Interested Article - Леонтьев, Константин Николаевич

Константи́н Никола́евич Лео́нтьев ( 13 [25] января 1831 , Кудиново , Калужская губерния — 12 [24] ноября 1891 , Троице-Сергиева лавра , Московская губерния ) — русский врач , дипломат ; мыслитель религиозно - консервативного направления; философ , писатель , публицист , литературный критик , социолог . В конце жизни принял монашеский постриг с именем Климент.

Биография

Родился 13 ( 25 ) января 1831 года в селе Кудинове Мещовского уезда Калужской губернии . Отец Николай Борисович (1784—1840?) происходил из калужской ветви дворянского рода Леонтьевых ; его дед Иван Петрович Леонтьев получил калужские имения благодаря браку с дочерью Ивана Петровича Толстого , президента Юстиц-коллегии. Мать Феодосия Петровна (1794—1871) была дочерью младшего единокровного брата и тёзки поэта Петра Матвеевича Карабанова . Брат Владимира Николаевича Леонтьева .

О своём отце Леонтьев вспоминал, что «он был очень велик и толст, … из числа тех легкомысленных и ни к чему не внимательных русских людей (и особенно прежних дворян), которые и не отвергают ничего, и не держатся ничего строго. Вообще сказать, отец был и не умён, и не серьёзен»; о матери: «она не была богомольна; постов почти вовсе не соблюдала и нас не приучала к ним, не требовала их соблюдения. … она немножко даже и презирала слишком набожных людей»; и отмечал: «молиться перед угловым киотом учила меня не мать, а горбатая тётушка моя Екатерина Борисовна Леонтьева, отцовская сестра» .

Первоначальное образование младшему, седьмому по счёту ребёнку, дала мать. В 1841 году он поступил в Смоленскую гимназию , а в 1843 году — кадетом в Дворянский полк . Из полка Леонтьев был уволен по болезни в октябре 1844 года и в том же году зачислен в третий класс Калужской гимназии , которую он окончил в 1849 году с правом поступления в университет без экзаменов. Поступив в ярославский Демидовский лицей , в ноябре того же года перевёлся на медицинский факультет Московского университета .

В 1851 году написал своё первое произведение — комедию «Женитьба по любви». Для его оценки он решил обратиться к И. С. Тургеневу , жившему тогда в Москве. Тот дал положительный отзыв о пьесе, однако она не была опубликована, так как её не пропустила цензура.

В 1854 году, досрочно получив диплом, отправился добровольцем в качестве батальонного лекаря на Крымскую войну . Служил в Белевском егерском полку , затем — в Керчь-Еникальском и Феодосийском военных госпиталях. Уволившись 10 августа 1857 года с военной службы, возвратился в Москву.

В 1858—1860 годы занимал место домашнего врача в селах Спасском (у барона Д. Г. Розена) и Смирнове (у А. Х. Штевена) Арзамасского уезда Нижегородской губернии .

В конце 1860 года переехал в Санкт-Петербург и поселился у своего брата Владимира Николаевича.

В 1861 году возвратился в Крым , в Феодосию , где женился на Елизавете Павловне Политовой, дочери греческого торговца (впоследствии она страдала умопомешательством). Оставив жену в Крыму, приехал в Санкт-Петербург, где в это время выходил его первый большой роман «Подлипки». Второе большое произведение — роман «В своём краю» ( 1864 ). Порвал с модным тогда либерализмом и стал убеждённым консерватором.

В 1863 году поступил на службу в Министерство иностранных дел и 25 октября того же года назначен драгоманом русского консульства в Канеа (Ханья) , на острове Крит . С жизнью на Крите связаны восточные рассказы Леонтьева («Очерки Крита», повесть «Хризо», «Хамид и Маноли»).

В августе 1864 года был назначен исполняющим обязанности консула в Адрианополе , где прослужил два с лишним года. После непродолжительного отпуска в Константинополе в 1867 году получил пост вице-консула в Тульче .

В 1870 году была опубликована его статья «Грамотность и народность», получившая одобрение посла в Константинополе Н. П. Игнатьева , слывшего славянофилом. В это же время работал над обширной серией романов «Река времён», которая охватывала русскую жизнь с 1811 по 1862 годы; большая часть рукописей была позднее уничтожена им.

Через год был назначен консулом в албанский город Янину , климат которого, однако, отрицательно сказался на его здоровье; был переведён на пост консула в Салоники . Его готовили к должности генерального консула в Богемии . Но в июле 1871 года он заболел болезнью, которую он принял за холеру . Когда смерть казалась ему неминуемой, он увидел икону Божией Матери , которую ему подарили афонские монахи; он дал обет Богородице, что в случае выздоровления он примет монашество . Спустя два часа он почувствовал облегчение.

Сразу после того, как болезнь отступила, он отправился верхом через горы на Афон, где оставался до августа 1872 года ; намеревался исполнить своё обещание и стать монахом, но афонские старцы отговорили его от такого шага.

В 1872—1874 годах жил в Константинополе и на острове Халки ; в этот период раскрыл себя как публицист («Панславизм и греки», «Панславизм на Афоне»). К этому же времени относится его работа «Византизм и славянство», а также роман «Одиссей Полихрониадес».

В 1874 году возвратился в родное Кудиново, которое нашёл в запустении. В августе совершил первую поездку в Оптину пустынь , где встретился со старцем Амвросием , к которому имел письмо от афонских монахов, и познакомился с иеромонахом Климентом (Зедергольмом) .

В ноябре 1874 года поступил послушником в Николо-Угрешский монастырь под Москвой, но уже в мае 1875 года снова отправился в Кудиново.

В 1879 году принял предложение князя Н. Н. Голицына и приехал в Варшаву, где стал сотрудником газеты «Варшавский дневник». В газете опубликовал ряд статей, преимущественно на общественно-политические темы. Год спустя был вынужден оставить работу в издании, которое не смогло выбраться из финансовых трудностей.

В ноябре 1880 года поступил на службу в Московский цензурный комитет (предложение было получено от его друга Тертия Филиппова ещё в 1879 году); в должности цензора прослужил шесть лет.

В это время писал сравнительно мало (роман «Египетский голубь», статьи «О всемирной любви», «Страх Божией и любовь к человечеству»). В 1883 году Леонтьев познакомился с Владимиром Соловьёвым . В 1885—1886 годы появился сборник его статей «Восток, Россия и Славянство».

Осенью 1887 года переехал в Оптину пустынь , где снял у монастыря в аренду двухэтажный дом, — у самой монастырской стены. В начале 1890 года у него в гостях был Л. Н. Толстой , который провёл у него два с половиной часа, ушедших на споры о вере. В Оптиной К. Леонтьев пишет работы: «Записки отшельника», «Национальная политика как орудие всемирной революции», «Анализ, стиль и веяние» и др.

23 августа 1891 года в Предтечевом скиту Оптиной пустыни принял тайный постриг с именем Климент и переехал в Сергиев Посад .

Скончался от пневмонии 12 ( 24 ) ноября 1891 года; был похоронен в Гефсиманском скиту Троице-Сергиевой Лавры близ храма Черниговской Божией Матери (ныне — Черниговский скит ).

Философия К. Н. Леонтьева

Антропологические воззрения

В своей антропологии К. Леонтьев выступает резким критиком абсолютизации человека , характерной для секулярной культуры. В современной Европе , по мнению мыслителя,

« пересилила любовь к Богу и веру в святость Церкви и священные права государства и семьи» .

К. Леонтьев указывает на то, что европейская мысль поклоняется не личности, достигшей особой степени развития, но просто индивидуальности всякой, и всякого человека желает сделать равноправным и счастливым. Такая мораль Леонтьевым отвергается. Ей он противопоставляет иную мораль: Леонтьев утверждает движение к Богочеловеку , путь к которому, по мнению мыслителя, не лежит через эвдемонизм .

Согласно Н. А. Бердяеву , мораль К. Леонтьева — есть

«мораль ценностей, а не мораль человеческого блага. Сверхличная ценность выше личного блага. Достижение высших целей, целей сверхличных и сверхчеловеческих, оправдывает жертвы и страдания истории. Называть это аморализмом есть явное недоразумение. И Ницше не был аморалистом, когда проповедовал мораль любви к дальнему в противоположность морали любви к ближнему. Это — иная мораль» .

Согласно воззрениям мыслителя, большей частью человеческие помыслы социально опасны, а потому свободу человека должно уравновешивать различными политическими и религиозными институтами. В этом Леонтьеву созвучно консервативное человекопонимание, так называемый . Однако леонтьевское охранительство имеет своей особенностью ярко выраженную религиозную окраску .

Взгляды и убеждения

Леонтьев считал главной опасностью для России и других православных стран либерализм («либеральный космополитизм») с его «омещаниванием» быта и культом всеобщего благополучия, выступал против эгалитаризма («бессословности»), « демократизации ». Проповедовал «византизм» ( церковность , монархизм , сословная иерархия и т. п.) и союз России со странами Востока как охранительное средство от революционных потрясений. Леонтьева иногда относят к «поздним» славянофилам, но он скептически относился к славянофильству и славянству .

Написал довольно тонкие литературно-критические этюды о Л. Н. Толстом , И. С. Тургеневе , Ф. М. Достоевском . Критиковал Толстого и Достоевского за «розовое христианство».

Вслед за Н. Я. Данилевским делил человечество на культурно-исторические типы, неминуемо проходящие в своем развитии определённые стадии: юности, зрелости и старости (в терминологии Леонтьева — первичной простоты, цветущей сложности и угасания, ведущего к смерти). Таким образом, Леонтьев применил эстетический принцип к оценке общества, государства, культуры, истории («эстетизм» Леонтьева).

Интересовался социалистическими учениями: читал П. Прудона и Ф. Лассаля ; предрекал европейской цивилизации политическую победу социализма, описывая его в виде «феодализма будущего», «нового корпоративного принудительного закрепощения человеческих обществ», «нового рабства».

В греко-болгарском конфликте , который был одним из ключевых вопросов Восточной политики для России в 1860-е — 1870-е , полагал, что Константинопольский патриархат (« фанариотское » духовенство) стоял на канонически безупречных позициях, в то время как болгары отошли от единства со вселенской Церковью .

Критика

Изыскания К. Н. Леонтьвева были подвергнуты критике со стороны многих выдающихся русских философов и деятелей Церкви.

Известная работа Константина Николаевича «Наши новые христиане», посвящённая Пушкинской речи Ф. М. Достоевского, была разобрана В. С. Соловьёвым в статье «Три речи в память Достоевского».

Оттенок сантиментальности мог быть в стиле у автора «Бедных людей», но во всяком случае гуманизм Достоевского не был тою отвлеченною моралью, которую обличает г. Леонтьев, ибо свои лучшие упования для человека Достоевский основывал на действительной вере в Христа и Церковь, а не на вере в отвлеченный разум или в то безбожное и бесноватое человечество...

<...>

Если он и был моралистом, как его называет г. Леонтьев, то его мораль была не автономическая (самозаконная), а христианская, основанная на религиозном обращении и возрождении человека. А собирательный разум человечества с его попытками нового вавилонского столпотворения не только отвергался Достоевским, но и служил для него предметом остроумных насмешек, и не только в последнее время его жизни, но и раньше. Пусть г. Леонтьев перечтет хоть «Записки из подполья».

Первая монография, посвященная целиком Леонтьеву — это книга K. H. Аггеева «Христианство и его отношение к благоустроению земной жизни» (Киев, 1909), защищённая как диссертация магистра богословия где делались выводы о «ветхозаветной» философии Леонтьева. Один из важных пунктов заключения гласит:

Как автор своей религиозной системы – К. Н. Леонтьев не вышел за пределы естественного, и только частью ветхозаветного, религиозного мировоззрения и остался чуждым христианству.

о. Павел Флоренский в книге « Столп и утверждение Истины » писал о нём:

У Леонтьева Бог есть геометрический центр системы, почти абстракция, но – нисколько не Живое Единящее Начало; тут же Он – Ens realissimum. Поэтому, в безблагодатном жизнепонимании Леонтьева личность механически складывается из разного рода слоев бытия, а, согласно жизнепониманию автора этой книги, личность, при помощи благодати Божией, жизненно и органически усваивает себе все слои бытия. Все прекрасно в личности, когда она обращена к Богу, и все безобразно, когда она отвращена от Бога. И, тогда как у Леонтьева красота почти отождествляется с геенной, с небытием, со смертью, в этой книге красота есть Красота и понимается как Жизнь, как Творчество, как Реальность.

прот. С. Н. Булгаков в эссе «Победитель — побеждённый» пишет:

Кто хочет узнать подлинного Леонтьева, должен пережить чары и отраву его беллетристики и через нее увидеть автора. Для того не покажется измышлением самобичевания, если Леонтьев говорит о себе как об «эстете-пантеисте, весьма вдобавок развращенном, сладострастном донельзя, до утонченности, с истинно сатанинской фантазией» (IX, 13), что подтверждается и биографическими данными361. По темпераменту, чуждому притом всякой истеричности, по смелости, доходящей до дерзости, Леонтьев, этот вдохновенный проповедник реакции, есть самый независимый и свободный русский писатель, притом принадлежащий к числу самых передовых умов в Европе, наряду, напр<имер>, с Фр. Ницше. События сделали ныне для каждого ясным, в какой мере он был историческим буревестником, зловещим и страшным. Он не только увидел на лице Европы признаки тления, но он и сам есть живой симптом надвинувшейся духовной катастрофы: явление Леонтьева уже было одним из ранних ее знамений.

Прот. Георгий Флоровский в книге « Пути русского богословия » говорит:

Леонтьев весь был в страхе. Он был странно уверен, что от радости люди забываются и забывают о Боге. Потому и не любил он, чтобы кто радовался. Он точно не знал и не понимал, что можно радоваться о Господе. Он не знал, что «любовь изгоняет страх», — нет, он и не хотел, чтобы любовь изгнала страх...

Совсем неверно считать Конст. Леонтьева представителем и выразителем подлинного и основного предания Православной Церкви, даже хотя бы только одной восточной аскетики. Леонтьев только драпировался в аскетику. Как удачно определил снова Розанов: «ревущая встреча эллинского эстетизма с монашескими словами о строгом загробном идеале». Аскетика, то были для Леонтьева именно заговорные слова, которыми он заговаривал свой испуг. И в эстетизме Леонтьева чувствуются скорее западные, латинские мотивы (его удачно сравнивают с Леоном Блуа ). Для Леонтьева очень характерно, что с «Теократией» Влад. Соловьева он готов был и хотел бы согласиться, очень хотел бы себя открыто объявить его учеником, и к католичеству его влекло; но известный реферат Соловьева «об упадке средневекового мировоззрения» привел Леонтьева в подлинное неистовство, как соглашательство с «демократическим прогрессом»... У Леонтьева была религиозная тема жизни, но вовсе не было религиозного мировоззрения. Он и не хотел его иметь. Леонтьев тревожился только о том, чтобы его языческий натурализм не был ему вменен или поставлен в вину и в грех. Странным образом, у этого притязаемого «византийца» была совсем протестантская проблематика спасения, почти без остатка вмещавшаяся в идею вменения или, скорее, невменения. Как уйти от кары или возмездия за грех?..

Леонтьев не верил в преображение мира, и верить не хотел. Он именно любовался этим непреображенным миром, этим разгулом первородных страстей и стихий, и не хотел расставаться с этой двусмысленной, языческой и нечистой, красотой. Но от замысла религиозного искусства он в испуге отшатывался. Бога надо чтить там, вверху...

Выдающийся церковный деятель митрополит Антоний (Храповицкий) отмечает ложность убеждений Леонтьева в свете христианской этики и указывает на близость взглядов философа декадансу:

Проблема всей антирелигиозной культуры есть благо, но благо, в смысле наслаждения при безразличии его морального содержания: мораль берется лишь как условие сего наслаждения, но не как цель. Этот нравственный этерономистический эвдемонизм сближает последователей независимой культуры с религиозно – сословными консерваторами псевдо-аскетического направления, вроде Елагина, Леонтьева и т. п., любивших говорить о страхе, но не о любви. И с каким неудовольствием последние помогают ближним ради страха загробного воздаяния, с таким же огорчением, даже с пессимистическим отчаянием говорит Гартмановская этика о сострадании, как единственном средстве избавиться от скорби жизни, и предостерегает от половых страстей в виду избежания дальнейших мук бытия. Тут нет восторженной похвалы ангелоподобной чистоте истинного девства, ни восхваления братолюбию, как самому святому чувству, приобщающему нас Богу и вечности: нет, эти философы оплакивают жизнь именно потому, что она карает похотливую страстность и эгоистическую самозамкнутость: свой высший нравственный идеал они представляют лишь, как лучший из худых исходов оплакиваемой бессмыслицы бытия. Им бы хотелось Магометова рая и вечного Кабана, но они знают, что смерть неизбежна, а потому научают заранее убить в себе жизнь, но не через кровопускание в ванне наподобие древних римлян, а через физическое сострадание бедным.

В письме философу Н. А. Бердяеву архипастырь говорит:

Если наше духовенство, высшее и рядовое, исполнено злобной ненависти к революционерам, если оно отказалось от всяких попыток действовать на них убеждением, если оно настолько изверилось в людей, что признает силу только за принудительными мероприятиями и смертными казнями, то, конечно, такому духовенству я прежде всего посоветовал бы оставить апостольское служение<...> Я не думаю так ни о русском Синоде, ни о русском духовенстве. Однако если встречаю среди него лиц, которые относятся к жизни и к людям по воззрениям упомянутого вами писателя Леонтьева, то я крепко негодую. С леонтьевскими принципами я вел полемику еще в 1893 году и сужу о них и об их выразителях гораздо строже, чем вы. Леонтьев, Катков, Победоносцев и значительная часть членов «Русского собрания» и главарей «Союза русского народа» очень резко различаются от другой части этих учреждений и от первых славянофилов, также от Достоевского и Рачинского.

Среди современных российских философов видный критик идей К. Н. Леонтьева — А. С. Ципко . Он отмечает опасность идей Леонтьева из-за их удобства для оправдвания массовых репрессий и т. п. явлений:

Интересно, что точно так, как Константин Леонтьев оправдывал зверства российского крепостничества ссылкой на его государственнические результаты, так и Геннадий Зюганов оправдывает самогеноцид эпохи социалистического строительства. Хотите "великой России", говорил Константин Леонтьев, но тогда и принимайте русское крепостничество, российское неравенство. Хотите сталинскую индустриализацию, хотите победу над фашистской Германией, говорит Геннадий Зюганов, тогда принимайте как должное и "красный террор" и репрессии 30-х.

Также

Не надо лукавить. Константин Леонтьев показал, что отстранение от Запада – это отказ и от ценностей христианства, лежащих в основе западной культуры, и от ценностей гуманизма, от убеждения, что каждый из нас как дитя Божье имеет право на свое личное счастье, личный достаток, свой успех, что он ни в коем случае не может быть средством. Что бы ни говорили сегодня борцы с западной цивилизацией, но именно то, что человек не может быть средством, лежит в основе русской культуры – Пушкина, Достоевского, Толстого. Как писал Николай Бердяев, в «злобной проповеди насилия и изуверства» Леонтьева было что-то от болезни души. Аскетическое христианство Леонтьева было, по сути, отрицанием христианской идеи любви к ближнему. Но я хочу понять, что стоит за изуверством наших нынешних проповедников русской чистоты, которые, как Александр Проханов, считают, что горе и страдания, пустой желудок и неблагополучие являются «посещением Божьим». Да, Константин Леонтьев не скрывал, что его враг – гуманизм. Он говорил, что суть жизни в страданиях, а «гуманность просто хочет стереть с лица земли эти полезные нам обиды, разорения и горести». И именно по этой причине Леонтьев до конца жизни сожалел, что Александр II увел русских крестьян «от обид помещика», даровал им свободу, «лишил радости смирения перед несправедливой и жестокой властью».

Известный русский учёный и писатель Олег Платонов в книге «Покушение на русское царство» (М.: «Родная страна», 2013. — 416 с.) пишет (стр. 183) следующее:

В работах К.Леонтьева чувствуются западные, латинские мотивы, его тянет к католичеству, он близок к идее Соловьева о мировой теократии. В национальном смысле Леонтьев был далек от русского Православия, так как не верил в идею преображения мира, христианство было для него религией конца. К. Леонтьев сводит религиозно‑культурные корни России к некоему упрощенному византизму, которые, по его мнению, – Царь плюс Церковь.

Известно, что довольно критично оценивал философские труды Леонтьева В.С. Соловьёв .

Библиография

Первым его напечатанным произведением стала повесть «Благодарность» (в рукописи — «Немцы»), появившаяся в « Московских ведомостях » (1854. — № 6—10) за подписью «***».

, роман (1861)
/ [Соч.] К. Н. Леонтьева. — Санкт-Петербург : тип. А. А. Краевского, 1864. — [6], 105, [3], 177 с
, повесть (1867)
, статья (1868)
О всемирной любви (по поводу речи Ф. М. Достоевского на Пушкинском празднике), статья (1880)
Воспоминания загорского грека Одиссея Полихрониадеса , роман (1876—1882)
Византизм и славянство (1875)
Из жизни христиан в Турции. В 3-х т. — М., 1876
— Варшава: В. Истомин, 1880. — 76 с.
/ К. Н. Леонтьев. — Москва : тип. Е. И. Погодиной, 1881. — 29 с.; 23.
«Восток, Россия и Славянство». В 2-х т. — М., 1885—1886.
, статья (1887)
(1888)
: [Письма к О. И. Фудель] / К. Леонтьев. — Москва : типо-лит. т-ва И. Н. Кушнерев и К°, 1889. — 48 с
. — М.: тип. В. М. Саблина, 1911. — 152 с. (оригинал: «Русский вестник», — 1890. — № 6—8; последнее переиздание: М.: «Либроком», 2012)
от 19 января — 1 февраля 1891 г.
, автобиографическая статья (впервые опубликовано в 1900)
. — М.: Творч. мысль, 1912. — 40 с.
/ К. Н. Леонтьев. — Сергиев Посад : Религиозно-философ. б-ка, 1913
Собраніе сочиненій К. Леонтьева. — М.: Изданіе В. М. Саблина, 1912—1913.
— СПб.: «Парфенон», 1922
Египетский голубь. Дитя души. — Нью-Йорк: Издательство имени Чехова , 1954
Записки отшельника. — М.: «Русская книга», 1992
Избранное. — М.: « Московский рабочий », 1993
Леонтьев К. Н. / Сост., вступит. ст., указ. имен и коммент. А. В. Белова / Отв. ред. О. А. Платонов. — М.: Институт русской цивилизации, 2010. — 1232 с. ISBN 978-5-902725-48-0

Сборник «Восток, Россия и Славянство» выдержал, за период 1912—2007 годов, 21 издание на трёх иностранных языках. Собрание сочинений К. Н. Леонтьева за период 1912—1975 годов издавалось на трёх иностранных языках девять раз. Полное собрание сочинений и писем К. Н. Леонтьева в 12 томах было начато в 2000 году издательством «Владимир Даль» (Санкт-Петербург).

Примечания

Булычов Н. . — Калуга: Типо-Литография Губернского Правления, 1908. — С. 224. — 444 с. 27 января 2022 года.
// Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб. , 1914. — Т. 10: Лабзина — Ляшенко. — С. 227—228.
Моё обращение и жизнь на св. Афонской горе // Русский вестник. — 1900. — № 9. — С. 186—203
Леонтьев К. Н. от 27 января 2022 на Wayback Machine
Бердяев Н. А. от 27 января 2022 на Wayback Machine
Зеньковский В. В. 9 июля 2012 года.
от 18 марта 2013 на Wayback Machine Православие.Ru 23 апреля 2004.
от 27 января 2022 на Wayback Machine // Гражданинъ: журнал. — 1888, 1889.
. Дата обращения: 24 августа 2022. 24 августа 2022 года.
. Дата обращения: 24 августа 2022. 24 августа 2022 года.

Литература

Аггеев К. М. . — Киев : тип. «Петр Барский», 1909. — 333 с.
А. Т. К. // Православная энциклопедия . — М. , 2015. — Т. XL : « Лангтон — Ливан ». — С. 564-578. — 752 с. — 33 000 экз. — ISBN 978-5-89572-033-2 .
Александров А. А. . — Сергиев Посад: тип. Св.-Тр.-Сергиев. лавры, 1915. — 129 с.
Бердяев Н. А. Константин Леонтьев. Очерк из истории русской религиозной мысли // К. Леонтьев. Pro et contra. — СПб., 1995. — Кн. 2. — С. 29—169.
Волкогонова О. Д. Константин Леонтьев. — М.: Молодая гвардия , 2013. — 453 [11] с: ил. — ( Жизнь замечательных людей )
«Ангельский доктор» русской истории: Философия истории К. Н. Леонтьева: опыт реконструкции. — М.: АИРО-XXI, 2007. — 158 с. — (АИРО — первая монография / под ред. Г. А. Бордюгова). — 700 экз. — ISBN 978-5-91022-048-9
Емельянов-Лукьянчиков М. А. Иерархия радуги. Русская цивилизация в наследии К. Леонтьева, Н. Данилевского, О. Шпенглера, А. Тойнби. — М.: Русский мир, 2008. — 700 с.
Коноплянцев А. // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб. , 1914. — Т. 10: Лабзина — Ляшенко. — С. 229—249.
Косик В. И. Константин Леонтьев: размышления на славянскую тему. — М.: Зерцало-М, 1997. — 240 с. — ISBN 5-88746-023-7 .
Бажов С. И. // Новая философская энциклопедия : в 4 т. / пред. науч.-ред. совета В. С. Стёпин . — 2-е изд., испр. и доп. — М. : Мысль , 2010. — 2816 с.
Некролог // Исторический вестник. Историко-литературный журнал. — СПб. Типография А. С. Суворина. 1892. — Т. 47. — С. 291—292.
— СПб.: тип. Сириус, 1911. — 425 с.
Репников А. В. Леонтьев Константин Николаевич // Императорский Московский университет: 1755—1917: энциклопедический словарь / составители А. Ю. Андреев , Д. А. Цыганков . — М. : Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. — С. 383—384. — 894 с. — 2000 экз. — ISBN 978-5-8243-1429-8 .
Соловьёв В. С. // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб. , 1896. — Т. XVIIa. — С. 562—564.
Фудель И. И. // Собрание сочинений К. Леонтьева. — М.: Типография В. М. Саблина, 1912. — Т. I.
Фетисенко О. Л. «Гептастилисты»: Константин Леонтьев, его собеседники и ученики: (идеи русского консерватизма в литературно-художественных и публицистических практиках второй половины XIX — первой четверти XX века). — Санкт-Петербург : Пушкинский Дом, 2012. — 782 с. — ISBN 978-5-91476-037-0
Хатунцев С. В. Константин Леонтьев. Интеллектуальная биография. 1850—1874 гг. — СПб.: Алетейя, 2007. — 208 с. — ISBN 978-5-91419-013-9
Чижов М. П. / Отв. ред. О. А. Платонов. — М.: Институт русской цивилизации, 2016. — 640 с. — ISBN 978-5-4261-0144-9
Янов А. Л. Три утопии : (М. Бакунин, Ф. Достоевский и К. Леонтьев) // Философия науки. — 1998. — № 1. — С. 118—133.