Великое княжество Владимирское
- 1 year ago
- 0
- 0
Влади́мир Рома́нович Ша́ндриков (настоящая фамилия по отцу — Ше́ндриков ; 5 апреля 1940 , Омск — 30 января 2003 , там же) — самобытный российский певец , художник , поэт и композитор , исполнитель песен собственного сочинения, «омский Высоцкий » .
Родился и жил в Омске . Вырос без отца.
По образованию и основному роду деятельности — художник -оформитель. В 1964 году поступил в Пензенское художественное училище .
Из училища был исключён, в числе других учащихся, за участие в подписании письма в газету « Советская культура » о недостатках экспериментальной программы в своём училище (по его собственным словам — «за организацию бунта против бюрократических сил»). [ источник не указан 683 дня ]
Дважды был женат. Трижды судим, в том числе один раз приговорён к трём годам лишения свободы, по статье 108 часть 1 — « умышленное тяжкое телесное повреждение », срок отбывал с 1969 по 1972. Находясь в заключении, сочинил первые песни — на тюремную тематику.
В 1972 году, отбывая срок оказался на хозяйственных работах на строительстве Дома культуры МВД, где познакомился со звукорежиссером Евгением Шабановым, который там монтировал аппаратуру, и с его подачи прямо во время «срока» состоялась первая студийная запись. Альбом разошелся в так называемом «магнитиздате», после освобождения начались первые полуофициальные выступления.
Шандриков владел гитарой слабо, на концертах и в записях неизменно участвовал аккомпаниатор -гитарист. Многие песни 1970-х годов написаны под влиянием творчества Владимира Высоцкого и исполнены в схожей манере, в связи с чем авторство некоторых из них порой ошибочно приписывается Высоцкому. Именно Высоцкого (которого знал лишь заочно) Шандриков до конца жизни считал своим «и другом, и учителем, и сострадальцем».
Этот момент отмечает С. Алоэ , говоря, что творчество Высоцкого, «подражание его стилю, хриплому голосу и его интонациям стало распространённым стилем пения блатных песен», и приводит в пример Владимира Шандрикова как одного из авторов-исполнителей блатной песни . Анализируя жанровую палитру авторской песни, Игорь Васильев обращает внимание на то, что существенное место здесь принадлежит так называемому «блатняку» . Среди песен, которые, по его мнению, принадлежат этому жанру, он называет песню В. Шандрикова «Ну, я откинулся! Какой базар-вокзал?» .
В 1977 году ему предложили совместно с Аркадием Северным записать в Одессе три альбома в сопровождении ансамбля «Черноморская чайка».
В своих песнях-картинках, песнях-сценках, какими я сам их считаю, потому что никто и никогда меня специально не учил ни петь, ни сочинять — я стараюсь избегать всего того, что набило уже оскомину трафаретности, елейности, пустозвонства и т. д. Возможно, этим и привлекательны мои вещички, интересен какому-то кругу я сам, как оригинальный автор. Я совершенно не понимаю, как можно всю свою жизнь петь две-три песни, пусть даже и очень нравящиеся слушателям. И расцениваю это как скудоумие и нищенство духовное. Плюс к этому — трусость: «А вдруг лучше не получится?» (Владимир Шандриков о своём творчестве, 2000 г.)
Первое официальное выступление Шандрикова состоялось лишь в 1986 году на городском конкурсе самодеятельной песни. Уже будучи инвалидом второй группы, в 1999—2000 гг. записал первый студийный альбом «На улице Тарской », до настоящего времени не изданный. Всего же Владимир Шандриков написал около двухсот стихов (большинство из них стало песнями) и свыше 500 частушек .
Похоронен 1 февраля 2003 года на Западном кладбище Омска.
Снова был в редакции — и снова
Получил назад свои стихи:
«Очень свеже пишете, толково…»
А в печать не взяли ни строки.
«Вы — талант, Вы настоящий гений!
А вернее, сможете им стать,
Если темы для стихотворений
Будете изящней подбирать.
Ну зачем, скажите мне, зачем
Вы всё норовите про худое?
Разве нет у нас приличных тем?
Принесите что-нибудь другое!»
Я стоял, как лошадь у корыта,
Понукаем плетью пышных слов…
Форточка была полуоткрыта —
Он на жизнь смотрел через неё.
Где-то там, невидимы, ходили
Сотни неопознанных, как я,
Также разбивали лбы другие,
Вдавливая зубы в удила.
А потом на «ты» и полушепотом
Убеждал редактор заговорщицки,
Ввинчиваясь в мозг мой штопором:
Ни к чему, мол, эти разговорчики!
А потом с улыбочкой, потупясь,
Говорил, пушинку с плеч сдувая:
«Ну, давай, пиши, только получше!
Знаешь сам — политика какая!..»
Я запомнил типа эту тупость,
Бдея кабинетчика слова:
«Ты смотри на подлость и преступность
Как на нетипичность бытия!»
Должен я идти иной походкой
Мимо сплетен, горя и реклам…
Ничего, что слева пахнет водкой!
Ничего, что справа — «В морду дам»!
Что стоят мальчишки, выпивая,
Так, что аж захватывает дых,
И потом дерутся, избивая
Незнакомых, <зна>комых и родных.
Что ж такого, если кто-то плачет,
Если кто-то бритву обнажил…
«Это ничего собой не значит,
Се ля ви!» — мне тип тот говорил.
Я иду небрежною походкой
Мимо дряни, вони и обид.
Ничего, что от подружки пахнет водкой!
Ничего, что совесть говорит…