«Сала́м тебе́, Далга́т!» — повесть российского писателя и литературного критика Алисы Ганиевой , её дебют в художественной прозе. В 2009 году повесть, поданная на конкурс под мужским псевдонимом ( Гулла Хирачев ), была удостоена премии « Дебют ».

Повествование охватывает один день из жизни молодого махачкалинца и даёт панораму современной жизни в Дагестане ; характерной особенностью произведения является активное использование в речи персонажей регионального варианта русского языка , распространённого в республике.

Сюжет

Молодой аварец, махачкалинский студент по имени Далга́т, с папкой под мышкой перемещается по городу в поисках своего дяди Халилбе́ка, для которого у него в папке находится важное послание. Утром Далгат проходит через махачкалинский рынок, где замечает свою однокурсницу Саки́ну, однако не подходит к ней. Встретившийся ему бывший одноклассник Ма́га подбрасывает его на машине до дома Халилбека, попутно рассказывая о своих взаимоотношениях с девушками. На улице местная шпана отбирает у Далгата мобильник , однако его выручает Ха́джик, сын Халилбека. Самого Халилбека не оказывается дома. С Далгатом беседует старший сын Халилбека Ари́п, осуждающий современное развращение нравов и призывающий Далгата обратиться к исламу . Затем Хаджик довозит Далгата на машине до республиканской библиотеки, куда Халилбек пошёл на презентацию книги. Далгат некоторое время сидит на скучной презентации, посвящённой выходу книги «Избранное» заслуженной ногайской поэтессы Гюль-Бике, а затем узнаёт, что Халилбек уже ушёл на свадьбу родственника, которая проходит в банкетном зале « Халал » неподалёку. Далгат также идёт на свадьбу, где встречает массу знакомых, а его кузен Мурад просит его подержать дома несколько дней один свёрток, который он принесёт Далгату вечером. На открытой террасе выстрелом снайпера ранит или убивает одного из гостей, прокурора. Возникает паника, и Мурад уводит Далгата. По мнению Мурада, связанного с приверженцами салафизма , наказание прокурору было заслуженным за его неверие и коррупцию.

Далгат проходит к парку, где садится на скамейке и читает книгу, подаренную ему на презентации лезгинским писателем Яраги. Книга проникнута ностальгией по ушедшим временам и древним дагестанским обычаям. Вернувшись к банкетному залу, Далгат узнаёт, что Халилбек в отделении милиции, и идёт туда. В ожидании Халилбека он встречает свою одногруппницу Меседу́, по просьбе которой они заходят в кафе. Меседу рассказывает, что хочет уехать в Петербург . Разговор, как с некоторыми другими собеседниками в этот день, снова заходит о противостоянии ваххабизма и традиционного ислама и о том, как ваххабиты вербуют молодых людей. Выйдя из кафе, Далгат видит, что машины Халилбека уже нет. Он проходит на главную площадь и садится на ступеньки у памятника Ленину . Вскоре его кто-то окликает и Далгат, улыбаясь, смотрит на приближающегося к нему человека.

История

Алиса Ганиева получила известность как литературный критик , и повесть «Салам тебе, Далгат!» стала её дебютом в художественной прозе. При этом, по признанию автора, написать об окружавшей её дагестанской жизни она хотела ещё со школьных лет, когда под влиянием « Евгения Онегина » начала сочинять поэму. Затем, уже живя в Москве и выступая в качестве критика, Алиса Ганиева «вяло и неорганизованно пробовала писать „о Кавказе“ в течение полутора лет», однако после того, как её муж назвал эти черновики «невозможно скучными», отложила их в сторону и «меньше чем за месяц написала вещь заново, назвав её „Салам тебе, Далгат!“». Из черновиков в качестве вставного фрагмента была использована «Книга Яраги» .

В литературных кругах Алису Ганиеву знали как критика, и для того, чтобы «услышать ничем не скованную оценку, обнулить собственный имидж» , она решила выпустить повесть под псевдонимом . Кроме того, уже в процессе работы стало понятно, что «мир этой повести — абсолютно мужской. Это территория во многом табуированная для женщин» . Таким образом, псевдоним дал автору внутреннюю свободу: «Только под маской Хирачева я смогла отважиться написать собственную серьёзную прозу, да ещё и про сегодняшнюю Махачкалу» . Позже, уже в предисловии к журнальной публикации повести, Алиса Ганиева отмечала, что «на расстоянии от родины, под чужим именем мне было легче отстраниться от сиюминутного жизненного опыта и попытаться выразить в диалоге, сценке, детали противоречивую реальность сегодняшнего Дагестана» . Таким образом, в 2009 году повесть была подана на соискание премии «Дебют» под мужским именем Гулла́ Хира́чев, и о псевдониме до вручения премии не знал никто, кроме близких Ганиевой. По её словам, реакцией на раскрытие псевдонима у членов жюри стало «полное неверие и шок» .

В декабре 2009 года повести была присуждена премия «Дебют» для молодых писателей (моложе 25 лет) в номинации «Крупная проза». В 2010 году повесть была опубликована (в сокращении) в дагестанском еженедельнике « Новое дело » (в трёх номерах), журнальный вариант повести вышел в «Октябре» под именем Гуллы Хирачева, но уже с предисловием Алисы Ганиевой . В том же году повесть вошла в одноимённый сборник, включающий также рассказ «Шайтаны», цикл «Дагестанские очерки» и несколько критических эссе . Повесть вошла также в сборник «Повседневность» наряду с двумя другими произведениями лауреатов премии «Дебют» .

Повесть была хорошо принята критиками, однако вызвала смешанные отзывы на родине автора, в Дагестане. Как отмечала в одном из выступлений сама Алиса Ганиева, «когда открылось, что Гулла Хирачев — не мужчина, а женщина, наиболее рьяные патриоты Дагестана сразу прописали его в махачкалинских саунах, мол, этот Хирачев, небось, там учился крупной прозе», «почему-то обиделись и кумыки», «расстроились республиканские мусульманки: „Девушка без хиджаба , чем тут гордиться-то?“», «недоумевали опытные редакторы толстых журналов: „А на каком языке это написано?“», «неожиданно хвалили национал-большевики…» . Наибольшее возмущение земляков автора вызвал тот факт, что «стереотип подачи Кавказа был сломан, в любование и восторг закралась сухая, не очень приятная действительность»: «Думаю, многие из моих земляков-читателей даже не понимают, почему их возмущает мой текст, не осознают, что я ломаю какой-то вложенный в них код восприятия» .

Награды

• Премия « Дебют » ( 2009 ) — победитель в номинации «Крупная проза»
• Литературная премия им. И. П. Белкина за лучшую повесть года ( 2010 ) — финалист
• Премия « Триумф » ( 2010 ) — молодёжная премия

Переводы

• Французский язык: отдельное издание «Salam, Dalgat!» (L’Aube, 2013), перевод Жоэль Дюбланше (Joëlle Dublanchet)
• Немецкий язык («Salam, Dalgat!»): в сборнике «Das schönste Proletariat der Welt» (Suhrkamp, 2011)
• Испанский язык («Salam, Dalgat!»): в сборнике «El segundo circulo» (La otra orilla, 2011)
• Итальянский язык («Salam, Dalgat!»): в сборнике «Il secondo cerchio» (Marco Tropea Editore, 2012)
• Китайский язык: в сборнике «Squiring The Circle» (People’s Literature, 2010)
• Словенский язык: отдельное издание (Sanje, 2023), перевод Томаж Север (Tomaž Sever)

Критика

Многие критики встретили появление повести восторженно: так, ещё на этапе обзора шорт-листа «Дебюта» Павел Басинский отмечал, что у «человека-загадки» Гуллы Хирачева из Дагестана «пожалуй, лучший русский язык из всей прозы конкурса» . Заметка « Новой газеты » о присуждении первой премии Алисе Ганиевой вышла под названием «Таких ярких дебютов в прозе не было давно» . Александр Иличевский назвал произведение «просто блестящим», а кроме того высказал мысль о том, что это «не повесть, а первая глава будущего романа, который станет новым „ Сандро из Чегема “» . На пресс-конференции во время объявления финалистов премии Иличевский воскликнул: «Хирачев, вы гений!» .

О повести говорили как о редком, если не уникальном, художественном тексте о современном Дагестане. Так, Елена Дьякова указала на то, что повесть «показывает почти неизвестный нашей словесности мир — „мусульманскую Россию“ начала XXI века», сравнив эту «новооткрытую губернию» с Одессой 1920-х годов . Аналогично, Лиза Биргер отметила, что «при всей этнографической, иногда даже слегка утомительной, пестроте образов и речи, другой такой честной и полной картины современного Кавказа в современной русской литературе пока нет» . Валерия Пустовая написала о том, что Алиса Ганиева «научила нас воспринимать без предубеждения современный Дагестан», при этом «сумела показать родную республику как есть: противоречивой, ходящей по краю, своеобразной и очень обаятельной» . По мнению Кирилла Гликмана, «мы дождались текста, который дает картину жизни, а не гибели Кавказа»: «по повести можно снять кино, и оно отлично познакомит жителя средней полосы России с жизнью в Дагестане» . Ту же мысль высказал и Сергей Шаргунов , вспоминая тех читателей, которые «слышали о сегодняшнем Кавказе только звон — эхо очередного взрыва»: «Пускай услышат и другие звоны — горных ручьев, свадебных бокалов, смеха, плача…» .

Отмечался и особый язык, на котором написана повесть. Сергей Шаргунов охарактеризовал «язык описания» в повести как «простой, чёткий, фактурный», тогда как «язык героев» — «колоритен, поскольку говорят они на смеси наречий, на странном сленге, ставшим привычным для жителей Дагестана, но неизвестном остальным» . По мнению Романа Сенчина , «речи дагестанского молодняка воспринимать сложно, но зато говорят они, „как в жизни“» , а Анна Кузнецова посчитала, что герои повести «говорят вслух что-то малопонятное, несмотря на сноски и расшифровки, но призванное, видимо, передать колорит кавказской речи и показать быдловатую повседневность тамошней молодежи» . Герман Садулаев назвал повесть «текстом об ультрасовременном Дагестане. Где говорят на странном и со стороны смешном языке — смеси русского с местными языками при обильном вкраплении искаженных арабских слов» . Майя Кучерская , отметив, что герой повести «движется в плотной, шумной, по-восточному велеречивой, по-уличному грубой толпе персонажей, гомонящих на смеси аварского, русского и бандитского», назвала именно речь «предметом изображения»: «речь — и само существование израненной, стремительно рвущей со своим прошлым и всё-таки живой республики» .

Тематика и художественные особенности

Повесть «позволяет увидеть северокавказскую повседневность глазами местного очевидца», рассказывая «об одном летнем дне молодого дагестанца, в которой действуют маргиналы и модники, прожигатели жизни и восторженные романтики, суфии и ваххабиты» . По мнению Валерии Пустовой, «книга Ганиевой написана в либеральном духе: разнообразие точек зрения, представители от многих социальных групп, минимум авторской позиции» . Елена Погорелая , отмечая «импрессионистическую манеру» автора — «широкие цветовые мазки, зыбкость меняющегося фона, вибрация звука» — говорит о том, что "как такового, сюжета в прозе Алисы Ганиевой нет, есть череда эпизодов, вовлекающих в себя «типических» представителей современного кавказского быта. При этом главный герой повести Далгат, как и Наида из более позднего рассказа «Шайтаны», «занимают в своей среде двойственное, промежуточное положение между наблюдателем и изгоем»; в целом, стержневой чертой в облике Далгата критик называет «неприкаянность, чуждость среди этнических и правоверных „своих“» . Близкую точку зрения на главного героя повести высказывает Лиза Биргер, говоря, что сам Далгат «голоса лишён, как лишён работы и семьи, и потому выступает камерой, фиксирующей реальность, не участвуя в ней» .

По словам Романа Сенчина, жанр текста определить сложно — «вроде бы большой рассказ или мини-повесть, а скорее всего, очерк, зарисовка», в которой «композиционная примитивность и мутноватость причинно-следственных связей искупается самой идеей вещи — показать сегодняшнюю жизнь столицы Дагестана, сложный и, быть может, переломный этап, когда происходит столкновение двух цивилизаций» . Отдел культуры «Новой газеты» называет «подлинной темой» повести «Дагестан как пограничье»:

Камни старого Дербента , слащавые буффонады литературных юбилеев с советским колоритом, роскошь тетушкиных ковров и текучие городские легенды о чудесах и знамениях Аллаха, волейбол на пляже, русские скинхеды, федералы, боевики, пылание хурмы и гранатов, спокойный вывод «всё равно никто никого не любит» — всё сплавлено в тексте .

Гульфия Базиева пишет о том, что повесть наполнена «ощущением транзитности» и «многопланова», при этом для читателя, знакомого с описываемой стихией, «произведение интересно точным совмещением различных, зачастую несовместимых граней северокавказского бытия», в то время как у российского читателя, никогда не бывавшего на Северном Кавказе,

появится, скорее всего, ощущение абсурдности происходящего на территории, напоминающей зону, в которой, с одной стороны, ревностно сохраняются обычаи, традиции и устои, с другой — осознаётся крушение традиционной системы ценностей, а выстраивание новой вызывает либо желание самоутвердиться (неважно каким способом), либо убежать, скрыться, затеряться в мегаполисах .

Связь с другими произведениями

Дядя Халилбек действует также в рассказе Алисы Ганиевой «Шайтаны», написанном вскоре после повести и удостоенном премии имени Юрия Казакова за лучший рассказ года ( 2010 ) . Если в повести рассказывается об одном дне из жизни молодого человека в Махачкале, то в «Шайтанах» показан один день жизни в дагестанском селе глазами девушки, приехавшей к родственникам на соболезнование. На соболезнование ждут, хотя и не успевают дождаться, Халилбека; затем, попав в райцентр, девушка в компании подруг заходит к сестре Халилбека Аминат, у которой гостит её племянник Хаджик, сын Халилбека, также упоминавшийся в повести «Салам тебе, Далгат!».

Валерия Пустовая обратила внимание на ряд других сходств между двумя рассказами: оба они «построены однообразно: автор нанизывает сценки, диалоги, детали на сюжет странствия — мы обозреваем Дагестан, следуя за героями, которые кого-то ищут». При этом «Ганиева намечает интересные характеры, горстями выдает мельчайшие, любопытные детали быта, разворачивает яркие, диковатые для русского уха диалоги», однако в итоге «эта богатая россыпь не собирается в законченное высказывание, повесть и рассказ можно продолжать и дополнять» .

Персонаж Халилбек появляется и в последующих романах Ганиевой. Так, Александр Кузьменков в рецензии на роман « » отмечает, что и в нём «за кадром неизменно присутствовал загадочный субъект по имени Халилбек: в „Далгате“ он работал дядей главного героя, в „Праздничной горе“ — чем-то вроде горного духа» .

Примечания

Ссылки