращения: 15 января 2024.
• Danesi H. (фр.) . Comité des travaux historiques et scientifiques. Institut rattaché à l’École nationale des chartes (5 июня 2013). Дата обращения: 11 января 2024.
• (неопр.) . Yale Department of Classics . Yale University. Дата обращения: 13 января 2024.
• (неопр.) . The Duke University Libraries. Дата обращения: 11 января 2024.