Приготовьтесь, будет громко
- 1 year ago
- 0
- 0
Битва при Султан-Буде — сражение, состоявшееся 1 (13) февраля 1812 года в рамках Русско-персидской войны 1804—1813 годов между вторгшейся в Карабахское ханство персидской армией и 3-м батальоном Троицкого пехотного полка русской армии на Кавказе .
После поражения персидской армии под Мегри в мае 1811 года Аббас-Мирза со всеми силами расположился на Мугани , где ожидал результатов деятельности своих агентов, отправленных с репиляциями для организации восстания в Дагестане и для привлечения на свою сторону Мустафы-хана Ширванского и главы племени Джебраила Джафар-Кули-ага . Одно из писем, адресованное последнему, было перехвачено русскими. Главнокомандующий русскими войсками на Кавказе маркиз Ф. О. Паулуччи приказал арестовать Джафара и препроводить его в Тифлис , но при переправе через р. Тертер арестанту удалось бежать. Прибыв в свои кочевья близ Султан-буда, Джафар-Кули отправил Паулуччи письмо, в котором уверял главнокомандующего в своей непричастности к сношениям с Аббас-Мирзой . Однако Паулуччи не дал ответа и Джафар бежал к Аббас-Мирзе. Командир роты , сопровождавший Джафара, капитан П. Оловяшников, был взят под стражу.
Лазутчики и дозорные Мехти-Кули-xана Карабахского пристально следили за действиями персидской армии в Муганской степи . Тем временем восстание в Дагестане было подавлено, а Мустафа-хан Ширванский отказался перейти на сторону Аббас-Мирзы. Лазутчики доносили Мехти-Кули о подготовке персидских войск к выступлению, последний в свою очередь осведомлял майора Джини, при котором находился всего один батальон Троицкого пехотного полка, расквартированный в зимней резиденции карабахского хана Султан-Буде. Однако Джини игнорировал все предупреждения об опасном положении батальона . Вскоре дозорные Мехти-Кули донесли, что войска Аббас-Мирзы уже форсировали Аракс и при них так же находится Джафар-Кули. Эти известия подтвердили и прибывшие в русский лагерь несколько нукеров последнего, но Джини не доверял тем сведениям.
Тем временем персидская армия (более 30 000 чел.) , форсировав Аракс, двинулась двумя колоннами. Одна колонна (10 000 кавалерии и 8000 пехоты) во главе с Аббас-Мирзой направилась к Султан-Буду, другая с Джафар-Кули-ага к Шах-Булаху , с целью прервать пути сообщения Троицкого батальона со штаб-квартирой 17-го егерского полка в Шуше . В персидском войске также находились английские офицеры, среди которых были: артиллеристы — полковник д’Арси , майор Стоун и капитан Линдсей; а также пехотные офицеры — полковник и майор Кристи .
В Шуше в то время базировались три роты 17-го егерского полка. При первых известиях о движении персидской армии, оттуда 13 февраля на помощь Троицкому батальону вышли две роты (4 офицера и 200 рядовых при 1-м орудии) под командованием капитана Ильяшенко. Пройдя 30 вёрст, отряд был встречен неприятельскими разъездами, а у Шах-Булахских садов окружён персидской кавалерией (2000 чел.) . Однако, «прокладывая себе путь штыками» , роты дошли до Шах-Булахской цитадели, но дальше продвинуться не смогли, так как все близлежащие высоты и дорога были заняты крупными силами неприятеля, а до Султан-Буды оставалось ещё около 30 вёрст .
13 февраля на окрестных высотах перед русским лагерем появились передовые части персидской армии. Майор Джини построил батальон в каре перед землянками, а орудия расположил на открытой местности . Вскоре к Султан-Буду подошли основные силы персов во главе с Аббас-Мирзой. В его войске также находились англичане (4 офицера и 12 унтер-офицеров ) , которые, фактически, руководили персидскими подразделениями . Многократно численно превосходящая персидская кавалерия с ходу атаковала каре русского батальона, который, удерживая строй, отбивал множественные атаки с большим уроном для нападавших . В бой также вступил небольшой отряд конных нукеров Мехти-Кули-хана . Русские орудия, не имея прикрытия, вели беспрерывный огонь. Через ¼ часа после начала боя подошла неприятельская артиллерия под руководством полковника д’Арси и открыла по русскому батальону огонь из всех орудий и фальконетов . В первую очередь д’Арси подавил огонь русской артиллерии. Одно русское орудие было подбито, а разорвавшийся единственный ящик с боеприпасами лишил возможности вести огонь из другого орудия . Батальон начал нести тяжёлые потери. Ещё в начале битвы от ружейного выстрела погиб майор Джини. Принявший командование батальоном майор Сочевский погиб от двух пулевых ранений. Вскоре погиб и следующий по старшинству капитан Гумович. Штабс-капитан и батальонный капитан получили ранения. Тогда командование принял высвободившийся из под ареста капитан Оловяшников. Между тем персы усиливали атаки. Рукопашный бой уже проходил между домов зимовья. Сарбазы врывались в жилища. Позже Мехти-кули-хан в своём донесении маркизу Паулуччи писал:
«Бой был страшный, — такой, какого не бывало. Наше войско, солдаты, кавалерия и сарбазы Аббаса-Мирзы и мои подвластные в течение 7 часов ни на минуту не переставали убивать… Платон Андреевич [Оловяшников], который провинился в бегстве Джафар-Кули и сам, снявши с себя саблю, находился под арестом, в тот момент сам явился и я с помощью его и удалых солдат со смертоносными штыками повели атаку и вытеснили сарбазов из среды войска и домов и прогнали их. Много сарбазов было убито».
— Акты, собранные Кавказской археографической комиссией , Т. 5, № 203.
Несмотря на тяжёлые потери и почти полный расход боеприпасов Троицкому батальону всё же удалось удержать позиции за собой. К вечеру персидское войско отступило и, взяв русский лагерь в кольцо, «отдалось отдохновению» .
Вечером, вскоре после окончания битвы, в русский лагерь от Аббас-Мирзы прибыл парламентёр. Последний доставил написанное на русском языке письмо, которое было лично передано капитану Оловяшникову. В нём Аббас-Мирза, ввиду бесполезности дальнейшего сопротивления, предлагал сложить оружие. Оловяшников вначале отверг данное предложение . Мехти-Кули-хан предлагал ему, дождавшись ночи, вывести оставшихся солдат и орудия к Шах-Булаху или в другое близлежащее укреплённое место в лесу. По одной из версий в Султан-буде находился местный армянин Вани-юзбаши Атабеков , который отлично разбирался в местности. Вначале Оловяшников согласился с выводом остатка батальона, но вскоре получил второе письмо от Аббаса-Мирзы с угрозами, что в случае отказа сложить оружие, весь батальон будет вырезан . Оловяшников долго колебался и с наступлением темноты заявил Мехти-Кули-хану, что:
«Вы непременно должны выйти поспешно из этого войска; я о себе имею свою заботу: ни в Шах-Булак, ни в другое крепкое место не пойду».
— Акты, собранные Кавказской археографической комиссией , Т. 5, № 203.
По выражению В. Потто : «Оловяшников уже изнемог под гнетом тяжких обстоятельств и не нашел в себе достаточного запаса нравственных сил, чтобы решиться на такой отчаянный подвиг» . Последний, в свою очередь, повторил Мехти-Кули-хану, что если тот поспешно не покинет лагерь, то его ожидают большие неприятности. Вскоре несколько человек предупредили Мехти, что если он не покинет батальон, то будет схвачен и отдан в руки персов . Той же ночью Вани-юзбаши и Мехти-Кули с несколькими нукерами покинули лагерь. За последним Аббас-Мирза снарядил погоню, но Мехти удалось скрыться в Тертерских горах, а после уйти в Шушу. Вани-юзбаши, в свою очередь, бежал в Шах-Булах, в котором находились две роты майора Ильяшенко . Не желая сдаваться в плен, из лагеря также бежали унтер-офицер Тимчук и рядовой Федотов, самостоятельно дошедшие до Елизаветполя .
Тем временем Оловяшников уже принял решение о сдаче батальона и той же ночью отправил в персидский лагерь унтер-офицера Лунёва с тремя солдатами. Аббас-Мирзе было передано письмо с согласием сдаться, если тот поручится за то, что батальон не будет истреблён. Аббас-Мирза охотно дал гарантию . 14 февраля с рассветом Оловяшников выкинул белый флаг, и батальон сложил оружие, передав неприятелю орудия и знамя .
После капитуляции русского батальона Аббас-Мирза двинул свою армию на Шах-Булах и 15 февраля , соединившись с блокировавшей русские роты кавалерией, стал лагерем в пол версте от Шах-Булахской цитадели. Английские офицеры принялись обустраивать боевой порядок персидского войска и готовить его к штурму. В свою очередь Ильяшенко, заняв важные пункты, приготовился к отражению неприятеля. Подойдя к стенам цитадели, персы выставили перед собой русских пленных и их знамя . Джафар-Кули-хан стал вызывать кого-нибудь для переговоров. На стену поднялся Вани-юзбаши. Джафар с изумлением сказал:
«Ты, юзбаши, опять очутился среди русских? Теперь вам уже нет спасения. Батальон Джини сдался, замок обложен. Чтобы спасти себя и русских от смерти, ты должен уговорить гарнизон сдаться без боя».
— Из рукописей отставного полковника Я. Д. Лазарева
Вани отвечал:
«Я и сам вижу, что спасения нет, и потому употреблю все усилия, чтобы уговорить начальника положить оружие».
— Из рукописей отставного полковника Я. Д. Лазарева
Персы отошли от стен в ожидании результатов решения Ильяшенко. Тем временем в ночь на 16 февраля русский гарнизон с орудием покинул Шах-Булахскую цитадель и Вани, минуя персидские караулы, провёл роты горными тропами через селение Фарух и вывел их на Шушинскую дорогу. Там Вани, указав Ильяшенко кратчайший путь на Шушу, с одним солдатом поспешил на пост Ходжалы, где находился русский отряд из 60-ти солдат при офицере. Вани так же провёл его скрытыми путями и у моста Ага-керпи, в пяти верстах от Шуши, догнал Ильяшенко . Утром роты прибыли в Шушу и в тот же день шеф 17-го егерского полка полковник И. П. Живкович отдал по гарнизону (637 строевых) диспозицию по защите Шушинской цитадели . В то же время на русский пост из 8-ми человек под командою рядового Орехова напал неприятельский отряд (100 человек) . Командир последних предложил Орехову богатые дары, в случае если тот добровольно сдастся. Русский отряд перебил парламентёров и с боем пробился к Шуше .
Паулуччи находился в то время в Кубе . Получив сведения о вторжении персидской армии в Карабахское ханство, он в срочном порядке вызвал из Гори ген. П. С. Котляревского . Последний проделал форсированным маршем переход в 70 вёрст и, присоединив к себе по пути отдельные части (общим числом 1591 человек) , 21 февраля прибыл в Новую Шемаху , а оттуда двинулся в Зардоб . В ходе марша было приступом взято селение Туг и неприятельский пункт в Кара-Кахе. Так же было отбито до 15 000 голов рогатого скота и возвращено 4000 бежавших до того карабахских семейств . Вступив в Карабахское ханство, Котляревский принялся истреблять неприятельские партизанские группировки. Аббас-Мирза, избегая прямых столкновений с русскими частями, отступил за Аракс , уничтожив за собой переправы .
Исход битвы в Султан-Буде не повлиял на ход войны, но, несмотря на это, он сильно поднял моральный дух персидской армии и в определённой степени подорвал авторитет русской армии на Кавказе среди местного населения. Часть последних бежала в труднодоступные места, а часть добровольно переходила к персам при первом их появлении. Аббас-Мирза обещал вернуть Джафар-Кули Карабахское ханство и видел перед собой далеко идущие цели, в частности — захват Грузии. В своей прокламации «князьям, азнаурам и всем жителям Кахетии» Аббас писал:
«…Ныне наши сарбазы, как голодные львы, жаждут крови Русских, находящихся в Грузии, и как только мы туда двинемся, Грузия будет покорена и Русский главнокомандующий и его солдаты будут убиты или пленены».
— Акты, собранные Кавказской археографической комиссией — Т. 5, № 105.
Вся русская армия на Кавказе была возмущена сдачей в плен батальона Троицкого полка. Котляревский в своём донесении маркизу Паулуччи, писал: «Я никак не мог верить, чтоб без самой крайности сдались русские» .
В ноябре из персидского плена бежали 52 солдата Троицкого полка, захваченных в Султан-Буде. Они показали, что:
«…захвачены были персиянами, будучи не в состоянии себя защищать по случившемуся тогда недостатку в боевых патронах».
— Архив штаба Кавказского военного округа, Дело № 15.
Джафар-Кули-Ага в 1815 году выехал из Ирана и вернулся на родину в Карабах, где был прощён .
А. П. Ермолов во время своего посольства в Иран в 1817 году , находясь ( 28 мая — 5 июня ) в Уджанском замке , увидел картину, изображавшую победу персов над русскими. Ермолов так описывает тот случай:
Осматривая замок, я спросил сопровождавших меня персиян: какое картина представляет сражение? Не Асландузское ли? Наморщились рожи их, и страх, изобразившийся в чертах от одного об оном воспоминания, заставил меня не требовать ответа. Я сделал другой вопрос: не Ленкоранское ли? Как будто окован был язык персиян и ложь, столь обыкновенная в устах их, не изобрела ответа. Надобно было догадаться, что не оно. Наконец сказано мне, что картина представляет разбитие Троицкого батальона. Я замолчал против правды.
— Записки Ермолова, 24.
В 1828 году персидская картина посвящённая битве была вывезена русскими в качестве трофея в Зимний дворец в Санкт-Петербурге, ныне хранится в Эрмитаже.