Революция 1848 года во Франции
- 1 year ago
- 0
- 0
Революция 1848 года во Франции ( фр. Révolution française de 1848 ) или Февральская революция ( фр. Révolution de février ) — революция во Франции , первая из европейских революций 1848—1849 годов . Задачами революции было установление гражданских прав и свобод . Вылилась 24 февраля 1848 года в отречение от престола некогда либерального короля Луи-Филиппа I и провозглашение Второй республики . В президенты нового государства был избран в дальнейшем ходе революции, после подавления социал-революционного восстания в июне 1848, племянник Наполеона Бонапарта , Луи-Наполеон Бонапарт .
Луи-Филипп пришёл к власти в 1830 году в ходе буржуазно-демократической Июльской революции , которая свергла Бурбонов в лице Карла X . Восемнадцать лет правления Луи-Филиппа (так называемая Июльская монархия) были характеризованы постепенным отходом от идей либерализма , учащающимися скандалами и возрастающей коррупцией. В конечном итоге Луи-Филипп присоединился к Священному союзу монархов России , Австрии и Пруссии . Хотя среди баррикадных бойцов 1830 года доминировали республиканские лозунги, плодами их победы в конечном итоге овладела не просто буржуазия, и не просто крупная буржуазия, но одна фракция буржуазии — финансисты. Слова банкира Лафитта после провозглашения герцога Орлеанского королем — «отныне царствовать будут банкиры!» — оказались пророческими.
К середине 1840-х годов во Франции наметились признаки социального и экономического кризиса. Несмотря на нарастающую промышленную революцию , участились массовые банкротства, увеличивалось число безработных, постоянно росли цены. В 1845—1847 годах страну постигли тяжёлые неурожаи. «Король- буржуа », «народный король», Луи-Филипп уже не устраивал не только простолюдинов (легенды о его «простоте» и популистские прогулки по Елисейским Полям без охраны с зонтиком под мышкой быстро надоели простому народу), но и буржуазию. Наибольшее недовольство вызвал сложившийся цензовый порядок избирательного права , при котором активным избирательным правом (правом избирать) пользовались те, кто платил 200 франков прямых налогов, а пассивным (правом быть избранным) — 500 франков; всего, таким образом, к 1848 г. насчитывалось 250 тысяч избирателей (из 9,3 миллионов совершеннолетних мужчин — именно столько стало избирателей с введением всеобщего избирательного права после свержения Луи-Филиппа) .
Фактически парламент избирала, а тем более избиралась в него, крупная буржуазия. Луи-Филипп покровительствовал своим родственникам и друзьям, погрязшим в финансовых аферах и взятках. Внимание правительства было обращено на денежную аристократию, которой король отдавал большее предпочтение, чем простому народу: на высших чиновников, банкиров, крупных торговцев и промышленников, для которых были созданы самые благоприятные условия в политике и торговле. В интересах финансовой буржуазии государство искусственно поддерживалось на грани банкротства (чрезвычайные государственные расходы при Луи-Филиппе были вдвое выше, чем при ведшем постоянные войны Наполеоне), что предоставляло возможность финансистам давать займы государству на крайне невыгодных для казны условиях. Источником обогащения верхушки буржуазии были также разного рода подряды, особенно железнодорожные, доступ к которым приобретался коррупционным путем, и махинации с ценными бумагами, разорявшие мелких вкладчиков и основанные на знании инсайдерской информации , доступной депутатам, членам правительства и их окружению. Все это вылилось в ряд коррупционных скандалов, особенно в 1847 году, создавших в обществе отношение к правящей группировке как к сплошной шайке воров и уголовников. По выражению Карла Маркса, «Июльская монархия была не чем иным, как акционерной компанией для эксплуатации французского национального богатства; дивиденды её распределялись между министрами, палатами, 240 000 избирателей и их прихвостнями. Луи-Филипп был директором этой компании <…> Эта система представляла собой постоянную угрозу, постоянный ущерб для торговли, промышленности, земледелия, судоходства, для интересов промышленной буржуазии, которая в июльские дни написала на своём знамени gouvernement à bon marché — дешёвое правительство»
Все это вызывало по отношению к Июльскому режиму нараставшее недовольство, в котором рабочие сливались со своими хозяевами — представителями промышленной буржуазии, находившейся в оппозиции к царству банкиров. В парламенте это недовольство приняло вид выступлений так называемой «династической» (орлеанистской) оппозиции — во главе с Адольфом Тьером и Одиллоном Барро . Главным пунктом недовольства буржуазии был крайне высокий избирательный ценз, отсекавший от политической жизни значительную часть этого класса, как и связанных с ним представителей свободных профессий. В результате повсеместно распространилось убеждение, что избирательная система должна быть изменена. В палате депутатов всё чаще звучало требование расширить избирательное право. Интеллигенция требовала предоставления таковых для «талантов» (людей свободных профессий), выдвигались требования понижения ценза, наконец наиболее радикальная партия, во главе с Ледрю-Ролленом (единственным радикальным республиканцем в парламенте), требовала всеобщего избирательного права. Однако король упорно отвергал всякую мысль о политических изменениях. Эти настроения в нём поддерживал самый влиятельный министр последних семи лет его царствования — Франсуа Гизо , ставший в 1847 году во главе кабинета министров. На все требования палаты снизить избирательный ценз он отвечал отказами.
Нет ничего удивительного, что в те годы на жизнь короля было совершено более десяти покушений. Совершали их как члены тайных обществ (например, Фиески из «Общества прав человека» Огюста Бланки , стрелявший в короля 28 июля 1835), так и одиночки, разделявшие идеи радикалов. Уровень ненависти в обществе к правящей монархии стремительно рос. В 1840 году у покушавшегося на жизнь короля, Жоржа Дармеса, устроившегося работать полотером во дворец, спросили на следствии, какова его профессия. «Истребитель тиранов, — гордо ответил он. — Я хотел спасти Францию».
Экономический кризис осени 1847 года ударил по всем слоям общества, кроме финансовой олигархии — начиная от крупной промышленной буржуазии и кончая рабочими, обострив общее недовольство существующим положением. К концу 1847 года на улице в результате кризиса оказались до 700 тысяч рабочих; безработица в таких отраслях, как мебельное дело и строительство, достигла 2/3. Для рабочих кризис был вдвойне невыносим, так как наступил на фоне голода, вызванного неурожаем 1846 г. и картофельной болезнью — в 1847 г. цены на продовольствие подскочили вдвое, дело доходило до голодных бунтов с разгромом хлебных лавок, подавленных войсками. На этом фоне оргия олигархии банкиров и коррупционеров казалось вдвойне невыносимой.
Общественную атмосферу кануна революции К. Маркс описывает следующим образом: «Не участвовавшие во власти фракции французской буржуазии кричали: „Коррупция!“ Народ кричал: „À bas les grands voleurs! À bas les assassins! <Долой крупных воров! Долой убийц!>“, когда в 1847 г. на самых высоких подмостках буржуазного общества публично разыгрывались те самые сцены, которые обыкновенно приводят люмпен-пролетариат в притоны разврата, в богадельни и в дома для умалишённых, на скамью подсудимых, на каторгу и на эшафот. Промышленная буржуазия увидела угрозу своим интересам, мелкая буржуазия была полна нравственного негодования, воображение народа было возмущено. Париж был наводнён памфлетами, <…> которые с бо́льшим или меньшим остроумием разоблачали и клеймили господство финансовой аристократии» .
Повод к массовому взрыву возмущения не заставил себя ждать.
Оппозиционные режиму силы делились на: «династическую оппозицию» (то есть либеральную часть орлеанистов , недовольную чересчур консервативной линией Гизо), правых республиканцев и левых республиканцев.
Лидером династической оппозиции был Одилон Барро , выдвинувший лозунг: «Реформа во избежание революции». К династической оппозиции примкнул со своими сторонниками и Адольф Тьер , в 1830-е годы бывший одним из столпов режима, но затем оттеснённый более правым Гизо. Показателем кризиса режима было то, что на сторону оппозиции переметнулся известный своей беспринципностью и острым политическим чутьем журналист Эмиль Жирарден , создавший в парламенте фракцию «прогрессивных консерваторов».
Правореспубликанская оппозиция группировалась вокруг газеты «Насьональ», редактировавшейся политиком Марра . Самым известным сотрудником этой газеты был депутат и поэт Ламартин , к 1848 г. находившийся на пике популярности благодаря как своему парламентскому красноречию, так и недавно изданной им «Истории жирондистов » — апологии этих умеренных буржуазных республиканцев.
Левореспубликанская оппозиция , или «красные», объединяла собственно мелкобуржуазных демократов и социалистов, и группировалась вокруг газеты «Реформа» под редакцией Ледрю-Роллена (сам Ледрю-Роллен не был сторонником социализма, но в редакции его газеты состоял и социалист Луи Блан , автор популярной у рабочих брошюры «Организация труда»; писал для нее и Фридрих Энгельс).
Наконец, продолжали существовать остатки коммунистических и анархических тайных обществ, разгромленных к концу 1830-х годов: остатки эти были тесно инфильтрованы полицейскими агентами-провокаторами (что показал в 1847 г. процесс о так называемом «Заговоре с зажигательными бомбами»). Наиболее энергичные деятели тайных обществ, Бланки и Барбес , находились в заключении после восстания 1839 г. Самым крупным из тайных обществ являлось бланкистское и коммунистическое «Общество времён года», насчитывавшее до 600 человек; во главе его стоял рабочий-механик Альбер .
Движение против режима приняло, по образцу английских чартистов , форму выступлений за избирательную реформу. Оно получило название реформистских банкетов . Чтобы пропагандировать реформы, и при этом обойти строгие запреты союзов и собраний, сначала в Париже, а затем и в крупных провинциальных городах богатые участники реформистского движения устраивали общественные банкеты, число «гостей» которых, слушавших речи выступавших, насчитывало тысячи человек — иными словами, под видом банкетов фактически проходили митинги сторонников реформы. Идея принадлежала Одилону Барро, но идею подхватили республиканцы и затем радикалы, которые также стали организовывать банкеты с участием рабочих и социалистических ораторов, таких как Луи Блан . Если на банкетах, организованных умеренной оппозицией, требования не выходили далее снижения вдвое избирательного ценза и предоставления избирательных прав «талантам», то на банкетах группы «Реформы» открыто говорили о всеобщем избирательном праве, которое радикалы рассматривали как свою главную цель, а социалисты — как непременное предварительное условие для перестройки общественных отношений. Так, на банкете 7 ноября в Лилле были подняты тосты «за рабочих, за их неотъемлемые права» , на что Ледрю-Роллен ответил: «Народ не только достоин представлять себя, но… он и может быть представлен достаточно лишь самим собой» . Гизо и король, однако, не видели в этих банкетах серьезной угрозы. «Обогащайтесь, господа, и вы станете избирателями» — издевательски заявил Гизо в парламенте сторонникам реформы . Тем не менее Гизо принял решение покончить с банкетной кампанией, что в конечном итоге и послужило поводом для взрыва.
14 февраля министр внутренних дел Дюшатель запретил банкет, назначенный на 19 февраля комитетом XII округа (предместье Сен-Марсо), с участием офицеров Национальной гвардии . Организаторы попытались спасти дело, перенеся банкет на 22-е число и в относительно отдалённый уголок Елисейских полей. Банкетная комиссия оспаривала право правительства запрещать частное мероприятие. 87 депутатов обещали присутствовать на банкете и назначили встречу с участниками в полдень 22 февраля у церкви св. Магдалины , откуда шествие должно было двинуться к месту банкета. Комиссия призвала национальных гвардейцев явиться на эту встречу в мундирах, но без оружия. При этом организаторы рассчитывали, торжественно явившись к месту банкета и найдя там полицейского с приказом о запрете, выразить формальный протест, разойтись и затем подать апелляцию в кассационный суд. Однако для кабинета дело носило принципиальный характер, так как было связано с вопросом о недопущении собраний в любой форме, в том числе и в форме шествия. В результате, 21 февраля в парламенте Дюшатель заявил о полном запрещении банкета, в резких тонах пригрозив организаторам, среди которых было много офицеров национальной гвардии, что в случае неповиновения он применит силу. Вечером организаторы, после совещания, приняли решение отменить банкет. В ночь на 22 февраля было расклеено правительственное объявление о запрете банкета. Но это уже ни на что не могло повлиять: «машина запущена», как выразился в палате Одиллон Барро. Вечером 21 февраля в Париже царило сильное возбуждение, собирались толпы, и П. Анненков вспоминал, что слышал, как какой-то молодой человек сказал: «Париж завтра попытает счастья» . Лидеры умеренной оппозиции были испуганы, ожидая подавления волнений и неизбежных репрессий: Мериме сравнивал их с «всадниками, которые разогнали своих лошадей и не знают, как остановить их». Так же глядели на дело и лидеры радикалов: на совещании, состоявшемся в редакции «Реформы», они приняли решение не участвовать в выступлении, чтобы не доставить властям повода раздавить их партию, и газета напечатала призыв к парижанам оставаться дома. Таким образом, в возможность революции не верил никто из оппозиционных политиков.
22 февраля с раннего утра толпа народа собралась на площади Мадлен, назначенной организаторами банкета местом сбора. Поначалу это были в основном рабочие, затем к ним присоединилось шествие студентов. С появлением студентов толпа приобрела известную организованность и направилась к Бурбонскому дворцу (где заседал парламент) с пением « Марсельезы » и криками: «Долой Гизо! Да здравствует реформа!». Толпа ворвалась в Бурбонский дворец, который ввиду раннего часа ещё был пуст, затем двинулась на бульвар Капуцинок к зданию Министерства иностранных дел , резиденции Гизо (он, кроме правительства, возглавлял и это министерство); там она была отброшена войсками, но не рассеялась, а направилась в другие точки города. Попытки драгун и полиции разогнать толпу не возымели успеха. К вечеру толпа разгромила оружейную лавку и местами начала строить баррикады. В 16:00 король издал приказ о вводе в Париж войск и мобилизации Национальной гвардии. Однако 22 февраля события ещё производили впечатление рядовых для Парижа того времени уличных беспорядков, а никак не начавшейся революции. «Парижане никогда не делают революцию зимой» — сказал по этому поводу Луи-Филипп . В редакции «Реформы» вечером 22 февраля также сошлись на том, «что положение дел не таково, чтобы произвести революцию».
Настоящее восстание началось в ночь на 23 февраля, когда баррикадами покрылись рабочие кварталы Парижа (традиционно настроенные республикански). Как подсчитали позднее, в столице возникло более полутора тысяч баррикад. Толпы рабочих врывались в оружейные лавки и завладевали оружием. Луи-Филипп не желал использовать для подавления восстания войска, так как армия была непопулярна и он опасался, что, увидев, что король пошел по стопам Карла Х , Национальная гвардия поддержит восстание и произойдет повторение событий 1830 года . Поэтому он стремился прекратить волнения силами самой Национальной гвардии . Однако национальные гвардейцы, выходцы из буржуазных кварталов и сами сторонники избирательной реформы, наотрез отказались стрелять в народ, а часть их даже перешла на сторону повстанцев. В результате волнения только усиливались. Основными требованиями, объединившими всех недовольных парижан, были отставка Гизо и проведение реформ.
Переход Национальной гвардии на сторону повстанцев испугал монарха, и Луи-Филипп в 15 часов 23 февраля принял отставку правительства Гизо и объявил о своём решении сформировать новый кабинет из деятелей династической оппозиции с участием Тьера и Одиллона Барро. Премьером был намечен граф Луи-Матье Моле . Известие об отставке Гизо было встречено с восторгом буржуазно-либеральным крылом движения, которое сочло свои цели достигнутыми и призывало баррикадных бойцов прекратить бои. Республиканцы, основной поддержкой которых были рабочие, а также мелкая буржуазия и студенты, не восприняли этой замены. «Моле или Гизо — это для нас всё равно, — говорили они. — Народ баррикад держит в руках оружие и не сложит его до тех пор, пока Луи-Филипп не будет свергнут с своего трона» . Тем не менее, успокоение массы буржуазии оставляло республиканцев в изоляции и, в перспективе, грозило обернуть против них Национальную гвардию. Хотя баррикады и не были разобраны, напряжение спало. Более того, народ принялся разоружать деморализованные войска, которые без сопротивления отдавали оружие.
Однако вечером, около 22:30, на бульваре Капуцинок у отеля Вандом, где располагалось Министерство иностранных дел, войска открыли огонь по толпе, что сразу же обрушило ситуацию и привело к взрыву, уничтожившему монархию.
Подробности этого инцидента остаются предметом спора до настоящего времени. Обе стороны обвиняли друг друга: республиканцы военных в неспровоцированном расстреле безоружной толпы, военные утверждали, что стрельба началась после того, как из толпы был сделан пистолетный выстрел по войскам. Вне зависимости от того, кем в реальности был сделан первый выстрел, послуживший сигналом к побоищу — сама ситуация, несомненно, явилась плодом сознательной провокации республиканцев, стремившихся к максимальному обострению положения.
Толпа с пением и факелами гуляла по улицам, празднуя победу, и в конце концов дошла до угла улицы и бульвара Капуцинок, где в здании Министерства иностранных дел, как полагали, находится Гизо, и стала кричать: «Долой Гизо!». Здание охранял батальон 14 линейного пехотного полка, который, защищая его, перекрыл бульвар. Впоследствии лидеры шествия утверждали, что изначально намеревались обойти бульвар Капуцинок, во избежание конфликта с войсками; однако толпа повернула к зданию МИДа. Ответственность за это взял на себя некто Паньер-Лафонтен (Pannier-Lafontaine), бывший военный: по его собственному признанию, под влиянием чьих-то слов, что не сделано ничего и в результате движение будет задушено, он решил направить толпу к министерству и уговорил двух факелоносцев, задававших направление толпе, изменить маршрут. Когда солдаты перекрыли бульвар, защищая министерство, толпа стала агрессивно напирать на них, пытаясь прорваться к зданию, и пыталась выхватывать ружья; Паньер-Лафонтен и еще несколько национальных гвардейцев окружили командовавшего батальоном подполковника Куранта, требуя от него, чтобы он отдал приказ войскам расступиться и пропустить толпу. Курант отказал им и отдал приказ примкнуть штыки. В этот момент раздался выстрел, неизвестно кем сделанный. Сержант Джакомони ( Giacomoni ) показывал, что видел в толпе человека с пистолетом, целившегося в полковника; пуля ранила в лицо рядового Анри, стоявшего недалеко от командира. По другим версиям, выстрел был сделан со стороны солдат, случайно или по недоразумению. Так или иначе, выстрел послужил сигналом, и солдаты, находившиеся в состоянии крайнего нервного напряжении, спонтанно открыли огонь по толпе . Пострадало более 50 человек, из них 16 было убито. Толпа отхлынула с криками: «Измена! Нас убивают!». Вскоре после этого из редакции «Насьоналя» (газеты умеренных республиканцев) привезли телегу, на неё положили пять трупов и стали возить их по бульварам, освещая факелом, с криками: «Мщение! Убивают народ!». Особенное впечатление производил труп молодой девушки, который показывал толпе, приподнимая, какой-то рабочий.
Толпа разъярённого народа с криками и ругательствами следовала за телегой. На бульварах рубили деревья и переворачивали омнибусы , ставя их в баррикады. Восстание разгорелось с новой силой, теперь уже открыто выдвигался лозунг: «Да здравствует Республика!». Утром на стенах появилось воззвание, составленное в «Реформе» (газете радикальных республиканцев) и гласившее: «Луи-Филипп приказал нас убивать, как это сделал Карл X ; пусть он и отправляется вслед за Карлом X» .
Еще вечером Луи-Филипп назначил главой правительства вместо Моле более либерального А. Тьера . Утром он по предложению Тьера наконец согласился предложить избирательную реформу и назначить досрочные выборы в Палату депутатов. Но было уже поздно, восставшие не были согласны ни на что, кроме упразднения монархии. Именно в тот момент, когда король принимал доклад Тьера и делал распоряжения о реформах (около 10 часов утра), повстанцы ворвались на площадь Пале-Рояль , где вступили в бой с гарнизоном поста Шато д’Ор, защищавшего подходы ко дворцу со стороны Пале-Рояля. Это столкновение дало королю некоторое время, в течение которого он сначала назначил вместо Тьера еще более либерального Одилона Барро , одного из главных ораторов реформистских банкетов, а затем по настоянию семьи, понимавшей, что и это не может спасти ситуацию, подписал отречение. Король отрекся в пользу своего внука, 9-летнего Луи-Филиппа, графа Парижского , при регентстве его матери Елены, герцогини Орлеанской . После этого он сел в дешёвый фиакр , запряженный единственной лошадью, и под эскортом кирасир выехал в Сен-Клу . Это произошло около 12:00. К тому времени народ захватил и сжёг казарму Шато д’Ор и вскоре ворвался в Тюильри , королевский трон был вынесен на площадь Бастилии и торжественно сожжён. Король с семьёй бежал в Англию подобно Карлу Х, таким образом буквально исполнив пожелание восставших.
Сразу же после отречения короля, герцогиня Орлеанская с малолетним графом Парижским явилась в Бурбонский дворец (место заседания Палаты депутатов). Орлеанистское большинство приняло их стоя и было готово провозгласить графа Парижского королем, но под давлением толпы, заполнившей Бурбонский дворец, колебалось; начались дебаты. В это время палату заполнила новая толпа вооруженного народа, с криками: «Отречение!» «Долой палату! Не нужно депутатов! Вон бессовестных торгашей, да здравствует республика!» Самый радикальный из депутатов, Ледрю-Роллен , потребовал создания Временного правительства, его поддержал Ламартин . В результате большинство депутатов разбежалось, оставшееся меньшинство вместе с заполнившим дворец народом одобрило список правительства, которой был составлен в редакции умеренно-республиканской газеты «Насьональ». Правительство возглавил Ламартин. В то же время радикальные республиканцы и социалисты собрались в редакции «Реформы» и составили свой список. Это список в целом совпадавший со списком «Насьоналя» , но с прибавлением нескольких человек, в том числе Луи Блана и лидера тайного «Общества времён года», коммуниста Альбера .
Следуя революционной традиции, они отправились в Ратушу и провозгласили там новое правительство. Вслед за тем в Ратушу явилось из Бурбонского дворца и правительство «Насьоналя». В результате группа «Насьоналя» и группа «Реформы» достигли соглашения: список «Насьоналя» был расширен четырьмя новыми министрами, включая Луи Блана и Альбера, ставшими министрами без портфеля , и Ледрю-Роллена, получившего пост министра внутренних дел, и остались в Ратуше. Пост префекта парижской полиции был утверждён за другим соратником Ледрю-Роллена, Коссидьером , который ранее добыл его явочным порядком: он попросту явился в префектуру в окружении вооруженных республиканцев — его товарищей по тайному обществу и объявил себя префектом. Примыкавший к кругу «Реформы» знаменитый физик и астроном Франсуа Араго , бывший депутатом парламента, получил в новом правительстве должности военного и морского министра (в списке Ледрю-Роллена он намечался министром почт).
Умеренные республиканцы во главе с Ламартином и тем более бывшие в правительстве представители «династической оппозиции» не желали провозглашать республику, утверждая, что этот вопрос вправе решать только вся нация. Однако утром 25 февраля Ратушу заполнила массовая демонстрация во главе с коммунистом — врачом Распаем , который дал правительству 2 часа на провозглашение республики, пообещав, в противном случае, вернуться во главе 200 тысяч парижан и произвести новую революцию. Республика была немедленно провозглашена. Однако требование о замене трехцветного знамени (дискредитировавшего себя в глазах рабочих Парижа за годы Луи-Филиппа) знаменем красным Ламартину удалось отразить: в качестве компромисса было решено прибавить на древко красную розетку. Чтобы успокоить массы провинциальной буржуазии, для которой слово «республика» было связано с воспоминаниями о якобинском терроре, правительство отменило смертную казнь.
Выборы Учредительного собрания были запланированы на 23 апреля. В рамках подготовки к этим выборам правительство провело два важных преобразования. Декретом от 4 марта было введено всеобщее избирательное право для мужчин, достигших 21 года. В тот момент столь широкого права голоса не было ни в одной стране мира, даже в Англии, считавшей себя пионером демократических свобод.
При этом, однако, Временное правительство оттолкнуло от себя крестьянство. Франция в целом спокойно приняла известие о произошедшей революции и комиссаров, назначенных в департаменты Ледрю-Ролленом вместо королевских префектов. Главной проблемой нового правительства явилась проблема финансового дефицита — так как финансовая олигархия более не желала кредитовать правительство, а обложить крупную буржуазию принудительным сбором или конфисковать имения Орлеанов , как предлагали радикалы, правительство принципиально не желало. В результате, по инициативе Гарнье-Пажеса (министр финансов, очень умеренный республиканец круга «Насьоналя» и крупный финансист), было решено покрыть дефицит за счет крестьян, единовременно, на год, увеличив на 45 % (45 сантимов на каждый франк) все 4 прямых налога. При этом рабочих уверяли, что налог падает на крупных землевладельцев-аристократов и возмещает казне выплаченный им Бурбонами знаменитый миллиард франков (как компенсация за потери в Революцию), крестьянам же объясняли, что налог введён из-за прихотей рабочих и расходов на социалистические эксперименты с «национальными мастерскими». «45-сантимный налог» вызывал в крестьянах ненависть к республике и активизировал никогда не угасавшие у них бонапартистские симпатии (эпоха Империи вспоминалась ими как золотой век). Сбор налога привел летом 1848 г. к массовым крестьянским волнениям.
Как оказалось, рабочие и буржуазия по-разному понимают саму республику. У рабочих идея республики соединялась с представлением не только о равенстве и всеобщем избирательном праве, но и о социальной справедливости и ликвидации нищеты, которых эта республика должна обеспечить. Эта идея выразилась в лозунге: «Да здравствует республика, демократическая и социальная!».
Особой популярностью пользовались у рабочих идеи Луи Блана об «организации труда». В одноименной брошюре Луи Блан развивал мысль, что всякий должен иметь «право на труд» и что государство обязано обеспечить гражданам это право, организуя и поддерживая рабочие ассоциации — «национальные мастерские», весь доход от которых (за вычетом необходимого для производства) принадлежал бы работающим в них. 25 февраля большая манифестация рабочих явилась в Ратушу со знаменами, на которых было написано: «Организация труда!» — и потребовала немедленного учреждения министерства прогресса. Из правительства это требование поддержал только Блан. Однако под давлением рабочих Временное правительство приняло свои первые декреты с расплывчато-социалистическими декларациями, обещая «гарантировать рабочему его существование трудом», «обеспечить работу для всех граждан» и признавая за рабочими право и необходимость «ассоциироваться между собой, чтобы пользоваться законными плодами своего труда». Вместо министерства прогресса правительство постановило учредить «правительственную комиссию для трудящихся», которая должна была разрабатывать меры по улучшению положения рабочего класса. Для комиссии отводился Люксембургский дворец , отчего она и получила название «Люксембургской комиссии».
Этим шагом Временное правительство удалило из Ратуши опасные для него элементы, представлявшие рабочие предместья Парижа. Люксембургская комиссия , кроме разработки проектов решения рабочего вопроса, выступала также как согласительная комиссия в конфликтах между рабочими и работодателями (Луи Блан был последовательным сторонником классового компромисса, что заставило его осудить рабочие восстания как в июне 1848 г., так и впоследствии во время Коммуны ). Были приняты декреты о сокращении на 1 час рабочего дня (до 10 часов в Париже и до 11 часов в провинции), о снижении цен на хлеб, о предоставлении рабочим ассоциациям миллиона франков, оставшегося от цивильного листа Луи-Филиппа, о возврате из ломбардов заложенных бедняками предметов первой необходимости, о приеме рабочих в национальную гвардию. Были созданы 24 батальона «мобильной гвардии» (так называемые «мобили» ), в основном из маргинализованной рабочей молодежи 15—20 лет, на жалованье 1,5 франка в день; впоследствии она послужила ударной силой правительства при подавлении рабочих восстаний.
Декретом от 26 февраля для безработных были введены « Национальные мастерские », внешне — во исполнение идей Луи Блана. Фактически же они были организованы с целью дискредитировать эти идеи в глазах рабочих, в чём открыто признавался руководивший ими министр торговли Мари: по словам Мари, этот проект «докажет самим рабочим всю пустоту и фальшь нежизненных теорий».
В мастерских рабочие, организованные по военному образцу, занимались исключительно неквалифицированной работой (в основном работой землекопов), получая за это 2 франка в день. Хотя мастерские ввели лишь в нескольких крупных городах, вскоре в них трудилось уже больше 100 тыс. человек. Со временем правительство, под предлогом обременительности экономически неэффективных мастерских, снизило оплату до 1,5 франка в день, а затем сократило число рабочих дней до двух в неделю. За остальные пять дней работники мастерских получали по франку.
16 апреля толпа рабочих в 40 тысяч человек собралась на Марсовом поле , чтобы обсудить выборы в Генеральный штаб Национальной гвардии, и оттуда двинулась к Ратуше с требованиями: «Народ требует демократической республики, уничтожения эксплуатации человека человеком и организации труда посредством ассоциации». Демонстрация была организована клубами и членами Люксембургской комиссии, стремившимися изгнать из правительства орлеанистов (членов «династической оппозиции») и добиться отсрочки выборов в Учредительное собрание, так как, по их мнению (вполне оправдавшемуся событиями), при поспешных выборах без предварительной долговременной республиканской агитации, в провинции победят консервативные силы.
В буржуазных кварталах Парижа разнесся слух, что социалисты хотят произвести переворот, ликвидировать Временное правительство и поставить у власти коммунистическое правительство из Луи Блана, Бланки, Кабе и Распайля.
Министр внутренних дел Ледрю-Роллен, который ранее сам договаривался со своими товарищами по «Реформе» Луи Бланом и префектом полиции Коссидьером об использовании рабочей демонстрации для изгнания из правительства орлеанистов, после колебаний встал на сторону правительства против социалистов и приказал бить сбор Национальной гвардии. Национальные гвардейцы вышли к Ратуше с оружием в руках и криками: «долой коммунистов!». Демонстрация окончилась безрезультатно, а позиции социалистов в правительстве были полностью подорваны.
23 апреля прошли выборы в Учредительное собрание . Выборы сопровождались рабочими выступлениями. В Руане произошло вооруженное восстание: рабочие обвинили власти в подтасовке выборов, в результате чего не прошли их кандидаты, зато прошло несколько крайне антисоциалистически настроенных консерваторов. В результате столкновений рабочих с солдатами и национальными гвардейцами было убито и ранено около 100 пролетариев, включая женщин и детей. В Лиможе рабочие, также обвинившие власти в подтасовке выборов, захватили префектуру и создали комитет, который управлял городом на протяжении двух недель.
4 мая открылось Учредительное собрание. В нём из 880 мест 500 принадлежало консервативным республиканцам (то есть направлению «Насьональ»), 80 представителям радикальной демократии (то есть направлению «Реформы») и 300 монархистам (в основном орлеанистам). Для руководства исполнительной властью Собрание избрало Исполнительную комиссию из пяти членов (Араго, Гарнье-Пажес, Мари, Ламартин и Ледрю-Роллен) под председательством Араго — все люди «Насьоналя» и «Реформы», достаточно враждебные социалистам (хотя рабочие, по инерции, первое время ещё возлагали надежды на Ледрю-Роллена). Собрание резко негативно относилось к парижским рабочим и их социалистическим претензиям; рабочие платили ему взаимностью. 15 мая против Собрания была проведена 150-тысячная демонстрация, к которой примкнули вооруженные национальные гвардейцы. Лозунгом демонстрации было вооруженное выступление в поддержку Польши (в это время начались волнения в прусской и австрийской частях Польши ). Демонстранты ворвались в Бурбонский дворец , где заседало Собрание, и поначалу действительно требовали вооруженной поддержки поляков. Однако затем на трибуну поднялся рабочий-кожевенник Юбер (освобожденный из заключения, где он пребывал за участие в заговоре против Луи-Филиппа) и крикнул: «Именем народа, объявляю Национальное собрание распущенным!». Было провозглашено новое правительство, из социалистических и радикальных лидеров ( Барбес , Бланки, а также Альбер и Луи Блан , несмотря на их протесты). Одновременно толпа захватила Ратушу. Однако сбежавшаяся национальная гвардия освободила правительственные здания и арестовала Альбера и Барбеса; Луи Блан эмигрировал, как и Юбер, заочно приговоренный к ссылке в колонии. Это авантюристическое выступление в итоге обезглавило рабочее движение; существует версия, что Юбер был полицейским провокатором .
Собрание твердо решило уничтожить Национальные мастерские и создало с этой целью комиссию, во главе которой встал легитимист - клерикал Фаллу . В соответствии с докладом этой комиссии, 21 июня министр общественных работ объявил о закрытии мастерских, пригласив оставшихся без работы мужчин в возрасте 18—25 лет вступить в армию, остальных — отправиться на земляные работы в провинцию. Утром 22 июня на площади Бастилии состоялась большая сходка рабочих, на которой рабочий Пюжиль произнёс речь, призывавшую к восстанию. Рабочие опустились на колени со словами «Свобода или смерть»! После этого рабочие кварталы покрылись баррикадами: всего было построено до 450 баррикад. Лозунгами восставших были: «Хлеба или свинца! Свинца или работы! Жить, работая, или умереть, сражаясь! Да здравствует демократическая и социальная республика! Долой эксплуатацию человека человеком!» Всего количество восставших превысило 40 тысяч человек.
23 июня Учредительное собрание приняло закон о роспуске национальных мастерских в трёхдневный срок, объявило осадное положение и вручило диктаторскую власть военному министру, известному своей храбростью и вместе с тем жестокостью в Алжире генералу Луи-Эжену Кавеньяку . Исполнительная комиссия подала в отставку. Кавеньяк по телеграфу вызвал подкрепления и артиллерию из провинции. Активное участие в организации подавления восстания принимал и Ледрю-Роллен .
Однако поначалу Кавеньяк не мог достичь успеха; наоборот, рабочие перешли в наступление и 24 июня возникла угроза захвата ими Ратуши. Однако к вечеру этого дня был достигнут перелом в пользу правительственных сил, овладевших предместьями Пуассоньер и Сен-Дени и кварталом Пантеона . 25-го июня Кавеньяк активно продолжил наступление на восставших и взял предместье Сен-Марсо, окружив рабочих в их последнем оплоте — Сент-Антуанском предместье; к вечеру 26 июня там пали последние баррикады. В боях и в результате внесудебных казней погибло до 11 тысяч человек; 25 тысяч было арестовано, из них 11 тысяч оставлено под арестом. В конечном итоге, после рассмотрения их дел военными комиссиями было освобождено около 6 тысяч человек и отправлено в ссылку в заморские департаменты около 4 тысяч; лица, признанные вожаками, подстрекателями и зачинщиками, предстали перед военными трибуналами и были приговорены к каторге и большим срокам заключения. Среди жертв боев был и парижский архиепископ Аффр , убитый 25 июня на площади Бастилии в Сент-Антуанском предместье, где он пытался уговаривать восставших (обе стороны обвиняли друг друга в его убийстве; как утверждалось, он был убит выстрелом в спину из дома, занятого солдатами и национальными гвардейцами. Однако убийство в предместье Жантильи генерала Брюа, вступившего в переговоры с восставшими, определенно на совести восставших ).
Июньское восстание не имело конкретной цели, если не считать требований вновь открыть Национальные мастерские, освободить радикалов, арестованных 15 мая, учредить «демократическую и социальную республику». Фактически оно было актом отчаяния, реакцией на провокацию буржуазного правительства и обреченной попыткой отстоять февральские завоевания. Лишенные политических лидеров, находившихся после 15 мая в тюрьме или в изгнании, рабочие больше не претендовали на свержение существующей власти. Руководство борьбой осуществляли люди, являвшиеся лидерами среднего звена: «бригадиры» и «делегаты» национальных мастерских, деятели политических клубов, командиры отрядов национальной гвардии.
После разгрома июньского восстания, началась реакция. Осадное положение — а фактически военная диктатура Кавеньяка — сохранялось. Клубы были поставлены под строгий контроль полиции, для газет введены крупные денежные залоги, пролетарские батальоны Национальной гвардии разоружены; на посты военного министра и министра внутренних дел назначены орлеанисты генерал Ламорисьер и Дюфор. Но всеобщее избирательное право сохранилось, и это позволило провести в декабре 1848 года всенародные президентские выборы . Новая конституция наделяла президента широкими полномочиями по американскому образцу: буржуазия надеялась найти в сильной президентской власти опору против новых выступлений низов.
Совершенно несомненным будущим президентом Франции считался генерал Кавеньяк, вокруг которого, казалось, сплотились все силы «порядка». Таким образом, будущее представлялось как конституционно оформленное продолжение военной диктатуры буржуазных республиканцев, или «синих» (как их называли в противоположность «красным» (социал-демократам), и «белым» (монархистам)), которая установилась после июньских дней. Левые либералы, объединившиеся в Собрании в группу, взявшую освященное Великой революцией название « монтаньяры », выставили Ледрю-Роллена, который казался основным, но безнадёжным соперником Кавеньяка. Наконец, социалисты, которые не могли простить Ледрю-Роллену предательства в июньские дни, демонстративно выставили находящегося в тюрьме Распайля. От правых же либералов баллотировался Ламартин.
Однако эти карты смешало появление на сцене тёмной лошадки с громким именем — принца Луи Наполеона Бонапарта , племянника императора Наполеона, также выставившего свою кандидатуру. Ему обещали свою поддержку представители так называемой «партии порядка» в лице «Комитета улицы Пуатье», объединявшего лидеров орлеанистов (Тьер), легитимистов ( Берье ) и клерикалов ( Монталамбер ) — убеждённый республиканец Кавеньяк казался для них недостаточно консервативным. Эта партия пользовалась нарастающей поддержкой у буржуазии, испуганной рабочим движением и стремительно правевшей. За племянника Наполеона, широко прибегавшего к социальной демагогии , отдали свои голоса также многие рабочие — это было протестное голосование в пику июньским победителям. Голосовала за него и мелкая буржуазия, разочарованная господством крупной и находившаяся под влиянием «наполеоновского мифа». Но основным фактором оказались голоса крестьян, ненавидевших республиканцев за 45-сантимный налог и вспоминавших эпоху Империи как свой «золотой век» — обстоятельство, которое совершенно не учитывали политики и журналисты в городах.
В результате, на состоявшихся 10 декабря выборах за Бонапарта проголосовало 3/4 всех избирателей (5434 тыс. голосов от 7300 тыс., участвовавших в голосовании). Огромная власть, которую буржуазные республиканцы предназначали для себя, оказалась в руках политического авантюриста , который в конечном итоге покончил с Республикой , произведя в 1851 году государственный переворот и год спустя короновавшись императором.
События во Франции стали искрой, воспламенившей либеральные восстания во многих государствах Европы , в особенности в странах Германского союза , а также в Италии и Венгрии (восставшей против власти Австрии). Все они имели общеевропейское измерение и разделяли буржуазно-либеральные цели; в странах за пределами Франции эти цели были связаны с набиравшим силу национализмом и национальными (освободительными и объединительными) движениями, отчего это общеевропейское восстание получило имя «весны народов». Ко всем этим революциям, включая революцию во Франции, можно применить собирательное название Революции 1848—1849 годов , не упуская при этом из вида, что в отдельных странах эти события развивались по-разному и имели разные последствия.
|
Некоторые
внешние ссылки
в этой статье
ведут на сайты, занесённые в
спам-лист
|