«Неизбирательное сродство. Роман из 1835-го года» — роман Игоря Вишневецкого , опубликованный в журнале « Новый мир » в 2017 году и отдельным изданием в 2018 году. Его название отсылает к книге Гёте . Роман привлёк внимание критиков , получил премию журнала «Новый мир» за лучшую прозу и попал в короткий список Премии Андрея Белого .

Сюжет

События разворачиваются в течение весны — осени 1835 года: сначала на пароходе «Николай I» , плывущем из Кронштадта в Травемюнде , затем в Центральной и Южной Европе и в конце в Центральной России — в глухом углу Тверской губернии . Кроме того пассажиры парохода рассказывают о странностях, приключившихся с ними в течение последних пяти лет на Балканах , в Северной Африке и на Мальте .

Первая глава описывает четырёхдневное плавание на пароходе «Николай I» по Балтийскому морю (25—28 мая 1835 года старого стиля ) и разговоры, которые ведут между собой пассажиры первого класса. В первый день полковник Тарасов рассказывает о странной гибели его приятеля, капитана от артиллерии в сентябре 1829 года в Адрианополе , вскоре по окончании победной балканской кампании : из рассказа Тарасова следует, что его сослуживец мог стать жертвой « гулей ». Присутствующий при рассказе товарищ Тарасова по Московскому благородному пансиону Корсаков подвергает правдивость истории сомнению, считая, что всё это Тарасов «вычитал, как водится, у каких-нибудь немцев ». Слышащий рассказ юный князь Эспер Лысогорский пытается заговорить с обоими: он тоже окончил Благородный пансион, только существенно позже, но успел уже провести пять лет «на службе в Архиве Министерства иностранных дел » в Москве.

На следующий день Тарасов сходит на берег в Истаде , а археолог Корсаков, в опровержение рассказанного, повествует о странном байроническом пассажире — русском, взятом им на борт нанятого для собственного путешествия небольшого судна в Навпали , при отплытии в сторону Сицилии . Пассажир признаётся, что служил, пережил во время балканской кампании смерть, оказавшуюся «хорошо разыгранной пиесой», и был оставлен «сразу по заключении мира <…> в Европейской Турции со специальными, исключительными поручениями», проведя на Балканах ещё несколько лет. Сильный ветер и шторм пригоняют судно к ливийскому берегу у Бенгази , однако пассажир сходить на берег отказывается. Корсаков с переводчиком и тремя матросами посещает местного шейха , который рассказывает об античных руинах Северной Африки , дарит археологу некоторое количество древних монет и выражает сожаление, что таинственный русский не посетил его. Начинается самум , Корсаков и его спутники едва поспевают на судно, и их отгоняет ветром к Лампедузе , вблизи которой они становятся ночью на якорь, после чего подвергаются разбойному нападению тунисских пиратов . Путешественников ссаживают на африканский берег и ведут вглубь континента, где через несколько дней приводят к тому самому шейху, что хотел встречи с таинственным русским пассажиром. Шейх приказывает расправиться с одураченным Корсаковым как с ненужным свидетелем. Здесь Корсаков пробуждается, понимая, что вторая половина африканских приключений была сном, а нанятое им судно подплывает к Мальте. В конце рассказа он утверждает, что разница между реальностью и кажимостью хоть и незначительна, но всё-таки существует.

Эспер Лысогорский признаётся рассказчику, что его собственный дядя тоже считался погибшим в турецкую кампанию, но оказался «цел и невредим». На палубе с князем Эспером заводит разговор молодой художник Филипп Вакаринчук.

На третий день путешествия историю своей подруги, русской, родившейся и выросшей за границей, рассказывает молодая знакомая Корсакова, которую тот именует Александрой Дмитриевной. Цель её рассказа — опровергнуть предыдущее повествование и показать, что «для многих воображаемое и есть действительное». Подруга рассказчицы влюбляется в существенно более старшего, чем она сама, соотечественника, которого она сначала принимает за «англичанина», появляющегося в доме её отца — посланника при дворе неаполитанского короля . Соотечественник, бывший военный, просит посланника о подтверждении кое-каких утраченных документов, совершает с его дочерью прогулку на руины Геркуланума и Помпеи , где, наблюдая извлечённое из-под вулканического пепла , рассуждает об относительности жизни и смерти, уезжает в Болонью для встречи со знакомым профессором медицины и исчезает насовсем. Совершив поездку на родину и наведя там через родственников справки в архиве Главного штаба , подруга рассказчицы выясняет, что её возлюбленный числится давно погибшим.

На четвертый день, по прибытии в Травемюнде, когда Лысогорский и Вакаринчук решают ехать до Рима вместе, Александра Дмитриевна приглашает их в гости к себе с сестрой (обе живут в Риме), Корсаков же предупреждает Эспера при прощании, что документы таинственного пассажира из его рассказа были выписаны на имя князя Адриана Лысогорского.

Это и есть дядя Эспера, вызвавший его по срочному делу в Рим.

Глава вторая посвящена путешествию князя Эспера и стипендиата Императорской Академии художеств Филиппа Вакаринчука через земли Германского союза , Швейцарию , Северную Италию в Рим и первым неделям в Риме. Дяди Эспер не застаёт, но тот оставляет ему краткое письмо и ключи от римской квартиры, советуя ждать новых известий. Эспер читает книги, посещает живущих в риме русских художников и ведёт дневник.

В главе третьей Эспер и Филипп приглашены на виллу, на которой живут Александра и её старшая бездетная сестра Елизавета, вышедшая замуж за генерала наполеоновских войн, и наблюдают там концерт и вечернее празднество с фейерверками. Во время празднества, один из гостей, разговорчивый и саркастичный Лорд Рутвен , передаёт Эсперу запечатанное письмо от дяди, Эспер и Филипп планируют провести остаток вечера в компании приёмных дочерей Елизаветы — Иларии и Кьяры (вскоре Эспер понимает, что Кьяру и Филиппа связывает чувство), но тут появляется Александра и увлекает Эспера в аллею для уединённого разговора: «Знаете, Эспер, вы и поразительно похожи на него, и одновременно совершенно нет. Наверное, он был таким прежде, но я его таким не застала. Это невероятно». Становится очевидным, что на пароходе она рассказывала о себе и о дяде Эспера. Вернувшись домой, Эспер обнаруживает, что вместо письма дядя нарисовал малопонятную таблицу и посоветовал просить разъяснений — в Риме у Джузеппе Меццофанти , в Болонье — у Дионисио Гамберини и Орацио Фальконе.

В главе четвёртой Эспер отправляется в Ватикан на встречу с кардиналом Меццофанти, который сначала читает ему свои русские стихи, а потом, ознакомившись с таблицей, советует быть крайне осторожным, сообщает о болезни египтолога Фальконе и даёт Эсперу архивную выписку о хищном дереве каан-че, вывезенном из Юкатана специально посланными туда Ватиканом медиками. Образцы дерева были переданы для исследования профессору Гамберини. Эспер также посещает — в кампании неравнодушной к нему Александры — Ватиканские музеи , после чего отправляется в Болонью.

По дороге он читает отчёт о таинственном дереве, не принадлежащем ни к классу растений, ни к классу животных и вызвавшем большое смущение в умах некоторых прихожан католической церкви в Центральной Америке .

В Болонье Эспер застаёт только профессора Гамберини, который впускает его в дом после тщательного осмотра, после чего предлагает Эсперу выпить белого вина и заводит долгий разговор. Выясняется, что египтолог Фальконе был введён в состояние, напоминавшее смерть, не без участия Лорда Рутвена, а дядя Эспера срочно уехал с данным ему Гамберини саженцем дерева каан-че из Италии. Гамберини, давно интересующийся границей жизни и смерти, признаётся, что проводил с согласия и совместно с испытуемым опыты над организмом князя Адриана, «лишённым нормальных телесных нужд», поскольку обнаружил странные изменения в организме дяди Эспера и в химическом составе крови.

В конце разговора Гамберини приглашает Эспера на следующий день, 13 августа 1835 на вскрытие в анатомическом театре при библиотеке болонской . Придя в гостиницу, Эспер обнаруживает письмо от Александры, зовущее его обратно в Рим.

На следующий день Гамберини проводит в присутствии Эспера вскрытие и рассказывает о том, что, когда проводил вскрытие Фальконе, для начала забил осиновый кол в сердце, а, обнаружив при вскрытии непостижимые изменения и в организме египтолога, распорядился труп его сжечь. Гамберини спрашивает у Эспера, готов ли тот быть в разыгрываемой шахматной партии «не фигурой, не наблюдателем, а тем, кто фигуры двигает», после чего дарит ему набор анатомических инструментов и советует помочь развязать тяготящие Адриана Лысогорского путы. Он также передаёт Эсперу предотъездное письмо от князя Адриана, в котором тот зовёт племянника в середине осени обратно в Россию — в родовое имение, а до этого советует наслаждаться Италией. Глава завершается стихотворением, которое сочиняет в уме идущий по болонским улицам Эспер.

Действие главы пятой разворачивается в середине осени в никогда не существовавшем Кесьминском уезде Тверской губернии. Эспер встречает на почтовой станции бывшего соученика по Благородному пансиону, чиновника по особым поручениям при губернаторе, ездившего с губернским полицмейстером в имение его дяди, давшего своим мужикам вольную без земли и обвинённого другими мужиками в « ведовстве ». Знакомый остался доволен приёмом и считает дело «вздорным», но никто из ямщиков везти Эспера в родное Навьино не хочет. Единственный отважившийся ссаживает Эспера на полпути и возвращается обратно. Эспер обнаруживает, что имение перестроено, заведена плотина со стелами со странными надписями, над домом развевается не менее странный флаг, звучит эолова арфа , деревня безлюдна, но вокруг дома много короткошёрстных пятнистых собак. Князь Адриан, выглядящий значительно старше своих лет, живёт в неосвещённом доме один. Он показывает Эсперу теплицы с прижившимся среди тверских болот деревом ккан-че, которому скармливает на глазах Эспера горлицу , рассказывает странную историю их рода и того, что произошло между отцом Адриана, атеистом и вольнодумцем князем Василием Степановичем, женатым на валашской гречанке (бабушке Эспера, к этому времени умершей), и отцом Эспера, Александром Лысогорским, приехавшим по окончании наполеоновских войн забирать из родового имения жену с сыном. Князь Василий Степанович, объявивший было при вступлении Наполеона в Россию в деревне Конвент , говорит отправившему Эспера с матерью в Москву и оставшемуся у отца с целью доспорить сыну, что победа над Наполеоном досталась тем, кто её недостоин, спор идёт на повышенных тонах и приводит к нечаянному ранению сына, который тут же умирает, после чего князь объявляет о продолжении борьбы и уходит с частью мужиков в лес, в то время как другая часть отправляется за полицией. К моменту прибытия полиции и дознавателей князь Василий в агонии от подхваченного в холодном лесу воспаления лёгких, и дело предпочитают замять. Эспер понимает, что помнит другого деда и другое детство. Князь Адриан Васильевич, до того проходивший военную службу в Полтаве , где у него от прислуги, казачки из сирот, родился ребёнок, оказавшийся впоследствии талантливым художником (это и есть Филипп Вакаринчук, как оказывается — двоюродный брат Эспера), морально раздавлен, считает их род проклятым и ищет смерти. До конца он так и не умирает. Теперь он предлагает Эсперу самому решить, как следует поступить, и даёт ему на чтение тетрадь с « натурфилософскими » записями деда Василия Степановича о переходных степенях между жизнью и смертью. Конечный вывод князя Василия: «… В мире всё живёт и нет ничего окончательно мёртвого! »

Эспер с анатомическим скальпелем приходит в комнату лежащего и покорно ждущего его князя Адриана и наносит удар, но обнаруживает, что в руках его — нож для разрезания бумаги. А дядя его как человек умер уже давно. Начинается гроза, и молния зажигает деревянные теплицы. Сам Эспер поджигает дом и покидает имение.

В эпилоге, происходящем в наши дни, мы видим по-прежнему молодого князя Эспера, справляющегося о дороге на Навьино, которой уже никто не знает. От усадьбы почти ничего не осталось, а проезжающие на внедорожнике хозяева бакалейной лавки из когда-то соседнего села принимают Эспера за отбившегося от съёмочной группы актёра, говорящего на намеренно «церемонном и искусственном» наречии.

Награды

• Премия журнала «Новый мир» за лучшую прозу 2017 года
• Короткий список Премии Андрея Белого за 2017 год
• Длинный список премии Национальный бестселлер за 2018 год
• Длинный список премии Большая книга сезона 2017—2018 годов

Роман также был выдвинут на премию « Новая словесность (НОС) », но вошёл в короткий список не по голосованию жюри, а по мнению Критической академии премии .

Отзывы и критика

В целом роман был встречен критикой очень положительно.

Публицист и блогер Егор Холмогоров писал: «Каким-то чудом Вишневецкий смог упаковать в один текст целое созвездие жанров — сборник коротких готических новелл-анекдотов, роман-путешествие с обширными экфрасисами древностей (как человек сам видевший и очень любящий Равенну не могу не признать описание её мозаик образцовым), любовный роман, роман воспитания, <…>, наконец русский фантасмагорический гоголевский роман, переносящий мрачную мистическую атмосферу с Полтавщины на угрюмые Тверские болота. Ну и философский, а местами политический роман <…> Еще этот роман отчасти заполняет пустоту, которая есть в русской литературе. В ней есть множества упоминаний о путешествиях молодых обеспеченных русских дворян в Европу, но нет ни одного, если не считать Карамзина , внятного описания такого путешествия. К тому же Карамзин не заезжал в Италию. И вот прямо хотелось посмотреть на путешествия Чацкого или Онегина, а возможности такой не было. А вот тут такая возможность появилась» .

Елена Иваницкая отмечала: "Детективно-мистический сюжет развивается под аккомпанемент архитектурно-живописно-музыкального. Вместе с главным героем князем Эспером Лысогорским читатель побывает в Равенне, подробно и качественно осмотрит ее достопримечательности, переберется в Рим, внимательно осмотрит Пантеон , выйдет на площадь Минервы — «туда, где все необычайное и странное становилось реальностью»… <…> "Вы думаете, что смерть господина Фальконе как-то связана с моим дядей? « — спросил Эспер в плохо скрываемом волнении. — „Напрямую нет. Думаю, что они оба — жертвы. Вы в курсе опытов, в которых участвовал ваш дядя?“» .

Марина Вишневецкая назвала роман «блистательной стилизацией романтической прозы первой трети XIX века. <…> Но все разновидности хоррора, встречающиеся на пути юного князя: от рассказов о каннибалах до фантастического дерева каан-че, способного поглотить все живое, смягчены авторской иронией и расцвечены вдохновенным путеводителем по итальянским древностям (еще один бонус для вдумчивого читателя)» .

По мнению Дмитрия Бавильского ( Знамя , № 7, 2018 ) «автор синтезирует строй романтической прозы, однако делает это как бы понарошку. <…> Лабораторная чистота эксперимента здесь отсутствует, и „Неизбирательное сродство“, пользуясь чужими костюмами и физиономиями, работает именно как актуальный артефакт . <…> Помещая персонажей в атмосферу условной романтической прозы, Вишневецкий освобождает их от социальной конкретики, превращает в полигон для метафизических изысканий. <…> Вишневецкий вертит дискурсы и жанры как в калейдоскопе, постоянно сбивая читателя с толку. Не успеешь привыкнуть к одной повествовательной манере, как он подбрасывает совершенно другую, добавляя в дискурсивный пожар еще и поэтические отрывки. Посмертное существование зомби и големов , в которых превращает своих жертв каан-че, можно прочесть как литературоведческую метарефлексию автора над методом. Вишневецкий играет с „памятью жанра“, нарушая ее долгий инерционный ход, „ложными воспоминаниями“, взращенными на классике, но имеющими совершенно иной, современный химсостав. Это такое изощренное и даже извращенное литературоведение , принимающее самые разные облики и личины» .

Ольга Балла ( Новое литературное обозрение , № 2 (156), 2019 ) подчёркивает сверхлитературную задачу романа: «Роль сюжета (захватывающего, иной раз и гипнотизирующего, обескураживающего, в самый неожиданный момент выдергивающего из-под ног у читателя налаженные было ожидания, бьющего под дых) <…> представляется мне вполне вторичной. И это при том, что Вишневецкий умеет выстраивать его виртуозно, искусно удерживая читателя в напряжении, — что лишь подчеркивает служебную, техническую роль сюжетного построения. <…> Стиль <…> здесь — способ видеть мир и проживать его, и одно и то же, сказанное в разных стилистических ключах, — никогда не одно и то же. <…> „Неизбирательное сродство“ — сколько бы ни казалось это парадоксальным — по своему существу антикатастрофическая речь. Причем в смысле не только литературном, но, шире, — в историческом (и уж не антропологическом ли?). Бывает речь на разрыв, а эта, наоборот, — соединяющая разрывы. В ней есть нечто утопическое, нечто альтернативно-историческое: попытка если и не развить, то хотя бы чуть-чуть продлить в возможное будущее ту — младшую, условно говоря, — в наших сегодняшних глазах младшую — ветвь русской словесности, какая могла бы ветвиться и крепнуть <…> Это — русская литература до социальности и социального критицизма, до роли совести нации, не морализирующая, не проповедующая, не обвиняющая, не культивирующая вину перед народом, не зовущая к топору. <…> Что касается задачи, <…> то это, кажется, — вчувствование в природу жизни и смерти, в разделяющую и связывающую их границу, в глубокие связи, влекущие друг к другу человеческое и нечеловеческое, культурное и природное, в соотношение сил между ними» .

Некоторым диссонансом прозвучало лишь мнение Елены Сафоновой ( Урал , № 6, 2018 ), утверждавшей, что «в литературном <…> плане роман, самым причудливым образом мешающий исторические факты с авторским вымыслом (или с другим историческим фактом — априорной мистичностью сознания жителей XIX столетия?), достоин того же определения, что и речь князя Эспера в наши дни: „церемонный и искусственный“. Это оригинальное продолжение „фантастической“ линии, взятой „Новым миром“ в последнее время. Вскоре, должно быть, мы будем иметь честь познакомиться с „новомирским“ фэнтези» .

Издания

• // Новый мир. — 2017. — № 9. — С. 7—86.
• Неизбирательное сродство: Роман из 1835-го года // Неизбирательное сродство [: сборник всей изданной художественной прозы]. — М.: « Э », 2018. — (Проза Игоря Вишневецкого). — С. 5—210. ISBN 978-5-04-093120-0
• Le affinità non elettive: romanzo. Anno 1835 / Traduzione, postfazione e cura di Iris Karafillidis; prefazione di Stefano Garzonio . — Pisa: Pisa University Press, 2023. — (Saggi e studi). — 216 c. ISBN 978-88-3339-891-4

Примечания