Красношапочный пёстрый голубь
- 1 year ago
- 0
- 0
«Сере́бряный го́лубь» — первый роман Андрея Белого , один из ярчайших образцов прозы русского символизма . Публиковался в журнале « Весы » с марта по декабрь 1909 года .
Молодой писатель Пётр Дарьяльский — интеллигент , воспитанный в лоне западной культуры, — проводит лето в деревне вместе с приятелем Шмидтом , увлечённым мистико- теософскими штудиями, и совсем юной невестой Катей. Девушка живёт в Гуголеве , оскудевающей усадьбе её бабушки, баронессы Тодрабе-Граабен . Внимание Дарьяльского невольно приковывает рябая деревенская баба Матрёна из соседнего села Целебеево. Он разрывается между плотским влечением к Матрёне и духовным стремлением к Кате.
Старый купец Еропегин из уездного города Лихова, памятуя о том, что баронесса в своё время отвергла его ухаживания, грозит гордой старухе разорением. Придя в ужас от перспективы расстаться с имением, баронесса в запальчивости оскорбляет попавшегося под руку Дарьяльского. Он покидает Гуголево и переезжает на восток в Целебеево, где нанимается на работу к столяру Кудеярову, в чьём доме живёт Матрёна. Утончённый москвич рад возможности порвать с западными ценностями и погрузиться в самые недра былинной Руси. С молчаливого согласия столяра Матрёна и Дарьяльский становятся любовниками.
Хромой столяр Кудеяров — один из предводителей секты «белых голубей», проповедующих, подобно хлыстам , чувственный мистицизм. Это он свёл Матрёну с Дарьяльским в надежде на то, что от их связи родится чудо-младенец. О скором пришествии нового Спасителя оповещены и другие «голуби». Поскольку чаемого зачатия не происходит, а Дарьяльский начинает подумывать о примирении с Катей, столяр строит план физического устранения чужака, оказавшегося якобы недостойным божественной благодати.
Между тем местный богач Еропегин выясняет, что во время его частых отлучек жена ночами собирает «голубей» прямо у них в доме для отправления оргиастического культа. Чтобы предотвратить разоблачение секты, его любовница Аннушка по совету хитрого медника Сухорукова подсыпает купцу в бокал яд. Еропегину удаётся выжить, хотя у него отнялись язык, руки и ноги. Он пытается донести до окружающих мысль о том, что его отравили, но безуспешно.
Расправа над Еропегиным приводит Сухорукова к мысли, что «ничаво нет — ни церкви, ни судящего на небеси… хоть шаром покати, адна пустота… што курятина, што человеческое естество — плоть единая». В обмен на долю в еропегинском наследстве медник-атеист соглашается помочь Кудеярову восстановить пошатнувшуюся репутацию, «убрав» неудобного для него Дарьяльского. Тот и сам, чувствуя неладное, спешит вернуться в Москву. Его «люба» Матрёна кажется теперь «зверихой», в учении Кудеярова ему мерещатся «ужас, петля и яма: не Русь, а какая-то темная бездна востока прет на Русь из этих радением истончённых тел».
Сухоруков берется подвезти «барина» до Лихова. На вокзале выясняется, что московский поезд уже ушёл. Свободных мест в гостинице нет. Дарьяльский принимает приглашение провести ночь в доме Еропегина, не подозревая, что это логово сектантов, а хозяина дома недавно разбил удар. Аннушка провожает его в гостевой флигель, где посреди ночи его убивают палкой четверо изуверов во главе со зловещим Сухоруковым.
«Серебряный голубь» написан свойственной для Белого ритмической «орнаментальной» прозой, восходящей к стилистике раннего Гоголя . По словам автора, это «итог семинария» по « Вечерам на хуторе близ Диканьки » , того «запойного» чтения сочинений Гоголя, которому он предавался с С. Соловьёвым на даче в Дедове. Любопытство автора подпитывали слухи о поэте Добролюбове , который оставил столицу и основал в Поволжье секту «добролюбовцев». Странные отношения Кудеярова с Матрёной, как и некоторые речевые приёмы, навеяны ранней повестью Достоевского « Хозяйка ». Вполне созревший замысел книги по настоянию М. Гершензона был записан Белым во время пятинедельного пребывания у Рачинских в Бобровке в начале 1909 года.
Типы давно отлежались в душе… более всего интересовали меня многовидные метаморфозы хлыстовства; я услышал распутинский дух до появления на арене Распутина ; я его сфантазировал в фигуре своего столяра; она — деревенское прошлое Распутина. Когда же я в уединеньи отдался оформлению романа, всё, бессознательно мною изученное в пятилетии, оказалося под руками.
— Андрей Белый
В предисловии к изданию романа отдельной книгой (« Скорпион », 1910) автор просил рассматривать «Серебряный голубь» в качестве первой части трилогии «Восток или Запад» с общими героями. Однако в следующий роман « Петербург » (1915) из «Серебряного голубя» перешёл только один второстепенный персонаж — Стёпка .
В скорпионовском издании «Серебряный голубь» назван « повестью в 7-ми частях». Подзаголовок «роман» появился при переиздании книги берлинским издательством «Эпоха» в 1922 году. Советским читателям «Серебряный голубь» оставался неизвестным до 1988 года. С его публикации началось в 1989 году издание книжной серии « Забытая книга ».
Прообразом Дарьяльского принято считать Сергея Соловьёва , который, по свидетельству Белого, «вынашивая программу слияния с народом, внушил себе мысль, что он должен жениться на крестьянке, и, натянув сапоги, надев красного цвета рубаху и нахлобучив на голову вместо шапки рогатый еловый венок, отправился бродить по окрестностям» . Раздвоенность Дарьяльского между влечением к плотской «Матрёшке» и утончённой Кате отражает состояние самого Белого, в котором боролись низменная, по его представлениям, страсть к Любе Блок и одухотворенное чувство к Асе Тургеневой .
Натура моего столяра сложилась из ряда натур (из мною виденного столяра плюс Мережковский и т. д.); натура Матрёны — из одной крестьянки, плюс Щ. , плюс… и т. д. В романе отразилась и личная нота, мучившая меня весь период: болезненное ощущение «преследования», чувство сетей и ожидание гибели; объективировав свою «болезнь» в фабулу, я освободился от неё.
— Андрей Белый
Среди прототипов Кудеярова в беловедении называется теософ , барона Тодрабе-Граабена — В. И. Танеев и , старой баронессы — его мать А. Г. Коваленская . Фигура студента Чухолки — достаточно прозрачная пародия на мистического анархиста Георгия Чулкова .
В период работы над романом Белый разделял основные построения Вячеслава Иванова об аполлоническом и дионисийском . Главному герою уготована роль Христа-Диониса, мистериальной жертвы, которой сначала поклоняются, а потом приносят в жертву . Студент-классик Дарьяльский под конец осознаёт своё место в этой драме и, уподобляя себя Дионису , «вместо шапки» увенчивает себя «зелёным колючим венцом с вставным лапчатым рогом над головой» .
Тесно связана с предыдущей и антитеза «Запад-Восток». Эта дихотомия наглядно выражена в топографии романа. По наблюдению А. В. Лаврова , « дионисийским губительным соблазнам Востока противостоит в романе надёжная аполлоническая юдоль — усадьба Гуголево, находящаяся к западу от Целебеева и Лихова и Запад символизирующая» . По другой оценке, в семействе баронов Тотрабе-Граабен (владельцев усадьбы Гуголево) всё, начиная с самого имени, свидетельствует «о чуждом и хищном, но мёртвом», тогда как обитатели Лихова и Целебеева обрисованы автором «объёмно и сочно» .
Разочаровавшись в клонящейся к закату Европе, главный герой пытается обновить себя прикосновением к «Востоку». Он убеждён, что «Россия таит несказанную тайну». Однако его хождение в народ оборачивается катастрофическими последствиями. В недрах крестьянской России интеллигент натыкается на разрушительную силу: вместо ростков новой культуры встречает там «антикультуру, нацеленную на разрушение, на сотворение хаоса, чистое дионисийство , лишённое аполлоновского начала» . Символом этих разрушительных начал выступает в романе серебряный голубь с хищным ястребиным клювом .
В преддверии революции Белый развенчивает традиционное для русской интеллигенции представление о русском народе (крестьянстве) как о носителе высшего духовного начала. Пускай вырождающаяся западная цивилизация клонится к упадку и представляет тупиковый путь развития, но и народная стихия в лице Кудеярова и Сухорукова под пером Белого — вовсе не идеализированный «богоносец», а льстивый, лукавый и жадный носитель тёмного чувственно-хаотического начала, мимикрирующего под духовность и несущего гибель интеллектуалам вроде Дарьяльского.
Повествование в просторечной сказовой манере не без иронии ведёт автор, «обряженный в маску Гоголя-проповедника» . Его напевная речь насыщена инверсией, повторами, звукописью , «фольклорными речениями, диалектной лексикой, порой избыточно цветистой» . Внутреннее состояние главного героя объективируется в «лиризованных пейзажах» наподобие «вереницы трехсложников в зачине второй главы романа» . В текст нередко вторгаются народные песни, подлинные и вымышленные. Изобилуют скрытые отсылки к классическим произведениям русской литературы предыдущего века .
Цвета «Серебряного голубя» в общем близки к цветам «Вечеров на хуторе близ Диканьки»; как у Гоголя, они даны впестрь, перебоями пятен. <…> В напевности, в оперной нарочитости поз, в расстановке слов, в их повторах, красках, паническом чувстве, внушаемом солнечным блеском, во многих сюжетных моментах есть итог увлечения прозой Гоголя до усилия её реставрировать.
— Андрей Белый
Первый роман Андрея Белого обратил на себя внимание ведущих деятелей « серебряного века ». Критики стремились вписать его в контекст нового народничества ( неославянофильства ). В частности, Н. Бердяев посвятил ему статью «Русский соблазн» в «Русской мысли» (№ 11 за 1910 год); позднее он писал, что «жуткая стихия русского народа» нашла в романе Белого «гениальное художественное воспроизведение» . А. Амфитеатров сострил, что символист Белый «перенародничал всех народников» . К. Чуковский причислил Белого к числу молодых авторов, «неожиданно сказавших о России глубокое, значительное слово» . «Дано Вам такое проникновение в народную душу, какого мы ещё не имели со времён Достоевского », — писал Белому мыслитель Сергей Булгаков .
Историк литературы Д. С. Мирский характеризует дебютный роман Белого как «одно из самых богатых сокровищами произведений русской литературы», которое оказало «огромное влияние на историю русской прозы» . Особенно велико было его воздействие на « новокрестьян ». К примеру, С. Есенин считал роман «замечательной книгой» , а выходец из старообрядцев Пимен Карпов довёл стилистические открытия Белого до апогея дурновкусия в бесформенной книге «Пламень» (1913), где «в русских монастырях перед Светлым Воскресеньем в подпольях служат кровавые мессы сатане и приобщаются человеческой кровью» . «Серебряный голубь» переведён на основные языки мира, и один из его персонажей неожиданно появляется в романе нобелевского лауреата Кэндзабуро Оэ « Родственники жизни » (1989).