Пугачёва, Алла Борисовна
- 1 year ago
- 0
- 0
Август Людвиг Шлёцер ( нем. August Ludwig (von) Schlözer ; 5 июля 1735 , Кирхберг-на-Ягсте , Штутгарт — 9 сентября 1809 , Гёттинген ) — немецкий историк , публицист и статистик, в 1761—1767 годах состоявший на русской службе в Санкт-Петербурге .
Один из авторов так называемой « норманской теории » возникновения русской государственности. Вёл научную полемику с М. В. Ломоносовым , содействовал публикации «Истории Российской» В. Н. Татищева , затем «Краткого летописца» М. В. Ломоносова. [ источник не указан 483 дня ] Вернувшись в Германию, Шлёцер получил место профессора Гёттингенского университета , преподавал историю и статистику. Автор работ по древнерусской грамматике, истории, палеографии. В 1803 году за свои труды на ниве российской истории награждён орденом св. Владимира IV степени и возведён в дворянское достоинство . В последние годы жизни признал и доказывал аутентичность « Слова о полку Игореве » [ значимость факта? ] . Работы Шлёцера имели большой научный резонанс в российской историографии второй половины XVIII — XX веков.
Родился 5 июля 1735 года в семье пастора Иоганна Георга Фридриха Шлёцера († 1740). Его отец, дед и прадед были протестантскими священнослужителями. Рано лишившись отца, Шлёцер был воспитан пастором Гайгольдом, отцом матери, и им же подготовлен и определён в ближайшую школу в Лангенбурге . Дед вначале готовил его в аптекари , но, ввиду больших способностей внука, решил дать ему более обширное образование и перевёл его в школу в , начальником которой был его зять Шульц. Здесь Шлёцер отличался замечательным прилежанием; под руководством Шульца он изучал Библию, классиков, занимался языками: еврейским, греческим, латинским и французским, а также музыкой, и находил ещё время давать уроки, доставлявшие ему средства на покупку книг.
Достигнув 16 лет, в 1751 году, Шлёцер отправился в известный в то время своим богословским факультетом Виттенбергский университет и стал готовиться к духовному званию. Защитив через три года диссертацию «О жизни Бога» — «De vita Dei», он перешёл в Гёттингенский университет , начинавший тогда приобретать известность своей свободой преподавания. Одним из лучших профессоров был тогда Михаэлис , богослов и филолог, знаток восточных языков, имевший большое влияние на Шлёцера. Здесь Шлёцер стал изучать также географию и языки Востока в рамках подготовки к поездке в Палестину , а также медицину и политику. Для приобретения необходимых на путешествие средств принял в 1755 году предложенное ему место учителя в шведском семействе в Стокгольме .
Занимаясь преподаванием, Шлёцер сам стал изучать готский , исландский , лапландский и польский языки. В Стокгольме же он издал первый свой учёный труд «История просвещения в Швеции» (Neueste Geschichte der Gelehrsamkeit in Schweden. — Rostock und Wismar. 1756—1760), а затем «Опыт всеобщей истории мореплавания и торговли с древнейших времен» (Farfök til en allman Historia am Handel och Sjöfart. Stockholm. 1758) на шведском языке, которая остановилась на истории финикийцев . Желая практически познакомиться с торговлей и найти между богатыми купцами лицо, которое доставило бы ему средства для путешествия на Восток, Шлёцер поехал в 1759 году в Любек . Поездка была безуспешна; в том же году он возвратился в Геттинген и занялся изучением естествознания, медицины, метафизики , этики, математики, статистики, политики, Моисеева законодательства и наук юридических. Такое обширное и разностороннее образование развивало в Шлёцере критическое направление ума.
В 1761 году по приглашению Ф. И. Миллера приехал в Россию и занял место домашнего учителя и помощника его в исторических трудах с жалованием 100 руб. в год. В 1761—1767 годах работал в Императорской Академии наук , адъюнкт с 1762 года, с 1764 года - ординарный академик, с 1765 ординарный профессор академического университета по русской истории. Почётный член Академии наук (1769) и Общества истории и древностей российских (1804).
Шлёцер поставил себе три задачи: изучить русский язык , помогать Миллеру в его «Sammlung Russischer Geschichte» и заняться изучением русских исторических источников, для чего познакомился с церковнославянским языком . Скоро у него начались несогласия с Миллером. Шлёцер не мог удовольствоваться скромной ролью, которую ему ставил Миллер, и ушёл от него, и через Тауберта сделан был адъюнктом академии на неопределённое время. Шлёцер увлёкся летописями, но многое ему было непонятно. Случайно Тауберт нашёл рукописный немецкий перевод полного списка летописи, сделанный учёным А.-Б. Селлием , и Шлёцер занялся извлечениями из неё. Здесь он заметил связь летописного рассказа с византийскими источниками и стал изучать Георгия Пахимера , Константина Багрянородного , но так как оказалось, что одними византийскими источниками всего объяснить нельзя, то он стал заниматься славянским языком и по этому поводу высказал такой взгляд: «кто не знаком с греческим и славянским языками и хочет заниматься летописями, тот чудак, похожий на того, кто стал бы объяснять Плиния , не зная естественной истории и технологии».
В 1764 году Шлёцер, которому не нравилась перспектива быть ординарным академиком русским с 860 руб. жалованья, на что только он и мог рассчитывать, решил уехать в Германию, и там издать свои «Rossica» — извлечения из источников; для этой цели Шлёцер просит 3-годичный отпуск и предлагает в свою очередь два плана занятий:
Проекты его встретили противодействие со стороны академии, особенно Ломоносова и Миллера. Последний опасался, что Шлёцер за границей издаст собранный материал и что обвинение, как это незадолго перед этим случилось, падёт на него. В это дело вмешалась императрица, которая предложила Шлёцеру заниматься русской историей под её покровительством со званием ординарного академика и 860 руб. жалованья и разрешила выдать ему заграничный паспорт. По возвращении в Геттинген Шлёцер продолжал заниматься с русскими студентами, приезжавшими туда, но продолжать службу при тогдашних порядках в академии не согласился. Шлёцер уехал в Гёттинген и больше не возвращался, хотя срок его контракта истекал в 1770 году. В Гёттингене он издал в 1769 году подробный лист летописей под заглавием «Annales Russici slavonice et latine cum varietate lectionis ex codd. X. Lib. I usque ad annum 879». Другие работы его по истории России: «Das neue veränderte Russland» (1767—1771); «Geschichte von Lithauen» (1872); «Allgem. Nord. Geschichte» (1772) и др.
В 1770 г. Шлёцер делает попытку завязать снова отношения с академией, главным образом из финансовых побуждений, но из этого ничего не вышло. По возвращении из России Шлёцер занимает кафедру ординарного профессора философии в Гёттингене, затем, в 1772 году, после смерти основателя гёттингенской статистической школы Готфрида Ахенваля — его кафедру истории и статистики, а в 1787 году — кафедру политики. Но и в Геттингене Шлёцер следил за ходом исторической науки в России, и, когда в ней опять выступили молохи и скифы , престарелый Шлёцер снова берётся за русскую историю и пишет своего «Нестора» (1802—1809), которого переводчик на русский язык посвящает императору Александру I . Жизнь его в Гёттингене посвящена была работам над статистикой, политикой и публицистической деятельности. Поэтому деятельность Шлёцера можно разбить на следующие отделы: 1) история вообще и в частности история русская; 2) статистика и публицистика.
![]() |
В разделе
не хватает
ссылок на источники
(см.
рекомендации по поиску
).
|
До Шлёцера история была предметом чистой учёности, делом кабинетного учёного, далёким от действительной жизни. Шлёцер первый понял историю как изучение государственной, культурной и религиозной жизни, первый сблизил её со статистикой, политикой, географией и т. д. «История без политики даёт только хроники монастырские да dissertationes criticas». Wessendonck в своей «Die Begründung der neueren deutschen Geschichtsschreibung durch Gatterer und Schlözer» говорит, что Шлёцер сделал в Германии для истории то, что сделали Болинброк в Англии и Вольтер во Франции.
До Шлёцера единственной идеей, связующей исторический материал, была богословская идея 4-х монархий Даниилова пророчества, причём вся история Европы помещалась в 4-ю (Римскую) монархию; к этому надо ещё прибавить патриотическую тенденцию, под влиянием которой факты подвергались сильному искажению. В этот хаос Шлёцер ввёл две новые, правда, переходного характера идеи: идею всемирной истории ( историософскую ) и идею исторической критики ( методологическую ).
Идея всемирной истории заставляла изучать одинаково все народы мира, не отдавая предпочтения евреям, или грекам, или кому-нибудь другому; она же уничтожала национальное пристрастие: национальность только материал, над которым работает законодатель и совершается исторический ход. Шлёцер не обратил должного внимания на субъективные элементы национальности как возможный объект научно-психологического исследования, но это объясняется его сугубо рационалистическим мировоззрением.
Идея исторической критики была особенно благотворна для того времени, когда из благоговения к классическим авторам историк не мог усомниться ни в одном факте их рассказа. По Шлёцеру, историк должен разбирать не повествование древнего автора, а источник его, и от степени серьёзности этого источника отвергать сообщаемые повествователем факты или признавать их. Восстановление фактов — вот задача историка.
Ход разработки исторического материала Шлёцер рисовал себе в постепенном появлении историков трёх типов, которые сменяют один другого. Это, во-первых, историк-собиратель (Geschichtsammler), собирающий материалы и располагающий их в системе, удобной для исследования. Когда эта работа проделана, на смену является историк-исследователь (Geschichtsforscher), который подвергает собранные материалы всесторонней критической проверке; прежде всего он должен проверить подлинность материала (низшая критика), затем оценить достоверность известий (высшая критика). Третий, высший этап развития исторической науки представляет историк-повествователь (Geschichtserzähler), который на основании критически проверенного материала изложит исторические факты в цельном рассказе. Для историка третьего типа, по Шлёцеру, ещё не наступило время.
С такими взглядами Шлёцер приехал в Россию и занялся русской историей. Он пришел в ужас от тогдашних русских историков: «о таких историках иностранец не имеет даже понятия!» Особенно резко выступил Шлёцер против искажения истории с патриотической целью. «Первый закон истории — не говорить ничего ложного. Лучше не знать, чем быть обманутым». В этом отношении Шлёцеру пришлось вынести большую борьбу с приверженцами противоположного взгляда. Особенно резко их противоречие в вопросе о характере русской жизни на заре истории. По Ломоносову и другим, Россия уже тогда выступает страной культурной.
Шлёцер с самого начала встал на ложную дорогу. Заметив грубые искажения географических названий в одном из списков летописи и более правильное начертание в другом, Шлёцер выдвинул гипотезу об искажении летописного текста переписчиками и сделал вывод о необходимости восстановить первоначальный «чистый» текст летописи. Этот чистый текст есть летопись Нестора. Если собрать все рукописи, то путём сличения и критики можно будет собрать disiecti membra Nestoris. Этого взгляда Шлёцер держится всю жизнь, пока в своём «Несторе» не замечает, что что-то неладно. В целом выдвинутый Шлёцером проект критической обработки летописей оказался неисполнимым. Главным препятствием был недостаток фактического материала: знакомство лишь с единичными летописными списками и полное незнание Шлёцером ранних древнерусских актов (он думал, что 1-й акт относится ко времени Андрея Боголюбского ), главным образом, вследствие размолвки Шлёцера с Миллером.
Во взгляде на общий ход исторического развития России Шлёцер не идёт дальше своих предшественников: он заимствует его у Татищева . Шлёцер писал: «Свободным выбором в лице Рюрика основано государство. Полтораста лет прошло, пока оно получило некоторую прочность; судьба послала ему 7 правителей, каждый из которых содействовал развитию молодого государства и при которых оно достигло могущества… Но… разделы Владимировы и Ярославовы низвергли его в прежнюю слабость, так что в конце концов оно сделалось добычей татарских орд… Больше 200 лет томилось оно под игом варваров. Наконец явился великий человек, который отомстил за Север, освободил свой подавленный народ и страх своего оружия распространил до столиц своих тиранов. Тогда восстало государство, поклонявшееся прежде ханам; в творческих руках Ивана создалась могучая монархия».
Сообразно с этими взглядами Шлёцер делит русскую историю на 4 периода:
Вместо прежней классификации народов России, основанной на произвольном толковании слов по созвучию или смыслу, Шлёцер дал свою, основанную на языке.
![]() |
В разделе
не хватает
ссылок на источники
(см.
рекомендации по поиску
).
|
Шлёцер — самый выдающийся представитель гёттингенской статистической школы. Свой взгляд на государствоведение и статистику как науку он в значительной степени заимствовал у Ахенваля . Понимая статистику как отдельную научную дисциплину, он в то же время рассматривал её как часть политики; эти две области, по его мнению, находятся в такой же связи, как, например, знание человеческого тела с искусством лечить. Для расположения статистических материалов при разработке их он следует формуле: vires unitae agunt. Эти vires — люди, области, продукты, деньги, находящиеся в обращении, — суть создание государственного устройства; применение соединенных сил этих осуществляется администрацией.
Шлёцеру принадлежит изречение: «История — это статистика в движении, статистика — это неподвижная история». Он стремился при статистической разработке факторов государствоведения найти причинную зависимость между ними на основании изучения социальных и экономических данных прошлого отдельных стран. Таким образом, он стремился воссоздать картину нравственного благосостояния людей, параллельно с описанием материальных условий их жизни. От истории как науки он требовал, чтобы ею принимались во внимание не только политические и дипломатические события, но и факты экономического порядка.
Понимая, что статистика не может обойтись без цифр, Шлёцер был врагом так называемых «рабов таблиц».
Шлёцер выразил оригинальные взгляды по вопросу о колонизации, при которой требовал принимать в соображение при обсуждении мер для поощрения или для задержания переселения способ обработки земли, условия для жизни, статистику посевов и урожаев. Стремление государства увеличить народонаселение должно идти рука об руку со стремлением расширить и облегчить способы пропитания, так как «хлеб всегда создаст людей, а не наоборот».
Более 10 лет Шлёцер пользовался громадной известностью как публицист и издатель статистического журнала «Staatsanzeigen». Долго и упорно возобновлял он пропаганду английского Habeas corpus act, считая, что все государства материка должны были ввести его у себя. Он также опубликовал в журнале статистику военных расходов разных стран, считая, что это покажет населению вред войны (недоступная ссылка) .
Ф. И. Круг и И. Лелевель критически отнеслись к публикации работы Шлёцера " Нестор. Древнерусские летописи на древнеславянском языке, сличённые, переведённые и объяснённые ". Круг в "Геттингенских учёных ведомостях" от 11 октября 1806 года указал на явные противоречия высказываний в работе Шлёцера и сделал попытку исправить все хронологические ошибки и неправильное толкование Шлёцером некоторых греческих терминов .
Историк Н. А. Иванов в своей работе "Общее понятие о хронографах" критически оценил публикации Шлёцера, написав, что "разноречия Шлёцера скорее затмевают, чем уясняют спорное дело о начале, развитии и зарактере наших летописей". В "Несторе" критике историка подверглись откровенные "выпады" Шлёцера в сторону некоторых исследователей .
Теперь же органичусь лишь замечанием, что Шлёцер неудовлетворительно решил вопрос о развитии отечественного бытописания. Перечитывая введение к знаменитому его творению, недоумеваю, что подумать. Так ли критика, современная ему, рассматривала писателей классической древности?
Историки А. Е. Пресняков и А. З. Зиновьев высоко оценили вклад Шлёцера в критический подход к исследованию летописей , признавая в нём значительного после Миллера историка-источниковеда .
Историк и методолог А. С. Лаппо-Данилевский , разделяя научные работы первого периода отечественной историографии с точки зрения высшей и низшей критики, отнёс деятельность А. Л. Шлёцера к последней .