Социальная норма
- 1 year ago
- 0
- 0
« Но́рма » — дебютный роман Владимира Сорокина , написанный в 1979 году. Был написан автором во времена СССР и распространялся в самиздате . В 2002 году книга была переиздана издательством Ad Marginem и вошла в собрание сочинений писателя.
Начало романа разворачивается в эпоху андроповских чисток. В прологе сотрудник КГБ при обыске в квартире диссидента Бориса Гусева — подразумевается сам Сорокин — изымает наряду с « Архипелагом ГУЛАГ » ещё одну запрещённую рукопись, озаглавленную как «Норма». В здании на Лубянке рукопись передают вверх по инстанциям и в конечном счете отдают молчаливому школьнику лет тринадцати. Рукопись состоит из восьми связанных между собой частей.
Часть состоит из 31 бытовой сценки и повествует о жизни простых советских людей: рабочих , чиновников , инженеров , воспитателей детских садов и учителей , художников , профессоров , люмпенизированных низов общества . Все они в течение дня поедают «норму» — порцию спрессованных фабричным способом фекалий ; поедание нормы воспринимается как неизбежный и обязательный долг, от которого никто не уклоняется, хотя этот процесс явно неприятен для большинства персонажей. Норму пытаются готовить, смешивать с пищей, опрыскивать одеколоном. В романе присутствует сцена лесбийской любви , одна из лесбиянок показывает партнёрше аппарат, нейтрализующий неприятный запах и вкус нормы. Дети недоумевают, почему взрослые «едят какашки», на что родители им отвечают, что понимание важности этого ритуала приходит с возрастом. Лишь некий гражданин Куперман тайком выбрасывает норму в реку, о чём добропорядочные прохожие испуганно сообщают в правоохранительные органы, как о преступлении; да уголовник Заяц, находящийся вне закона, брезгливо выкидывает норму убитого им таксиста.
Рассказывается о жизни простого советского человека от рождения до смерти, описание даётся столбиком с двумя словами в каждой строчке, одно из которых «нормальный» («нормальные роды / нормальный мальчик / нормальный крик / нормальное дыхание…»). Большая часть 1562 строк связана осмысленной цепью ассоциаций — описываются детство, школа, ПТУ, женщины, отдых на море, служба в армии, работа водителем, свадьба, продвижение по карьерной лестнице, рождение детей. После девятисотой строки в перечень начинают вкрадываться матерные слова, посторонние имена и географические названия, пока столбик слов не превращается в словарную бессмыслицу («нормальный куколь / нормальное дифференцирование / нормальный Торжок / нормальное законодательство»). В конце он все же возвращается к жизни героя, уже старика, упоминая внуков, пенсию, болезнь и смерть.
Начинается с написанного в духе бунинской « Жизни Арсеньева » рассказа о некоем Антоне, помещичьем сыне, возвращающемся в свою родную деревню, пришедшую в запустение. Антон находит на приусадебном участке, принадлежащем некогда его отцу, клад с письмом Федора Тютчева и понимает, что он — потомок Тютчева. Во время употребления водки Антона захватывают воспоминания о девушке-крестьянке, бывшей его первой любовью и давным-давно умершей. Он решает покончить с собой и бросается в пруд, но потом вспоминает о Родине, наполняется жаждой жизни и выплывает. После выхода на берег Антон совокупляется с русской землёй. Здесь повествование сменяется диалогом: неназванные автор и слушатель лениво обсуждают рассказ. Слушателю рассказ не нравится, и автор тут же исправляет его. На этот раз в сундуке вместо письма Тютчева обнаруживается рукопись под названием «Падеж». В ней совершенно в другом стиле описываются некий советский колхоз, куда с инспекцией являются секретарь райкома и чекист; их внимание привлекает любовно склеенный председателем макет хозяйства. Гости небрежно поджигают здание правления, потом мастерскую, потом амбар, каждый раз при уничтожении того или иного здания ломая и модель на макете. Председатель виновато признается в падеже скота. Обнаруживается, что в качестве скота на ферме использовались люди — «пораженцы» и «вредители». Инспекторы находят тайно написанное одним из умерших «животных» стихотворение и яростно избивают председателя, допустившего такой промах, а потом сжигают и ферму. Наконец, секретарь райкома произносит перед колхозниками бессвязную речь, а затем обливает председателя бензином и поджигает. Снова вступают автор и слушатель: слушателю рассказ не нравится, и он предлагает его «закопать». Автор тут же дописывает концовку, в которой Антон укладывает рукопись в сундук и отправляется его закапывать.
Состоит из двенадцати стихотворений, посвященных месяцам года, написанным разными размерами и в разных, сильно отличающихся друг от друга стилях — подражаниях различным авторам: Пастернаку , Есенину , Багрицкому , Исаковскому , Евтушенко , Щипачеву и другим. Августовское стихотворение почти полностью совпадает со стихотворением «скота» из третьей части.
Оформлена в эпистолярном жанре — как набор писем, начинающихся словами «здравствуйте, дорогой Мартин Алексеевич». Автор писем — безымянный старик, ветеран Великой Отечественной войны , живущий на полузаброшенной даче и пишущий письма в город родственнику, владельцу дачи — профессору-химику Мартину Алексеевичу. Поначалу автор писем настроен крайне благожелательно к адресату, рассказывает о садовых работах и планах на ремонт старого дома. Позже в повествование вплетается конфликт с племянницей Мартина Алексеевича Верой и её мужем Николаем, а потом и раздражение на самого Мартина Алексеевича, перетекающее в классовую ненависть деревенского жителя к интеллигенту; автор писем заявляет, что его эксплуатируют , и гневно пишет, что «таких ученых нужно раскулачивать ». Письма становятся все более грубыми и бессвязными — они по-прежнему начинаются с описания садовых работ, но быстро перетекают в изложение обид и матерную брань. Ещё позже разрушается сам язык писем, превращаясь в наборы бессмысленных слогов «я водо мага ега тадо лата вода», затем ещё более хаотические строки из случайных букв и, наконец, целые страницы, заполненные одной повторяющейся буквой «а». Если в первый двух частях представлена деконструкция советских штампов, то здесь деконструируется язык как таковой.
Подобно второй части, представляет собой упражнения со словом «норма», но состоит всего из 28 строк, набранных заглавными буквами в духе то пропагандистских лозунгов, то рекламных объявлений («Я СВОЮ НОРМУ ВЫПОЛНИЛ! МЫ СВОЮ НОРМУ ВЫПОЛНИЛИ!»). При этом слово «норма» обыгрывается различными способами — как трудовая норма, как ария Нормы из одноименной оперы , как название грузинского чая и как количество алкоголя, употребляемое каждым из персонажей.
Обвинитель, то срываясь на матерную брань, то блистая эрудицией, излагает историю жизни обвиняемого на некоем судебном процессе — искусствоведа, почитателя Марселя Дюшана . Обвиняемый на пике научной карьеры в 1949 году был арестован и провел много лет в исправительно-трудовом лагере. Выйдя на свободу, он погрузился в созерцание произведений искусства — книг, живописи и музыки — и в конечном счете сошел с ума. Далее обвинитель предлагает ознакомиться с «так называемым творчеством подсудимого». Продолжение седьмой части состоит из 40 коротких рассказов, построенных на переосмыслении текстов популярных стихов и песен советского времени. В каждом рассказе поэтические метафоры овеществляются: например, «золотые руки» из стихотворения Зинаиды Александровой идут на переплавку, а «рыжий пройдоха апрель» из стихотворения Ярослава Смелякова оказывается евреем-спекулянтом Апрелем Семёном Израилевичем.
Эта часть романа посвящена «летучке» — производственному совещанию в редакции некоего журнала. Подобно письмам Мартину Алексеевичу в пятой части, речь серьёзно обсуждающих материалы журнала сотрудников очень быстро превращается в хаотическую глоссолалию, в которой временами мелькают осмысленные слова и названия («Онранп кшоншоно Семёнов, Злотников, оанр уогного репортаж. Онаркнп впауеа кгоншорго мотпрт Сибирь арокрн строительство»).
Мальчик, читавший роман, показывает наблюдающему за ним высокопоставленному работнику КГБ четыре пальца и молча уходит. Работник КГБ звонит некоему ещё более высокопоставленному начальству и докладывает об оценке «четыре»; начальник остается недовольным и грозит ему наказанием.
В романе прослеживается стиль, характерный для сорокинской прозы: ироничный, с натуралистичным описанием извращений и непотребств. Писатель прошёлся по разным литературным стилям, в точности им подражая, например, соцреализму в начале и ближе к концу романа, критическому реализму русской классики — в середине. Автор обличает конформизм и серость советского общества, приверженность его «нормальным ценностям». Деконструкции подлежит не только русский быт, но и вся русская литература в целом.
Литературные находки «Нормы» пригодились Сорокину в написании его последующих произведений, например, в « Голубом сале » также присутствуют сцены совокупления с землёй.
Метод Сорокина, по мнению ряда специалистов, основан на открытиях концептуализма и соц-арта в словесном и визуальном искусстве 1970—1980-х годов . Критик Вячеслав Курицын отмечал, что «в поисках зон, свободных от смыслов, Сорокин много внимания уделяет испражнениям, как самой несемантизированной универсалии — в книге „Норма“ говно это говно, а не символ чего бы то ни было» .