Красный террор в Симферополе
- 1 year ago
- 0
- 0
Кра́сный терро́р в Я́лте — красный террор , проводившийся в Ялте в 1917—1921 годах в периоды становления и господства советской власти. Историки отдельно выделяют два особо сильных всплеска террора: первый — зимой 1917—1918 годов в первые месяцы после Октябрьской революции , второй — с ноября 1920 по конец 1921 годов, после окончания Гражданской войны на Юге России .
В ту ночь приснилось мне, что я на дне морском…
Мне был отраден мрак безмолвный;
Бродил я ощупью, и волны,
И солнце, и земля казались дальним сном.
Я глубиной желал упиться
И в сумраке навек забыться,
Чтоб вечность обмануть. Вдруг побелел песок,
И я заметил, негодуя,
Что понемногу вверх иду я,
И понял я тогда, что берег недалёк.
Хотелось мне назад вернуться,
Закрыть глаза и захлебнуться;
На дно покатое хотелось мне упасть
И медленно скользить обратно
В глухую мглу, но непонятно
Меня влекла вперёд неведомая власть.
И вот вода светлее стала,
Поголубела, замерцала…
Остановился я: послышался мне гул;
Он поднимался из-за края
Широкой ямы; замирая,
Я к ней приблизился, и голову нагнул,
И вдруг сорвался… Миг ужасный!
Стоял я пред толпой неясной:
Я видел: двигались в мерцающих лучах
Полу-скелеты, полу-люди,
У них просвечивали груди,
И плоть лохмотьями висела на костях,
То мертвецы по виду были
И всё ж ходили, говорили,
И всё же тайная в них жизнь ещё была.
Они о чём-то совещались,
И то кричали, то шептались:
Гром падающих скал, хруст битого стекла…
Я изумлён был несказанно.
Вдруг вышел из толпы туманной
И подошёл ко мне один из мертвецов.
Вопрос я задал боязливый,
Он поклонился молчаливо,
И в этот миг затих шум странных голосов…
«Мы судим…» — он сказал сурово.
«Мы судим…» — повторил он снова,
И подхватили все, суставами звеня:
«Мы многих судим, строго судим,
Мы ничего не позабудем!»
«Но где ж преступники?» — спросил я.
На меня взглянул мертвец и усмехнулся,
Потом к собратьям обернулся
И поднял с трепетом костлявый палец ввысь.
И точно сучья в тёмной чаще,
Грозой взметённые летящей, —
Все руки черныя и четкия взвились,
И, угрожая, задрожали,
И с резким лязгом вновь упали…
Тогда воскликнул он: «Преступники — вон там,
На берегу страны любимой,
По воле их на дно сошли мы
В кровавом зареве, разлитом по волнам.
Но здесь мы судим, строго судим
И ничего не позабудем…
Итак, друзья, итак, что скажете в ответ,
Как мните вы, виновны?»
И стоглагольный, жуткий, ровный,
В ответ пронёсся гул: «Им оправданья нет!»
7-VII-18
Набоков В. В.
«Ялтинский голос», (№ 102) 323,
8 сентября
н. с.
1918 г.
В Ялте, как и в других городах Крыма, за исключением «Кронштадта Юга» — Севастополя , к исходу 1917 года номинальная власть принадлежала Совету народных представителей (Краевое правительство). Ему подчинялись сформированные по национальному признаку воинские части из крымских татар — «эскадронцы» и офицерская рота Штаба Крымских войск под командой капитана Н. И. Орлова . Части эскадронцев были присланы в Ялту для сохранения в городе порядка и спокойствия. В канун Рождества в город прибыли севастопольские матросы и просто желающие заняться бандитизмом под прикрытием матросской формы, которая вселяла ужас в обывателя. Начались самочинные обыски и аресты, из тюрьмы были выпущены уголовники. Ситуация в городе стала накаляться. Очевидец происходящего писал :
…многие из этих эсеров хорошо знакомы всей Ялте как бывшие черносотенцы … которые готовы в любой момент поживиться чужим добром. Вся социология этих масс — очень простая: вырезать буржуев и поделить их имущество. Но сама по себе эта большевистско -черносотенная масса труслива. Все надежды на севастопольских матросов, перед которыми, действительно, дрожат все мирные жители Ялты.
Между бандитами и эскадронцами начались вооружённые стычки. Большевистские агитаторы воспользовались этим, пустив в ход агитацию, сеющую национальную рознь: «татары бьют русских» .
9 (22) января 1918 года на рейд Ялты подошёл эсминец « Гаджибей », и Ялта на восемь дней превратилась из маленького курортного городка в место кровопролитных и упорных боёв, с применением артиллерии и гидроавиации , по городу с кораблей было выпущено около 700 снарядов. 11 (24) января 1918 года на помощь «Гаджибею» подошли эсминцы «Керчь» и «Фидониси» . От артиллерийского обстрела «пострадали лучшие гостиницы…, много частных домов и магазинов. … На улицах форменная война: дерутся на штыках, валяются трупы, течёт кровь. Начался разгром города» . В конце концов нападавшие, преимущественно матросы эсминцев «Керчь», «Гаджибей» и транспорта «Прут», взяли Ялту .
Начались аресты и расстрелы. Было расстреляно «множество офицеров». Согласно очевидцу Н. Кришевскому — около восьмидесяти, по материалом Особой следственной комиссии по расследованию злодеяний большевиков при главнокомандующем Вооружёнными силами на Юге России — около ста. Были расстреляны даже две сестры милосердия, за то, что перевязывали раненых эскадронцев. Общее число погибших в уличных боях, расправах на улицах и убийствах в окрестностях Ялты достигало двухсот человек. Расстрелы производились прямо на знаменитом Ялтинском молу, трупы казнённых сбрасывали в море . Очевидец событий, член кадетской партии князь В. А. Оболенский писал : «…В Ялте офицерам привязывали тяжести к ногам, и сбрасывали в море, некоторых после расстрела, а некоторых живыми. Когда, после прихода немцев, водолазы принялись за вытаскивание трупов из воды, они на дне моря оказались среди стоявших во весь рост уже разлагавшихся мертвецов…» . Другой очевидец и также кадет Д. С. Пасманик , вспоминал, что офицеров расстреливали под руководством матроса В. А. Игнатенко (ставшего руководителем Ялтинского ревкома, впоследствии благополучно прожившего до 88 лет и написавшего собственные воспоминания об этих событиях) по спискам, «составленным солдатами из лазаретов и тайным большевистским комитетом, существовавшим уже давно» . Расстреляно было не менее 47 офицеров, а их трупы были сброшены в море . Он писал: «…было бы убито гораздо больше людей, если бы не было подкупных большевиков: за очень большие деньги они или вывозили намеченные жертвы за Джанкой, или же укрывали в лазаретах и гостиницах» . По воспоминаниям Пасманика в убийствах на молу, кроме матросов Черноморского флота, принимала активное участие толпа из местных жителей, прежде всего греков, примкнувших к победителям из-за ненависти к крымским татарам, а в избиениях жертв, которые зачастую предшествовали убийствам, особое участие принимали истеричные «бабы» .
Матросы и красногвардейцы могли убить прямо на улице и совершенно случайных прохожих, иногда лишь из-за того, что бы иметь возможность ограбить труп. Один из переживших расправу офицеров вспоминал :
Матросская чернь ворвалась и в тот лазарет, где лежал брат. Толпа глумилась над ранеными, их пристреливали на койках. Николай и четверо офицеров его палаты, тяжело раненые, забаррикадировались и открыли ответный огонь из револьверов. Чернь изрешетила палату обстрелом. Все защитники были убиты.
Отряды матросов и красногвардейцев, посланные в близлежащие городки и посёлки, убивали и в них, так в Алуште и Гурзуфе было расстреляно несколько отставных офицеров. В эти дни трагично могла сложиться судьба будущего вождя белого движения барона П. Н. Врангеля , находящегося в Ялте — к нему в дом с обыском явился отряд матросов, после которого он и брат его жены были увезены на допрос на миноносец. Врангель вспоминал разговор, показавшийся ему примечательным. Один из матросов успокаивал барона: «…мы только с татарами воюем. Матушка Екатерина ещё Крым к России присоединила, а они теперь отлагаются…» . Врангель прокомментировал: «Как часто впоследствии вспоминал я эти слова, столь знаменательные в устах представителя „сознательного“ сторонника красного интернационала » .
16 (29) января 1918 года в Ялте окончательно победили сторонники советской власти, местный совет тут же передал всю власть в городе ревкому . После окончания боёв массовые убийства прекратились, но наступила «эра декретного социализма» — начались реквизиция излишков, уплотнение квартир , заселение гостиниц различными лицами по распоряжениям ревкома и совдепа . Проводились повальные обыски под видом поиска оружия, на деле заканчивавшиеся изъятием всего ценного. Была объявлена «национализация» имущества «эксплуататорских классов» — Ялта стала «социалистической коммуной» , но, по воспоминаниям очевидца событий журналиста Аполлона Набатова в ней «господствовал … лозунг … „твоё — моё“ и „его — моё“, благами коммуны пользовались большевики, все же остальные объявлялись „буржуями“» . Князь Феликс Юсупов , находившийся в тот момент в имении под Ялтой, так описывал матросов, которые явились к ним с обыском : «…Руки их были покрыты кольцами и браслетами, на их волосатой груди висели колье из жемчуга и бриллиантов. Среди них были и мальчишки лет пятнадцати. Многие были напудрены и накрашены. Казалось, что видишь адский маскарад» .
Разграблению подверглись многочисленные санатории и лечебные заведения Ялты и окрестностей. Так, Санаторий Александра III был вначале обстрелян с миноносца «Керчь», затем от команды миноносца поступило указание немедленно и срочно эвакуировать из санатория всех больных и медперсонал, после чего сошедшие на берег отряды матросов и красногвардейцев разграбили санаторий. Новые власти распорядились всем банкам снять со счетов их клиентов все суммы, превышающие 10 тысяч рублей и перечислить их в Народный банк на открытый в нём счёт ревкома .
При исполкоме ялтинского Совета был создан «отдел советской разведки», внёсший свой вклад в развязанный террор. Как вспоминал Игнатенко, «благодаря бдительности наших разведчиков удалось обезвредить немало гнёзд контрреволюции» . Самого Игнатенко очевидцы характеризовали как «…чудовище, которое имело обыкновение казнить офицеров своими собственными руками, стреляя в них из своего револьвера». При этом практически все новые руководители вели роскошную жизнь. Так, член Гурзуфского ревкома Рудольф Вагул поселился в комфортабельных апартаментах и вёл «буржуазный образ жизни» — обеды заказывал из четырёх перемен блюд и обязательно со сладким и коллекционными винами, орал на прислугу за малейшую оплошность .
К концу января 1918 года финансовая жизнь на полуострове пришла в полный упадок. Крымская казна была пуста. Рабочим, морякам флота и служащим было нечем платить заработную плату, не на что закупать продовольствие и прочее. Большевистские ревкомы, которым де-факто принадлежала власть, решили применить «контрибуции» — определённые и громадные суммы, которые в весьма ограниченный срок должны были вносить в пользу советов поименованные ими лица, отдельные социальные группы («буржуи»), целые административные единицы. Ялтинская буржуазия была обложена двадцатью миллионами рублей. Внести такую огромную сумму было физически невозможно. Тогда стали брать заложников , как гарантов исполнения контрибуции, из числа родственников тех, кто должен был её вносить. Невыполнение контрибуций послужило одним из поводов к бессудным расправам, произошедшим по всему Крыму в последней декаде февраля 1918 года .
Непосредственным толчком к новому витку террора послужил декрет Совета народных комиссаров « Социалистическое отечество в опасности! », от 21 февраля 1918 года в связи с началом германского наступления на разрушенном демобилизацией Русской армии Восточном фронте . Декрет возвращал смертную казнь, отменённую II съездом Советов . Причём правом бессудного расстрела наделялись красногвардейцы. Вот характерные выдержки: «6) В эти батальоны должны быть включены все трудоспособные члены буржуазного класса, мужчины и женщины, под надзором красногвардейцев; сопротивляющихся — расстреливать.… 8) Неприятельские агенты, контрреволюционные агитаторы, германские шпионы расстреливаются на месте преступления» . В дополнение к общему декрету, широко растиражированному советской печатью Крыма, Черноморскому Центрофлоту пришла отдельная телеграмма от члена коллегии народного комиссариата по морским делам Ф. Ф. Раскольникова , которая предписывала «искать заговорщиков среди морских офицеров и немедленно задавить эту гидру» . Декрет и телеграмма упали на подготовленную почву .
Бессудные расправы продолжались и позже, вплоть до самого падения советской власти в конце апреля 1918 года, но уже не в массовом количестве. Так, были увезены из города красноармейцами и в безлюдном месте зверски убиты и ограблены торговцы-татары Осман и Мустафа Велиевы .
Очевидцы событий основную вину за организацию красного террора в Ялте зимой 1917—1918 гг. возлагали на триумвират Нератов — Игнатенко — Драчук .
Ялта стала последним городом Крыма, куда вошла Красная армия. 17 ноября 1920 года в неё вступили части 51-й Перекопской (Московской) стрелковой дивизии 1-й конной армии Южного фронта . Советские руководители считали, что в Ялте буржуазии, собравшейся в ней со всей России, было больше, чем в любом другом городе Крыма. Сюда, считали они, «эксплуататорские классы» завезли неисчислимые богатства и только быстрота красного наступления помешали вывезти их за границу .
В день занятия красными Ялты был опубликован Приказ Крымревкома № 4 об обязательной регистрации в трёхдневный срок иностранцев, лиц, прибывших в Крым в периоды отсутствия там советской власти, офицеров, чиновников и солдат армии Врангеля. В городе началась регистрация указанных категорий граждан. С нарастающей интенсивностью по чётко отработанной схеме в Ялте начались повальные обыски, задержания и аресты . В указанные в приказе сроки в Ялте зарегистрировалось около семи тысяч офицеров . Такое огромное количество задержанных необходимо было где-то разместить. Так как приспособленных помещений для такого количества подготовлено не было, их размещали в импровизированных тюрьмах и концлагерях. Часть людей разместили в подвалах нескольких зданий в центре города. Самый ужасный из них был прозван заключёнными «аквариумом» — узники стояли в нём по колено в ледяной воде .
Через несколько дней после этого за город начали уводить большие группы задержанных при обысках и зарегистрировавшихся, откуда они больше не возвращались. Как и в других городах, в Ялте началось систематическое и поголовное физическое истребление пленных, буржуазии, интеллигенции, священнослужителей, иностранцев — всех тех, кто своей деятельностью в досоветский период или происхождением не вписывался в рамки новой большевистской идеологии .
Отправили на расстрел престарелых генералов, и без того еле живых, и стражников , охранявших общественный порядок, и государственных служащих бывшей Российский империи и Белого Юга, никогда не державших в руках оружия .
В курортной Ялте было расположено много госпиталей с ранеными и санаториев с выздоравливающими офицерами и солдатами Русской армии. Расправа с ними стала одной из самых чёрных страниц крымского террора. Красные каратели не щадили ни врачей, ни сестёр милосердия, ни работников Красного Креста , неприкосновенных по всем международным гуманитарным конвенциям , о признании которых громогласно на весь мир объявил большевистский Совнарком в мае 1918 года, ни раненых, вытаскивая их из палат госпиталей, чтобы «поставить к стенке» .
Из сохранившихся архивных документов стала известна история казни княгини , которая работала санитаркой в лазарете № 10 Красного Креста в Ливадии и которая отказалась эмигрировать во время эвакуации армии Врангеля. После захвата Ливадии новое большевистское руководство лазарета решило отчистить его от «контрреволюционного элемента» , «были намечены лица из состава лазарета, как из служащих, так, равно, из больных, которые подлежали удалению как контрреволюционный элемент…» . Княгиня Трубецкая по доносу сестры милосердия товарища Сумцовой была арестована первой, так как была заподозрена в том, что ей стали известны планы нового руководства. Группа медработников и больных лазарета, общим числом в шестнадцать человек, обратилась с ходатайством в защиту Трубецкой в особый отдел: «Мы, что подписалась, сёстры милосердия, правление и члены профсоюза сестёр милосердия Ялтинского района просим в самое ближайшее время рассмотреть дело члена нашего союза сестры Наталии Трубецкой… Мы, правление союза, знаем сестру Трубецкую с момента её приезда в Ялту, ручаемся своими подписями, что сестра Трубецкая не была причастна ни к какой политической организации, ни при старой, ни при новой власти, а потому убедительно просим т. коменданта тюрьмы отдать сестру Н. Трубецкую правлению членов профсоюза но поруки» . Ходатайство в защиту Н. Н. Трубецкой было частично удовлетворено: её дело действительно было очень быстро рассмотрено — уже на второй день после ареста, 16 декабря 1920 года, на нём появилась резолюция председателя «тройки» Удриса: «Княжна. Расстрелять» .
Очевидно, что это ходатайство, подписанное большой группой лиц, было воспринято чекистами как своего рода бунт, с которым было решено показательно расправиться. Возможно, что арест Трубецкой был чекистской провокацией для выявления сочувствующих — для того, что бы арестовать всё её окружение. Так или иначе, но последовали аресты подписавших ходатайство и многие из них были расстреляны: акушерка, киевлянка И. Л. Булгакова (дальняя родственница М. А. Булгакова ), которая согласно доносу Сумцовой была оставлена белыми в Ялте якобы «для гибели наших товарищей» ; писарь Ф. Г. Денежный, сторож Н. В. Огнев, сёстры милосердия Л. И. Васильева, Н. З. Залиева, М. К. Негоженко, Е. И. Фотиева; санитарка Е. А. Фомина, санитары-фронтовики Великой войны, ранее лечившиеся в этом лазарете, Г. Я. Вине, И. М. Савушкин, И. Т. Игнатенко. Причём перед казнью у ряда медсестёр чекисты получили письменные отказы от поручительства за Трубецкую, очевидно пообещав прощение в этом случае… но всё равно расстреляли .
После этого случая волна арестов и расстрелов обрушилась на все лазареты и госпитали, как армейские, так и находящиеся под эгидой Российского общества Красного Креста. Её жертвами стали многие медицинские работники, от врачей до санитарок, исполнявшие свой долг и проявлявшие обычное человеческое сострадание к раненым, независимо от их принадлежности, как и множество самих раненых .
По данным историков С. В. Волкова и Ю. Г. Фельштинского, почерпнутым из официальных советских источников, в Ялте было казнено около 5000 человек .
В декабре 1920 года чрезвычайная тройка «Крымской ударной группы» управления особых отделов ВЧК при РВС Южного и Юго-Западного фронтов в городе Ялте состояла из председателя Чернабрывого и членов Э. М. Удриса и Гунько-Горкунова. В январе 1921 года казни производили по постановлению чрезвычайной тройки Крымской ударной группы в составе председателя Удриса и членов Тольмаца и Михельсона .
Юрист Л. М. Абраменко отметил манеру Удриса накладывать резолюции на делах арестованных часто одним словом: «Расстрелять», написанные тупо заострённым синим карандашом «длинно, зло и, похоже, с величайшим удовольствием садиста… подписи кружевные и вычурные трудно читаемы, явно утверждали небывалую силу, непререкаемость и безнаказанность за творимый произвол» . При этом на анкетах старших чиновников, генералов и княгинь «Расстрелять» Удриса исполнено с особым нажимом карандаша, так что в отдельных случаях была прорвана бумага .
Среди чекистов было много откровенных уголовников и пьяниц. Так, уполномоченный Ялтинской ЧК Петерсон организовал банду, терроризировавшую мирное население. Его банда была разгромлена, сам он убит .
Став местом проведения казней, знаменитый ялтинский мол, по которому когда-то гуляла дама с собачкой , дал название стихотворению В. В. Набокова , бывшего свидетелем бессудных расстрелов. В сентябре 1918 года Набоков опубликовал в газете «Ялтинский голос» стихотворение «Ялтинский мол». С тех пор у современников словосочетание «ялтинский мол» приобрело исключительно нарицательное значение .