Евге́ния Флориа́новна Зава́дская , по мужу Франжо́ли (или Франжоли́ ) (1852, , Валуйского уезда , Воронежской губернии — 6 августа [ 18 августа ] 1883 , Женева ) — российская революционерка- народница , член партии « Народная воля », член её Исполнительного комитета. Антиправительственный агитатор, участница « кружка Фричей », участница Процесса ста девяноста трёх . Инициатор обструкции революционеру-бакунисту М. П. Сажину в Цюрихе .

По национальности полька , дворянка, дочь помещика Воронежской губернии Ф. И. Завадского. Сестра (в замужестве — Харкеевич), корреспондентки Ф. М. Достоевского . Подруга Веры Фигнер . Жена известного русского революционера-народника А. А. Франжоли (1848—1883), члена Исполнительного комитета партии « Народная воля ». Хозяйка конспиративной квартиры, в которой находилась химическая лаборатория для изготовления взрывчатых веществ , использовавшихся в ходе покушения на Александра II . Покончила жизнь самоубийством в день смерти неизлечимо больного мужа.

Биография

Юность и студенческие годы

Евгения родилась в селе Самарино Больше-Липяговской волости Валуйского уезда Воронежской губернии . Её отцом был мелкопоместный польский помещик штабс-капитан Флориан Иосифович Завадский. Он владел родовым имением Хмелевое в том же Валуйском уезде, ныне это село Хмелевец Валуйского района Белгородской области . Кроме Евгении, в семье росли братья Николай, Михаил, сёстры Валентина и Мария. Все братья и сёстры принимали участие в петербургских революционных кружках. Мария Завадская, в замужестве Харкеевич, состояла в переписке с Ф. М. Достоевским . В августе 1869 года Евгения окончила с отличием Воронежскую Мариинскую женскую гимназию, после чего отправилась в Санкт-Петербург для поступления на акушерские курсы, с этого времени она была вовлечена в студенческое движение и революционную деятельность .

В 1872 году Завадская уехала в Швейцарию , где посещала лекции медицинского факультета Цюрихского университета . Там же она окунулась в кипучую жизнь революционной эмигрантской среды. Она познакомилась с братьями , , Владимиром и Леонидом Жебунёвыми, сёстрами Надеждой , Марией и Евгенией Субботиными, и А. М. Розенштейн , по мужу — Макаревич. Участвовала в идеологических спорах « бакунистов » и «лавристов», защищая точку зрения сторонников Петра Лаврова . Первые выступали инициаторами безотлагательных революционных действий, вторые настаивали на подготовительной пропагандистской деятельности. После конфликта бакуниста Н. В. Соколова и лавриста В. Н. Смирнова , закончившейся плевком Смирнова в Соколова и завязавшейся потасовкой , стала во главе студенток, устроивших обструкцию М. П. Сажину — лидеру бакунистов в Цюрихе, считавшемуся истинным виновником конфликта двух враждующих революционных эмигрантских группировок , и дала ему пощёчину .

Участник студенческого движения 1870-х годов статистик и публицист Н. Г. Кулябко-Корецкий в воспоминаниях «Из давних лет» рассказывал об эпизоде захвата в 1873 году сторонниками Лаврова русской эмигрантской студенческой библиотеки в Цюрихе и последовавшего конфликта лавриста В. Н. Смирнова и бакуниста Н. В. Соколова, закончившегося их потасовкой. Результатом этих событий было собрание лавристов, потребовавших от бакунистов и лично М. П. Сажина (псевдоним Арман Росс ) разъяснений причин драки двух эмигрантов. Автор мемуаров изложил данный инцидент с точки зрения лавристов: «С восторженным лицом, забрызганным кровью, вбежала на собрание студентка Запольская или Заславская, — точно её имя не упомню , — с криком: „Я отомстила за Смирнова! Я публично дала пощёчину Россу! Встретив его на улице, окружённого своими сторонниками, я ворвалась в их среду и ударила Росса в лицо; он хотел в меня стрелять из револьвера, но окружающие удержали его, и он успел лишь ударить меня ручкой револьвера в спину с такой силой, что у меня хлынула кровь из горла!“ Её сообщение встречено было аплодисментами и криками одобрения, после чего её увели из зала, чтобы смыть кровь с её лица и платья» .

В Цюрихском университете Евгения подружилась с Верой Фигнер и приняла деятельное участие в работе кружка Фричей. Кружок состоял из русских эмигранток в основном из студенческой среды, имевших радикальные, в том числе феминистские убеждения. В связи с инцидентами между русскими эмигрантами, подобными описанному выше, в 1873 году царское правительство издало указ о прекращении обучения русских студенток, доставлявших многочисленные хлопоты зарубежным дипломатическим миссиям России. Указ российского правительства, обвинявшего студенческую молодёжь в безнравственности и радикализме, был воспринят эмигрантками как оскорбление. В ответ на распоряжение правительства вернуться в Россию, Евгения Завадская уехала в Париж , но спустя два месяца всё-таки вернулась в Россию .

Народническая деятельность в России и Процесс 193-х

Вернувшись на родину и так и не завершив высшего медицинского образования, Евгения поселилась у матери в имении Хмелевом Воронежской губернии. Там она организовала народную школу и занималась народнической пропагандой среди крестьян. Учитывая незаурядные агитационные способности девушки и её умение находить общий язык с крестьянами, народники предлагали ей заняться составлением народных книг. Так, П. М. Макаревич предложил ей адаптировать к народному чтению монографию Д. Л. Мордовцева «Гайдамачина» (1870) . «Завадская, не можете ли вы написать народную книжку „Гайдамаки“ по Мордовцеву. Главное условие — удобопонятность и простота языка, сжатость и лёгкость изложения. Если согласны, то напишите, есть ли у вас „Гайдамаки“ Мордовцева; если есть, то постарайтесь начать эту работу поскорее» .

В следующем 1874 году Евгения Флориановна получила место сельской учительницы в школе села Беломестное Новооскольского уезда Курской губернии , попечительницей которой была Софья Субботина — мать сестёр Субботиных, в своё время привозившая своих дочерей в Цюрих. С. А. Субботина предложила ей и ещё одной революционерке-народнице — В. Н. Батюшковой , также скрывавшейся от преследования властей, места в школах, попечительницей которых она являлась, к тому же, Субботина владела в Беломестном собственным поместьем. Как и прежде, Завадская вела народническую агитацию среди крестьян, однако здесь её быстро выдал местный конторщик. Узнав о предстоящем аресте, революционерка скрылась из Беломестного . Тем не менее, 1 сентября 1874 года она была задержана на станции Прохоровка Курско-Харьково-Азовской железной дороги . 14 сентября в Беломестном была арестована, обыскана и отправлена в Курскую тюрьму сама Софья Субботина .

При обыске у Завадской были найдены адрес Петра Макаревича, пропагандистская литература и азбука для шифрования. В результате она была привлечена к дознанию по делу о революционной пропаганде и около восьми месяцев находилась в Воронежской тюрьме и Доме предварительного заключения в Санкт-Петербурге, пока за недоказанностью вины не была освобождена из-под стражи . Оказавшись в Санкт-Петербурге по судебным делам, она всё-таки окончила петербургские акушерские курсы. В 1875 году Евгения Флориановна привлекалась к дознанию по делу давшего признательные показания Ивана Лобковского. На этот раз дознание происходило в Херсонском жандармском управлении. Вместе с Евгенией Флориановной к дознанию по делу Лобковского привлекалась и её сестра Мария Флориановна. С сельским учителем-пропагандистом И. Х. Лобковским Евгения познакомилась у себя на родине вскоре после возвращении из Франции. В связи возбуждением против неё более раннего судебного Процесса по делу о пропаганде в империи , следствие по делу Лобковского в отношении неё по высочайшему повелению было прекращено 10 марта 1877 и объединено с предыдущим .

Но уже месяц спустя девушка была вновь привлечена к дознанию по политическому делу, на этот раз по делу Олимпиады Евграфовны Кутузовой — жены итальянского бакуниста- анархиста Карло Кафьеро . Завадская обвинялась в хранении революционных воззваний, а также стихотворений противоправительственного содержания. Это дело в отношении неё по высочайшему повелению 11 сентября 1877 было также прекращено в связи с установлением за нею негласного надзора , не ограничивавшего её в выборе места жительства. Но ещё до этого, 5 мая 1877 года, она судилась Особым присутствием Сената Российской империи по политическому обвинению в принадлежности к сообществу, стремившемуся ниспровергнуть существовавший строй или по так называемому «Процессу ста девяноста трёх». Подготовка к нему заняла несколько лет, по этой причине решения по другим аналогичным делам в отношении Завадской несколько раз откладывались до принятия решения по общему для всех крамольных народников делу .

В рамках этого процесса осенью 1877 года она была всё-таки арестована и заключена в санкт-петербургский Дом предварительного заключения . Суд по Процессу ста девяноста трёх проходил в Петербурге с 18 октября 1877 года по 23 января 1878 года. На самом процессе Евгения присоединилась к обвиняемым, решившим бойкотировать суд, поскольку судебные заседания были объявлены закрытыми, по этой причине 10 ноября 1877 года она была удалена из зала судебных заседаний. Приговор Особого присутствия Правительствующего сената , вынесенный в отношении обвиняемой 23 января 1878 года, оправдал её. Она была освобождена из-под стражи и передана на поруки ещё до окончания суда в начале января 1878 года . После суда Евгения осталась в столице, где проживала вместе с А. В. Якимовой , впоследствии Диковской, и . Принимала участие в сходках у А. И. Корниловой-Мороз , участники которых занимались обсуждением возобновления революционной деятельности. На этих собраниях она, в числе других участниц, разработала народническую программу революционных действий . Группа из сорока человек, представленная как старыми «чайковцами» ( Ю. Н. Богданович и А. И. Иванчин-Писарев , М. П. Лешерн-фон-Герцфельд, В. Н. Фигнер, Е. Н. Фигнер , А. К. Соловьев , Д. А. Клеменц , С. Л. Перовская , Т. И. Лебедева , , Н. А. Саблин , Н. А. Морозов , , А. И. Корнилова-Мороз, и его жена Анна Адриановна Сердюкова), так и новыми участниками (Е. Ф. Завадская, А. В. Якимова), ставила перед собой задачу реанимировать «Большое общество пропаганды». Летом 1878 года из-за многочисленных арестов группа сама собой прекратила своё существование, а её остатки влились в организацию « Земля и воля » .

8 февраля 1878 года Евгения Флориановна покинула Санкт-Петербург и уехала в поездку по центральным губерниям. Сначала она побывала в Рязани , весной посетила сестёр Кутузовых в имении Лялино Тверской губернии . У упоминавшейся О. Е. Кутузовой-Кафьеро были сёстры Александра, Надежда и Анна Кутузовы, была замужем за критиком и публицистом-народником Варфоломеем Зайцевым и жила, судя по всему, с мужем в эмиграции. В апреле и мае, чтобы изучить положение крестьянства , совместно с А. В. Якимовой и О. Е. Кутузовой-Кафьеро по подложному паспорту Е. Ф. Завадская побывала в Ярославской и Нижегородской губернии . После Нижнего Новгорода она приехала в Воронеж, где поселилась у бывшей надзирательницы местной тюрьмы. С 1874 года, когда они познакомились в Воронеже во время пребывания Завадской в Воронежской тюрьме после задержания на станции Прохоровка за пропагандистскую деятельность в школе села Беломестное, эта женщина успела стать сообщницей народников. По словам друзей-революционеров, у себя на родине Евгения Флориановна пользовалась всеобщей любовью культурной среды Воронежа .

Некоторое время девушка также проживала в окрестностях Валуек . Там она, а также бывший сельский писарь Пётр Волков и дворянин Николай Литошенко, распространяли антиправительственную пропаганду среди крестьян .

Ссылка в Сольвычегодск и замужество

Несмотря на оправдание Е. Ф. Завадской по процессу 193-х, 30 июля её вновь задержали. Решением министра внутренних дел А. Е. Тимашева она была отправлена по этапу в административную (то есть, внесудебную) ссылку в город Сольвычегодск Вологодской губернии под гласный надзор полиции, при этом срок ссылки исчислялся с 28 сентября 1878 года . Сведений об этом периоде жизни Завадской сохранилось крайне мало. В Сольвычегодске Евгения Флориановна встретилась с другим ссыльным, Андреем Афанасьевичем Франжоли , будущим членом Исполнительного комитета партии «Народная воля». В письме 1879 года к братьям Николаю и Тимофею из сольвычегодской ссылки Андрей Франжоли описывал мытарства ссылаемых: «Жандармы московские ― сволочь первостатейная ― хлыщи, нахалы, глупцы, так и просят, чтобы плюнуть в их пошлейшую образину. Это не моё единичное мнение, другие испытали на себе их мерзость во всём её безобразии; так, Завадскую, сосланную сюда, они оскорбляли подлейшим образом: не стесняясь, вели циничные разговоры, кричали на неё, топали ногами и чуть не прибили. И это такая паскудная ничтожная тля, как простые жандармы куражатся над больным, измученным человеком, что же ждать от более властных хищников» .

С его же слов стало известно, что ссыльных в Сольвычегодске сначала было лишь трое: он, Завадская и народник Фёдор Щербина , будущий известный земский статистик и член-корреспондент Императорской Академии наук , живший с женой. Андрей Афанасьевич жил на квартире Щербины, по его оценке, «по-барски», а Евгения Флориановна жила отдельно — «по-крестьянски» . В 1879 году молодые люди решили соединить свои судьбы. Лев Тихомиров отмечал, что их брак был невенчанным, то есть, гражданским .

С этого времени биографии двух молодых революционеров стали неотделимы друг от друга до самой их смерти. Е. Ф. Завадская сопровождала своего мужа всюду, куда его забрасывала судьба, и участвовала во всех мероприятиях, участником которых становился Андрей Афанасьевич. Биографии их были во многом схожи: оба учились, но не завершили высшего образования, обоих связывала медицина, оба предпочли ей революционную деятельность, не сулившую материальных благ, оба занимались агитационной работой в среде крестьянства, оба привлекались к дознанию Херсонским жандармским управлением, но до ссылки в Сольвычегодск их пути не пересекались, оба участвовали в процессе 193-х, оба они бойкотировали его заседания и оба отправлены в далёкую от их родных южных губерний северную ссылку . В Сольвычегодске жизнь молодой семьи была неразрывно связана с жизнью остальных ссыльных, Завадская и Франжоли вызывали к себе их внимание и сочувствие .

16 марта 1880 года эта молодая пара, а также вновь прибывшие ссыльные В. С. Серпинский , муж и жена И. В. Калюжный и Н. С. Смирницкая совершили побег из ссылки. Своеобразным сигналом для побега явился взрыв в Зимнем дворце , осуществлённый Степаном Халтуриным 5 февраля 1880 года. Беглецы добрались до Казани , доехали до Москвы, а затем при помощи членов организации « Народная воля » попали в столицу, где примкнули к этому новому революционному сообществу .

Участие в «Народной воле»

Всё это время и до конца пребывания в России Завадская и Франжоли находились на нелегальном положении. В 1880 году супруги были приняты в члены Исполнительного комитета партии «Народная воля» . В Петербурге Евгения Флориановна вела агитацию в кружках рабочей молодёжи. Поскольку к этому времени её муж был болен и не выходил из дома, она ухаживала за ним. Лев Тихомиров писал об этом: «Детей у них не было. А жили они неразлучно вместе, в самом нежном дружелюбии, в самой трогательной заботе друг о друге» . Летом 1880 года супруги уехали в Москву, откуда вернулись в столицу лишь перед Новым годом. К этому времени Евгения Флориановна была хозяйкой конспиративной квартиры, снятой на чужое имя. Первомартовцы были заняты подготовкой к очередному покушению на императора Александра II , поэтому им была необходима квартира для хранения взрывчатых веществ , которая не вызывала бы подозрения у властей. Квартира больного, малоподвижного Андрея Франжоли с его заботливой супругой была именно таким местом .

Роль Евгении Завадской в убийстве императора 1 марта 1881 года была, скорее, пассивной. После совершения террористического акта Андреем Желябовым , Софьей Перовской , Николаем Кибальчичем и другими террористами супруги по распоряжению Исполнительного комитета уехали на Кавказ, где Андрей Франжоли некоторое время лечился от своей болезни, природу которой врачи так и не сумели раскрыть: его кости сделались необыкновенно хрупкими, так что ломались от малейшего неосторожного движения. Некоторые бытовые подробности семейной жизни Франжоли, его болезни и примеры заботы Завадской о своём муже в воспоминаниях «Памяти Коковского», опубликованных Львом Тихомировым в «Вестнике Народной воли» в 1885 году, сообщила революционерка-народница Неонила Салова («Рассказ С…»). В частности, она рассказала о том, как в 1881 году, будучи в Петербурге, по неосторожности предположила в присутствии больного Андрея атаксию в качестве диагноза его странного заболевания, чем вызвала его необыкновенную тревогу :

Вообще, конечно, я поступила крайне неосторожно, но, в конце концов, была уверена, что всё обошлось прекрасно. Но вот теперь прибегает ко мне Женичка (Завадская) и сообщает, что с мужем её бог знает, что делается. Оказалось, что от меня он отправился в одно знакомое семейство и там почувствовал себя совсем дурно. Очевидно, разговор у меня произвёл на него страшное впечатление. Он казался совершенно расстроенным и не в состоянии был двигаться. Его привезли домой, и с тех пор он лежит совсем больной, чувствуя себя с каждым днём хуже. Женичка просила меня свести его в клинику, на консультацию, и попросить доктора, чтобы он успокоил больного, а настоящую болезнь сказал бы мне, а не ему.

— Л. А. Тихомиров. «Памяти Коковского». Рассказ С…, записанный с её слов в 1883 г.

После лечения минеральными водами Завадская и Франжоли осенью 1881 года возвратились в Москву. В Москве семья революционеров приняла самое деятельное участие в организации «Христианского братства» — тайного общества, основанного народовольцами для влияния на раскольников , сектантов и всех противников официальной церкви , типография этой организации также находилась на их квартире . К этому периоду семейной жизни Завадской относятся вспоминания мемуаристки Л. В. Фёдоровой (Панютиной) (1851—1936), жены минералога и кристаллографа , участника революционного движения Е. С. Фёдорова . Друг Е. С. Фёдорова Н. Н. Дерюгин, родом из города Валуйки, Воронежской губернии, был женат на сестре мемуаристки — Э. В. Панютиной, и был дружен с Я. А. Харкеевичем — мужем Марии Флориановны Завадской: «По воскресеньям мы отводили душу у наших, забираясь туда с утра. […] Там продолжали собираться нелегальные: Лопатин , два брата < Лев и Савелий > Златопольские, Иваницкая , Любатович , Степулин , Салова , Морейнис , Франжоли, Завадская, Вера Фигнер — и другие, легальные, как-то: Протопопов и Кривенко — литераторы» .

Мемуаристка утверждает, что среди названных приходил и Сергей Дегаев , хороший знакомый Е. С. Фёдорова и Н. Н. Дерюгина, провокатор охранного отделения , нанятый Г. П. Судейкиным, впоследствии выдавших основных вожаков «Народной воли»: «Я больше всех симпатизировала Завадской. Она — сестра жены большого приятеля Николая Николаевича [Дерюгина] и несчастная. Её гражданский муж Франжоли, арестованный в Одессе , при переезде в Петербург выскочил из вагона, намереваясь бежать, ушиб позвоночник. У него, должно быть, сделалась атаксия , он еле ходил, и его приходилось переворачивать при сильных болях. Жена его очень любила и даже впоследствии не перенесла его смерти и лишила себя жизни. Она как-то, смотря на детей, сказала мне при виде моей возни с ними: „Я понимаю Вас, какое счастье иметь ребёнка от любимого человека, как я бы хотела этого, но для меня это уж несбыточная мечта“. Мне с этих пор она стала ещё милее» .

После многочисленных арестов среди московских народовольцев в 1882 году Завадская и Франжоли покинули Москву и уехали в Саратов , где некоторое время поддерживали связи с , в то время ещё окончательно не разошедшимся с революционным движением агентом Г. П. Судейкина и младшим братом Сергея Дегаева . Уехав затем в Харьков , они встретились там с Верой Фигнер, с которой Евгения Флориановна была дружна ещё со времени их совместной учёбы в Цюрихском университете. Вера Николаевна намеревалась дать супругам новое партийное поручение, но ввиду тяжёлого состояния Андрея Франжоли была вынуждена отказаться от этой идеи .

Смерть и реакция на неё в революционном сообществе

После ареста Веры Фигнер в феврале 1883 года Завадская увезла тяжело больного мужа за границу. В мае они поселились в Женеве . Лев Тихомиров писал, что ему было трудно вообразить судьбу Андрея Афанасьевича в России в случае его ареста. Завадской понадобилось немало дипломатического искусства, чтобы получить паспорта для двух человек, неважно, фальшивые или настоящие, и каким-то образом беспрепятственно пересечь границу. Вид страданий бесконечно дорогого человека стал невыносимой пыткой для любящей женщины . 6 августа 1883 года Андрей Афанасьевич скончался, после смерти мужа Е. Ф. Завадская приняла смертельную дозу опиума .

В посмертной записке Евгения Флориановна сообщила, что приняла добровольную смерть с согласия своего мужа . Лев Тихомиров вспоминал, будто бы смерть супругов была совместным, предварительно обговорённым актом. Андрей Франжоли склонял Завадскую к суициду, а та «как будто колебалась и не хотела умирать». Сам Тихомиров не был непосредственным свидетелем семейной драмы и описывал произошедшее со слов не названной им свидетельницы :

<Франжоли> лежал живой, но молча и как будто в забытьи, однако делал Завадской рукой знаки, которые, как теперь можно понять, звали её за Франжоли, к нему. Вероятно, он только что принял яд (то есть опиум), который уже начал действовать, но Франжоли ещё не заснул. Завадская же была очень нервная и взволнованная. В руках у неё был пузырёк, но так как у них постоянно возились с лекарствами, то это не возбуждало никакого подозрения. Наконец Завадская прямо попросила приятельницу оставить её одну, так как она страшно устала. […] Приятельница удалилась и видела, уходя, что Завадская прилегла на грудь Франжоли и как будто готовилась вздремнуть. Через несколько часов знакомые снова зашли к Франжоли и застали обоих уже мёртвыми. Андрей лежал на кровати. Евгения, сидя рядом на стуле, обняла его руками и лежала головой на груди его. На полу валялся пустой пузырёк от опиума. Все усилия оживить отравившихся остались тщетны. Бывший помощник аптекаря хорошо рассчитал дозы яда, у обоих безусловно смертельные.

— Лев Тихомиров. «Тени прошлого». Глава «Революционная элегия»

Народоволец Н. А. Морозов считал, что одной из причин самоубийства Завадской, помимо личного мотива, послужило общее разочарование от разгрома народовольческого движения в России и невозможность в связи с этим вернуться на родину. Он писал: «Едва ли кто-нибудь помнит теперь Франжоли и Завадскую, за исключением оставшихся в живых их товарищей, а между тем и в том, и в другом скрывались все задатки для того, чтобы при благоприятных обстоятельствах, стать в ряду самых видных общественных деятелей своей родной страны, а героями они всегда были». И в другом месте своих воспоминаний бывший заключённый Шлиссельбургской крепости повторил мотив забытости супругов-революционеров: «С тех пор прошло много лет, и новые, молодые и полные сил поколения пришли на смену старым борцам за свободу. Никто теперь не помнит ни Франжоли, ни Завадской. Но и их доля есть в том могучем потоке жизни, каким разлился теперь ручей освободительного движения 70-х гг. Оба были типическими представителями того материала, из которого строился когда-то Исполнительный комитет „Народной воли“ в самый громкий период своей деятельности» .

На их кончину откликнулась статьёй «Два гроба» женевская эмигрантская газета « » . Эмигрантский « Вестник „Народной воли“ » опубликовал некролог за авторством Льва Тихомирова о трагической смерти двух революционеров. В письме к П. Л. Лаврову от 6 августа по старому стилю, над которым Л. А. Тихомиров работал два дня, он писал так, ещё не зная о гибели Е. Ф. Завадской: «Сейчас получил известие, что вчера умер в Женеве Франжоли. Нужно отправляться на похороны. Хороший был когда-то человек, но в последнее время так мучился, так заживо сгнил, что уже, напротив — за него скорее можно порадоваться. Но жена (Завадская) будет, конечно, убиваться. Сколько лет жизни она на него убила, ходя за калекой… Хочу её пригласить к себе, а то ей очень уж тоскливо будет. Вообще жаль её, а не его». .

Много позднее Л. А. Тихомиров в своих воспоминаниях «Тени прошлого» посвятил Е. Ф. Завадской и А. А. Франжоли большую главу «Революционная элегия». В ней он действительно в элегических тонах описывал двух революционеров: «Андрей Франжоли и Евгения Завадская встают какими-то загадочными, грустно-покорными тенями. Так и хочется сказать им: зачем вы так тихо шепчете, отчего не скажете громче, для чего вы жили и томились и нашли ли где-нибудь то, чего не получили здесь, среди нас?» Мемуарист отмечал, что оба революционера были очень хорошими людьми, и у них было всё для того, чтобы оставить по себе какую-нибудь память. Но их жизнь закончилась, и «не разберёшь за ней ничего, кроме туманной светящейся полосы без определённого содержания, хотя это всё же полоса света, а не тьмы». Л. А. Тихомиров считал, что Евгения Флориановна могла бы рассчитывать на более выдающуюся будущность, если бы не любовь к Андрею Франжоли, поскольку она «уже не имела самостоятельного бытия, жила при Андрее, для Андрея, с ним бы пошла всюду и без него никуда» :

Во всяком случае, деятельность её была мелкая, незаметная. Но саму личность Завадской я хорошо помню. Тихая, скромная, молчаливая и замкнутая, она была очень умна и производила впечатление натуры, богатой внутренними силами. Это чувствовали все окружающие и постоянно очень уважали её. Конечно, она была способна к крупному, серьёзному делу. Почему она не бралась ни за что подобное? Потому ли, что не находила ничего способного её удовлетворить? Потому ли, что крупное дело требует от человека всецело отдаться ему, а Завадская не могла уже этого сделать с тех пор, как встретилась с Франжоли? Может быть, она не умела делить своего сердца — а полюбила она своего Андрея действительно всей душой. В нём она встретила нежную, любящую натуру, в которой можно было поместить всё своё чувство.

— Лев Тихомиров. «Тени прошлого». Глава «Революционная элегия»

Современный исследователь рода Франжоли А. М. Молодцов называет брак Андрея Афанасьевича и Евгении Флориановны «революционно-трагедийно бездетным» и сравнивает его с браком младших дочерей Карла Маркса и Женни фон Вестфален — Лауры Лафарг с Полем Лафаргом , закончившегося обоюдным суицидом , и Элеоноры Эвелинг с Эдуардом Эвелингом , в котором суицидом закончила жизнь лишь дочь Карла Маркса .

Комментарии

Примечания

Литература

• Буда С. О. До історії революційно-народницького руху на Україні в першій половині 70-х років. Іван Трезвінський, один з «193-х» : [ укр. ] // Україна . — 1926. — № 4. — С. 65—97.
• Дегаев, Владимир Петрович // Деятели революционного движения в России : от предшественников декабристов до падения царизма : биобиблиографический словарь : в 5 т. / под ред. Ф. Я. Кона и др. — М. : Всесоюзное общество политических каторжан и ссыльнопоселенцев , 1934. — Т. 3. Восьмидесятые годы, вып. 2. Г–З. — Стб. 1098—1099. — 1580 стб.
• Завадская, Евгения Флориановна // Деятели революционного движения в России : от предшественников декабристов до падения царизма : биобиблиографический словарь : в 5 т. / под ред. Ф. Я. Кона и др. — М. : Всесоюзное общество политических каторжан и ссыльнопоселенцев , 1934. — Т. 3. Восьмидесятые годы, вып. 2. Г–З. — Стб. 1451—1452. — 1580 стб.
• Завадская Евгения Флориановна // Белгородская энциклопедия. Страницы истории отечества, русской православной церкви, культуры, ратных и трудовых подвигов белгородцев. — Белгород, 1999. — С. 136. — 431 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-86295-001-X .
• Франжо́ли Андрей Афанасьевич // Ульяновск — Франкфорт. — М. : Советская энциклопедия, 1977. — С. 1825. — ( Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 27).
• Молодцов А. М. // Герценка. Вятские записки : Научно-популярный альманах. — 2019. — Вып. 35. — С. 74—121.
• Молодцов А. М. // Герценка. Вятские записки : Научно-популярный альманах. — 2019. — Вып. 36. — С. 118—147.
• Таратута Е. А. . — М. : Художественная литература, 1973. — 544 с. — 20 000 экз.
• [ Тихомиров Л. А. ] Некролог А. А. Франжоли и Е. Ф. Завадской. «Вестник „Народной воли“». 1883. № I. С. 203—209.
• Два гроба. «Общее дело». 1883. № 55. С. 16.
• Щербаченко В. И. Революционное прошлое нашего края. Член организации «Народная воля» Евгения Завадская // Пламя. 1989. 8 июня.