Игу́менья Митрофа́ния , в миру баронесса Праско́вья Григо́рьевна Ро́зен (15 ноября 1825, Москва — 12 августа 1899, Москва) — деятель Русской православной церкви , устроитель общин сестёр милосердия в Санкт-Петербурге , Пскове и Москве . Баронесса Розен ушла в монастырь в 26 лет и спустя девять лет возглавила Введенский Владычный монастырь в Серпухове . В период игуменства Митрофании (1861—1874) монастырь расцвёл, а сама Митрофания стала влиятельной и почитаемой фигурой московского духовенства. В 1873 году Митрофания была обвинена в попытках мошеннически завладеть чужим имуществом. Прямого личного интереса Митрофании следствие не нашло: похищенное предназначались на поддержку монастыря и общины. В 1874 году суд присяжных признал Митрофанию виновной по основным эпизодам дела и приговорил её к четырнадцатилетней ссылке в Енисейскую губернию . На деле наказание свелось к «ссылке» в монастыри Ставрополья , Полтавщины и Нижегородской губернии . В конце жизни Митрофания невозбранно покидала страну и подолгу жила в Иерусалиме .

Дело Митрофании стало «одним из самых выдающихся процессов первой эпохи нового суда » и широко обсуждалось в печати всех направлений. Под впечатлением и по мотивам процесса А. Н. Островский написал пьесу « Волки и овцы » . Дело и личность Митрофании упоминаются в работах Н. А. Некрасова и М. Е. Салтыкова-Щедрина .

Восхождение

Прасковья (Параскева) Розен — дочь генерала, героя Отечественной войны барона Григория Владимировича Розена и Елизаветы Дмитриевны, в девичестве графини Зубовой . Со стороны матери, в роду были представители князей Вяземских и Трубецких , со стороны отца — Раевские . В двадцатые годы семья кочевала вслед за отцом, получавшим разные назначения. В 1831—1837 годах жила в Тифлисе , где он командовал Кавказским корпусом . Ещё маленьким ребёнком Прасковья бывала при дворе Николая I . Она получила хорошее домашнее образование: Закону Божиему её обучал ректор Тифлисской духовной семинарии архимандрит Сергий , рисунку — И. К. Айвазовский .

В конце 1837 года Николай I отстранил Г. В. Розена от командования корпусом и перевёл на малозначимую должность в Москву . Семья переехала в Петровский путевой дворец . В 1839 году барона Розена свалил паралич, после которого он прожил ещё четыре года . Николай I оплатил долги покойного и назначил восемнадцатилетнюю Прасковью фрейлиной при дворе императрицы . Ещё в 1838 году Прасковья познакомилась с митрополитом Филаретом , а в поездках в Воронеж — с архиепископом Антонием . Во второй половине 1840-х годов Прасковья, религиозная с детства, пережила череду смертей близких и склонилась к уходу в монастырь . В 1852 году она оставила двор и по благословению митрополита Филарета и с разрешения Николая I поступила послушницей в московский Алексеевский монастырь .

В монастыре Прасковья (ещё не Митрофания) занималась иконописью в собственной мастерской, устроенной «царской милостью» . В сентябре 1854 года она прошла обряд облачения в рясофор и приняла Митрофании в память Митрофана, патриарха Константинопольского . В 1857 году Филарет перевёл Митрофанию из Алексеевского монастыря в Серпуховский Владычный монастырь . В том же году Митрофания получила наследство, которое обратила на расширение монастыря и благотворительность. 12 июня 1861 Митрофания приняла постриг в ангельский монашеский чин, 2 августа 1861 года Филарет возвёл её в сан игуменьи , и спустя несколько дней Митрофания приняла в свои руки Владычный монастырь .

В последующее десятилетие Митрофания проявила себя энергичным и влиятельным руководителем обители. Помимо личных организаторских талантов, она умело использовала и продолжающееся покровительство со стороны Филарета и его преемника Иннокентия . При ней были заново выстроены жилые корпуса, гостиницы и подворья в Серпухове и расширено московское подворье на Яузе . По указаниям Александры Петровны и Филарета Митрофания приняла на себя фактическое руководство первыми российскими общинами сестёр милосердия. С 1866 года Митрофания — начальница Петербургской общины, с 1868 — начальница Псковской губернской общины. C 1869 года по поручению Марии Александровны Митрофания создавала крупнейшую в стране общину сестёр в Москве, на Яузе, рядом с древней церковью Покрова в Рубцове (московская община была официально учреждена 21 апреля 1870 по образцу Псковской общины ).

Наружность Митрофании была, если можно так выразиться, совершенно ординарной. Ни её высокая и грузная фигура, ни крупные черты её лица, с пухлыми щеками, обрамленными монашеским убором, не представляли ничего останавливающего на себе внимания; но в серо-голубых на выкате глазах её под сдвинутыми бровями светились большой ум и решительность…

Личность игуменьи Митрофании была совсем незаурядная. Это была женщина обширного ума, чисто мужского и делового склада, во многих отношениях шедшего вразрез с традиционными и рутинными взглядами, господствовавшими в той среде, в узких рамках которой ей приходилось вращаться. Эта широта воззрений на свои задачи в связи со смелым полетом мысли, удивительной энергией и настойчивостью не могла не влиять на окружающих и не создавать среди них людей, послушных Митрофании и становившихся, незаметно для себя, слепыми орудиями её воли…

— А. Ф. Кони. Игуменья Митрофания .

Дело Митрофании

Кризис

В 1870 году Митрофания приступила к своему крупнейшему строительному проекту — постройке здания Владычне-Покровской общины в Москве . По мнению А. Ф. Кони , к тому времени Митрофания была «влиятельной и поставленной в исключительные условия особой духовного звания», но финансовое положение её монастыря неуклонно ухудшалось . Игуменья вкладывала монастырские средства в многочисленные коммерческие предприятия, которые не имели успеха, а продолжающиеся строительные и благотворительные проекты требовали всё больших денег .

Игуменья искала деньги в среде обеспеченных московских благотворителей, соревнуясь с множеством других духовных и гражданских просителей . Найденные законные источники, по мнению Кони, вскоре иссякли, что предвещало неминуемое сворачивание деловой и благотворительной активности монастыря и подчинённых ему общин . «С упадком обители, конечно, бледнела и роль необычной и занимающей особо влиятельное положение настоятельницы. Со всем этим не могла помириться гордая и творческая душа Митрофании…» Решение, найденное ею — фабрикация подложных векселей от имени обеспеченных лиц, попавших в безвыходное положение — привело Митрофанию на скамью подсудимых .

Арест

25 января 1873 года в петербургской банкирской конторе Чебарова был арестован еврей Бейлин , пытавшийся дисконтировать подложные векселя петербургского купца Д. Н. Лебедева, удостоверенные Митрофанией . Предъявленные Лебедевым доказательства подлога были бесспорными, и прокурор петербургского окружного суда А. Ф. Кони возбудил уголовное дело. Следствие поручили . Святейший Синод поручил московской консистории возбудить собственное следствие, но консистория «не нашла улик» для преследования игумении . Позже консистория полностью оправдала Митрофанию и потребовала привлечь к ответственности пострадавшего — Лебедева .

Митрофания и её союзница Валерия, игуменья Страстного монастыря , самостоятельно приехали в Петербург на допросы. При обсуждении меры пресечения Митрофания резко протестовала против поселения её в петербургский монастырь: «Быть под началом другой игуменьи — для меня ужасно! … тюрьма будет гораздо лучше!» Поэтому Русинов определил подозреваемую под домашний арест в гостинице под гласным, но скрытным полицейским надзором. Со стороны казалось, что Митрофания по-прежнему свободна .

В те времена, по мнению Кони, «исполнение служебного долга, „невзирая на лица“, одинаково понималось всеми судебными деятелями от министра юстиции до судебного следователя включительно» . Прокуроры и следователи работали, не опасаясь административного давления внутри правоохранительной системы. Публичное противодействие высшего духовенства, во главе с митрополитом Иннокентием , было плохо организовано и апеллировало к чувствам простых православных, но не судов . Голос оппозиции, архимандрит Андроникова монастыря Модест, утверждал, что «Англия — государство не христианское», что проведение экспертизы в православный праздник делает её незаконной, и что все эти новые суды вообще — «соблазн хуже театра» . Более опасным оказалось тайное противодействие за стенами Страстного монастыря. По указаниям Митрофании её союзницы активно обрабатывали свидетелей и фабриковали фальшивые документы в защиту обвиняемой . Следователи посадили Митрофанию под реальный арест в Сущёвской полицейской части (Москва), но и там Митрофания продолжала переписываться со своими подручными .

Обвинение

Следствие развивалось как снежный ком — к обвинению по делу Лебедева добавились два других дела, за которыми стояли на порядок бо́льшие деньги и талант адвоката потерпевших, Ф. Н. Плевако . Всего, согласно обвинительному акту , Митрофании вменялось в вину:

• Дело Медынцевой . В начале 1870 года московская богачка и алкоголичка Прасковья Ильинична Медынцева была признана недееспособной , а её имущество отдано в опеку независимым поверенным. В мае 1870 года Медынцева обратилась к Митрофании с мольбой о помощи в снятии опеки . Митрофания поселила Медынцеву у себя и полностью подчинила её своему влиянию. Вначале Митрофания планировала организовать «раздел имущества» между Медынцевой и её сыном, при котором бо́льшая часть добра перешла бы к монастырю. Эта афера была сорвана сиротским судом. Затем Митрофания пошла на простой подлог, уговорив Медынцеву расписаться на чистых листах. На эти листы были вписаны долговые расписки на общую сумму в 237 тысяч рублей. В дело были также вовлечены пятеро сообщников Митрофании на процессе 1874 года и не привлекавшиеся к ответственности монахини и послушницы из Серпухова и Москвы. Скупщик заведомо поддельных векселей, Сушкин, скончался до начала процесса . Митрофания присвоила даже личные вещи Медынцевой: по словам прокурора К. Н. Жукова , «всё, что ни попадало в руки игуменьи, назад уже не возвращалось» .
• Дело Солодовникова . В апреле 1873 года купцу Василию Солодовникову были предъявлены к взысканию долговые расписки его покойного брата Михаила, скопца -миллионщика , умершего в заключении в октябре 1871 . Василий Солодовников привлёк к защите своих интересов Ф. Н. Плевако . Всего был выявлен 121 вексель Михаила Солодовникова на сумму в полтора миллиона рублей . По утверждениям Митрофании, векселя фактически представляли собой добровольное пожертвование покойного, которое тот якобы желал сохранить в тайне от своих наследников. Экспертиза установила, что на всех документах подпись Солодовникова была подделана «силами» Митрофании, Махалина и компании .
• Дело Лебедева , c которого началось следствие, свелось к установлению подлинности четырёх векселей на сумму в 18 888 рублей. Привлечённые к делу эксперты постановили, что подписи Лебедева и Макарова на всех векселях были подделаны. Митрофания так же, как и в деле Солодовникова, утверждала, что расписки Лебедева были подлинными и представляли собой пожертвования. Лебедев действительно помогал общине милосердия, но не деньгами, а материалами .

Кроме того, были признаны потерпевшими добросовестные подрядчики монастыря и общин милосердия, с которыми Митрофания расплачивалась поддельными векселями .

Суд

Дело Митрофании и её подручных Богданова, Махалина, Макарова, Красных и Трахтенберга слушалось с 5 по 19 октября 1874 года в Московском окружном суде под председательством П. А. Дейера . Публичная травля Митрофании привела к тому, что видные адвокаты отказались защищать её, и в суде Митрофанию представляли менее известные С. С. Шайкевич и С. В. Щелкан . Потерпевших представляли знаменитости — Ф. Н. Плевако и А. В. Лохвицкий . В. М. Пржевальский защищал сообщника Митрофании купца Махалина. Синод поддерживал Митрофанию морально — по его указу в дни суда московские церкви ежедневно служили молебны «о даровании игумении Митрофании силы перенести ниспосланное ей испытание».

В ходе следствия и суда Митрофания неоднократно меняла собственные показания и в итоге не признала себя виновной по всем трём делам. Перед присяжными, согласно заключительной речи прокурора К. Н. Жукова , «прошла пёстрая толпа свидетелей, начиная с монашествующих лиц и кончая мелкими факторами, дисконтёрами и евреями . Над всей этой толпой царит фигура женщины, ярче всех обрисованной, в монашеском одеянии, заправляющей всем» . Свидетели, связанные прежде с Митрофанией, отказывались от прежних показаний — по мнению прокурора, «источник этого изменения был совершенно ясен»: организованная поддержка со стороны духовенства, в особенности Страстного монастыря . Прокурор, в свою очередь, настаивал на безнравственности самого образа жизни Митрофании, косвенно обвиняя монастырское духовенство в целом: «закон воспрещает монахиням производить какую бы то ни было торговлю, кроме рукоделия, а она торгует векселями, лесом, сукном, мясом, оружием — словом, сознательно не подчиняется закону. Она приучает своих послушниц к вексельным оборотам … Вся её деятельность проходит среди Макаровых, Либерманов, Эпштейнов, Фриденсонов» . Откровенно антисемитские пассажи с другими наборами фамилий дважды произнёс и Плевако . Адвокаты Митрофании отрицали сам факт подлога, обвиняя либо самих пострадавших (Лебедева), либо дельцов из окружения Митрофании .

После четырёхчасового совещания присяжные признали Митрофанию виновной по основным пунктам обвинения, но при этом также заслуживающей снисхождения по всем пунктам. Суд постановил: «лишив <Митрофанию> всех лично и по состоянию ей присвоенных прав и преимуществ, сослать в Енисейскую губернию с запрещением выезда в течение трёх лет из места ссылки и в течение 11 лет в другие губернии, остальных подсудимых считать по суду оправданными» .

Жизнь после суда

В Сибирь Митрофании ехать не пришлось: её заступники добились смягчения приговора на высылку в Иоанно-Мариинский монастырь в Ставрополе . В последующие два десятилетия она проживала в Ладинском монастыре ( Полтавская губерния ), Дальне-Давыдовском монастыре ( Нижегородская губерния ), Усманском монастыре ( Тамбовская губерния ) . Лучше всего она чувствовала себя в Балашовском Покровском монастыре , где мечтала быть похороненной . «Два самых счастливых года из трех последних лет её земного пути» прошли в Иерусалиме . Митрофания вернулась к искусству, создав для Балашовского монастыря копию Распятия .

Митрофания умерла 12 августа 1899 в московском доме своей сестры Софьи (по мужу Аладьиной). 16 августа её похоронили с почестями рядом с церковью Покрова Пресвятой Богородицы в Покровском (Рубцове) , напротив алтаря . Воспоминания игумении Митрофании были изданы в 1902 году в журнале « Русской старине » и переизданы отдельной книгой в 2009 году .

Митрофания в литературе

Широкое обсуждение дела Митрофании в прессе отразилось и в художественной литературе. В « » М. Е. Салтыкова-Щедрина «психиатр» и «пациент» (рассказчик) обсуждают некоего адвоката , якобы помешанного, и одним из доказательств его безумства представляется то, что «он ропщет на игуменью Митрофанию, зачем она не пригласила его в защитники по делу с наследниками скопца Солодовникова». Пациент недоумевает: «Кто разберет по косточкам иск игуменьи Митрофании с наследниками скопца Солодовникова? Кто скажет: с одной стороны, игуменья Митрофания не права, хотя, с другой стороны, она несомненно права? Кто к сему присовокупит: с одной стороны, суду предстояло определить, хотя, с другой стороны, ему ничего определить не предстояло?» Обсуждали Митрофанию и персонажи щедринской повести « » .

В романе А. Ф. Писемского «Мещане» Митрофания упоминается как имя нарицательное : «у нас везде матери Митрофании: какое дело ни копни, — мать Митрофания номер первый, мать Митрофания номер второй и третий!» . В поэме Н. А. Некрасова «Современники» трактирные завсегдатаи возмущаются «демократическим» подходом власти, поставившей благородную игуменью вровень с простолюдинами:

Теперь не в моде уважать
По капиталу, чину, званью…
Как?! под арестом содержать
Игуменью, честную Митрофанью?

— Н. А. Некрасов. Современники , песнь 10-я.

А. Н. Островский , увлечённый публичным судом над Митрофанией, написал под впечатлением тех событий сатирическую комедию « Волки и овцы » . Замысел пьесы оформился уже в октябре 1874 года, но из-за болезни Островский приступил к работе лишь весной 1875 года . Название пьесы, вероятно, было подсказано речью Плевако, в которой Митрофания была названа «волком в овечьей шкуре» . Реальная игуменья из высшего света стала в пьесе провинциальной дворянкой (Мурзавецкая), «взращённой крепостничеством и прекрасно уживающейся с новыми пореформенными условиями жизни» . По мнению А. И. Журавлёвой , «несомненно существующую связь не следует, однако, понимать упрощенно и видеть в Митрофании чуть ли не прямой прототип Мурзавецкой. На самом деле можно говорить лишь о том, что Островский создал пьесу под впечатлением процесса и его обсуждения в печати» .

Борис Акунин называет неуёмную игуменью основным прототипом «великой благотворительницы» леди Эстер в романе « Азазель », которая ради высокой цели спасения человечества не погнушалась преступить закон .

Примечания

Источники

• Журавлёва А. И. Глава III. Сатирические комедии Островского. Содержательные жанрообразующие признаки сатирических комедий Островского // А.Н. Островский – комедиограф. — М. : Издательство Московского университета, 1981.
• Кони А. Ф. Игуменья Митрофания // . — М. : Юридическая литература, 1956. — С. 864-872.
• Потапчук И. В. Дело игуменьи Митрофании // Русские судебные ораторы в известных уголовных процессах XIX века. — Тула: Автограф, 2007. — С. 83-169. — 816 с. — ISBN 5892010058 .
• Малыгин А. А. Настоятельница Владычнего монастыря игумения Митрофания (Розен; 1825-1899 гг.) // . — Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2007. — С. 208-238. — 376 с.
• Шамаро А. А. Дело игуменьи Митрофании. — Л. : Лениздат, 1990. — 190 с.
• Шамаро А. А. Волчица и овцы // . — М. : Московский рабочий, 1988. — 200 с.