Реальность или фантастика
- 1 year ago
- 0
- 0
Фанта́стика (от др.-греч. φανταστική — искусство воображения, фантазия ) — жанр , или творческий метод, или приём художественной литературы , кино , изобразительного и других форм искусств, характеризуемый использованием фантастического допущения , «элемента необычайного» , нарушением границ реальности, принятых условностей . Современная фантастика включает в себя такие жанры, как научная фантастика , фэнтези , ужасы , магический реализм и многие другие.
Выделение фантастики как особого литературного метода может критиковаться, поскольку фантастика встречается в рамках самых различных литературных методов — романтизма , реализма , модернизма и др. С этой точки зрения речь идёт не о методе, а о двух противоположных тенденциях, характерных для искусства в целом: тенденции к воссозданию действительности и к пересозданию её. Фантастика в большей мере тяготеет к второй из этих тенденций, но при создании самих фантастических образов, как правило, наблюдается взаимодействие обеих тенденций :21 . Существует понятие «жизнеподобие», противопоставляемое таким формам условности, как фантастика, гипербола , гротеск и др. :94—96 Выделение фантастики как жанра тоже порой критикуется, поскольку фантастика в литературе очень разнообразна по родам , видам и жанрам :49 (может включать в себя психологическую новеллу , политический памфлет , философскую драму, сказочную повесть и др. :44 ).
Несмотря на разнообразие фантастики, её тематики и целей, в её основе лежит тот принцип обобщения знаний о мире, который Михаил Бахтин охарактеризовал как «древнейший тип» образного мышления, — «гротескный тип образности». Понятия «фантастика» и «гротеск» близки друг к другу — их роднят такие общие черты, как принципиальный алогизм , ощущение странного, «перевёрнутого» мира, способность отмечать и демонстрировать основные противоречия действительности, суть явления :78 .
Фантастическое допущение — основной элемент жанра фантастики (вариант термина «фантастическая идея» некорректен, так как под идеей в литературоведении подразумевается главная мысль произведения, то главное, что хочет сказать своим текстом писатель ). Этот элемент заключается во введении в произведение фактора, не встречающегося или невозможного в реальном мире, в котором живёт читатель либо герои произведения («допущении» его существования в сеттинге произведения). При этом остальные элементы — проблематика, литературные приёмы, построение сюжета — у фантастических произведений принципиально не отличаются от нефантастических. Фантастическое допущение используется, чтобы полнее раскрыть проблематику произведения, характеры персонажей за счёт помещения их в нестандартные условия; для предложения научных и ненаучных гипотез; для создания экзотического антуража.
Это определение разделяют множество писателей-фантастов и литературных критиков. Братья Стругацкие предлагали определение фантастики как отрасли литературы, «характеризующейся специфическим литературным приёмом: введением элемента необычайного» . По определению Олега Ладыженского и Дмитрия Громова ( Г. Л. Олди ), «фантастика — это литература плюс фантастическое допущение» . По мнению А. Шалганова, фантастика — это своего рода «параллельная литература», в которой существуют все жанры и все направления, но только с дополнительным элементом инвариантности . Согласно « Большой советской энциклопедии », «её [фантастики] исходной идейно-эстетической установкой является диктат воображения над реальностью» .
Громов и Ладыженский предлагают такую классификацию допущений :
Юрий Зубакин делит допущения просто на научно-фантастические (не противоречащие науке и законам природы) и ненаучно-фантастические (противоречащие им). Дмитрий Тарабанов выделяет альтернативную историю , альтернативную арифметику, альтернативную религию, альтернативную эволюцию, альтернативную минералогию и альтернативную географию . В одном и том же произведении могут сочетаться разные виды допущений.
В английском языке нет точного эквивалента русскому слову «фантастика». Для его перевода иногда используют близкие термины, такие как «fantastic» («фантастическое») или «speculative fiction» («умозрительный художественный вымысел»); иногда его переводят сочетанием «fantasy and science fiction». При этом во многих других языках терминология ближе к русской. Понятие «fantastique» во французском языке и «Phantastik» в немецком имеют значение, близкое к русской «фантастике».
Истоки фантастики — в пост- мифотворческом фольклорном сознании . Она заимствовала элементы мифа , волшебной сказки :50 .
Фантастика выделяется как особый вид художественного творчества по мере отдаления фольклорных форм от практических задач мифологического осмысления действительности (древнейшие космогонические мифы по существу нефантастичны ). Первобытное миропонимание сталкивается с новыми представлениями о действительности, мифический и реальный планы смешиваются, и эта смесь сугубо фантастична . Фантастика, по выражению Ольги Фрейденберг , — «первое порождение реализма »: характерным признаком вторжения реализма в миф служит появление «фантастических существ» (божеств, сочетающих звериные и человеческие черты, кентавров и т. п.) . Первичные жанры фантастики, утопия и фантастическое путешествие , были ещё и древнейшими формами повествования как такового , в первую очередь в « Одиссее » Гомера Сюжет, образы и происшествия «Одиссеи» — начало всей литературной западноевропейской фантастики.
Однако столкновение мимесиса с мифом, которое и производит эффект фантастики, носило пока что непроизвольный характер. Первый, кто сталкивает их намеренно, и, значит, первый сознательный фантаст — это Аристофан .
В эпоху эллинизма Гекатей Абдерский , Евгемер , Ямбул сочетают в своих сочинениях жанры фантастического путешествия и утопии.
В римское время момент социально-политической утопии, свойственной эллинистическим псевдопутешествиям, уже выветрился; осталась лишь серия фантастических приключений в разных частях земного шара и за его пределами — на Луне, соединённая с тематикой любовного романа. К этому типу относятся « Невероятные приключения по ту сторону Туле » Антония Диогена .
Во многом продолжением традиции фантастического путешествия является и роман Псевдо- Каллисфена « История Александра Великого », где герой попадает в области великанов, карликов, людоедов, уродов, в местности со странной природой, с необычными животными и растениями. Много места уделено чудесам Индии и её «нагим мудрецам», брахманам. Не забыт и мифологический прообраз всех этих сказочных странствий, посещение страны блаженных.
Архаична фантастика в романе метаморфоз (несохранившиеся «Метаморфозы» Лукия Патрского, «Лукий, или Осел» Псевдо-Лукиана, «Метаморфозы, или Золотой осел» Апулея ). Последний представляет собой «фантастическое повествование, где история души облечена в форму рассказа об истории тела» .
Сатирический фрагмент « Сатирикона » Петрония (описание города Кротона , населённого бездетными наследодателями и «ловящими» их искателями наследства), восходя к миму , предвосхищает некоторые сатирически-фантастические образы в последней части « Гаргантюа и Пантагрюэля » или в « Путешествии Гулливера » Свифта . Сатирическая фантастика в этом эпизоде контрастирует с натуралистическим гротеском в сценах пира Тримальхиона и в некоторых других эпизодах.
Фантастикой изобилует популярный древнехристианский роман II века — так называемые « Климентины » (по имени одного из главных действующих лиц Климента, от лица которого ведётся рассказ). Среди действующих лиц — апостол Петр , Симон Волхв , его спутница Елена Прекрасная (та самая, из « Илиады »), там же впервые появляется Фауст — прообраз более позднего персонажа.
Уже с V века до н. э. возникает и растёт интерес к чудесному . Его выражением стал особый жанр нехудожественной прозы — парадоксография . Из нескольких сохранившихся сочинений в этом роде с точки зрения фантастики заслуживают внимания «Удивительные истории» Флегонта из Тралл (II век н. э.), которого особенно привлекали сообщения о привидениях .
В период раннего средневековья, примерно с V по XI век, происходит если не отторжение, то, по крайней мере, подавление чудесного, основы фантастического . В XII—XIII века, по словам Жака Ле Гоффа , «происходит подлинное вторжение чудесного в учёную культуру». Как отмечает литературовед Татьяна Чернышёва, в средневековье возникает ряд произведений, которые являются «ближайшими родственниками», «предками по прямой линии» научной фантастики. К таким произведениям относятся различного рода космографии (повествование о путешествиях в экзотические страны — в том числе вымышленных), религиозные легенды, суеверные фольклорные рассказы о сверхъестественных явлениях и чудесах. Несмотря на существенные различия, все эти произведения объединяет одно сходство: как в познавательном, так и в эстетическом плане они обусловлены потребностью человека в удивлении :153 . В частности, в средневековье одна за другой появляются так называемые «книги чудес» ( Гервасий Тильберийский , Марко Поло , Раймунд Луллий , Джон Мандевиль и др.), возрождающие жанр парадоксографии.
Начиная с XII века мотивы волшебных сказок (происходящих из кельтских мифов ) проникают и в угасающий героический эпос (особенно в таких поздних поэмах как « Оберон » или «Тристан де Нантейль» ), и в формирующийся рыцарский роман , став его образной основой, — от « Персеваль, или Повесть о Граале » (около 1182) Кретьена де Труа до Смерти Артура (1469) Т. Мэлори . «Вплоть до XV века и даже позже роман остаётся основным прибежищем всего чудесного и странного». Обрамлением фантастических сюжетов стала кельтская по своим истокам легенда о дворе короля Артура . В Древней Руси начиная с XI века авторы начинают обращаться к народному фольклору: на русском севере зарождается былинный эпос , позже развившийся в киевский и новгородский циклы, неизвестными авторами создаются « Слово о полку Игореве », « Глубинная книга и т. д. Ирландская фантастика иного мира с трудными переправами туда, с опасными испытаниями, но и с вечной молодостью, изобилием и т. п. окрашивает многие эпизоды почти во всех романах Кретьена и продолжениях «Персеваля». При этом чудесное переплетается с обыденным, собственно рыцарский мир находится в сложном взаимодействии с фантастической сказочной страной, куда направляются рыцари в поисках приключений. Само обращение к кельтской сказочно-мифологической фантастике как-то связано с некоторым расхождением обогащающегося духовного мира постепенно эмансипирующейся личности и узких рамок церковного католического канонического мироощущения именно в XII веке. В « Тристане и Изольде » или в романах Кретьена де Труа мы имеем, в сущности, дело не с новыми религиозными исканиями, а с известной свободой творческой фантазии, с новым индивидуальным психологическим и нравственным опытом, не укладывающимся в рамки канонических церковных представлений.
Дальнейшую трансформацию этих сюжетов являют монументально-фантастические, почти совсем утратившие историко-эпическую подоснову ренессансные поэмы « Влюблённый Роланд » Боярдо , « Неистовый Роланд » Л. Ариосто , « Освобожденный Иерусалим » Т. Тассо , « Королева фей » Э. Спенсера . Вехой в развитии фантастической аллегории, созданной Овидием, был « Роман о Розе » XIII века Гильома де Лорриса и Жана де Мена.
Сказки « Тысячи и одной ночи » небогаты фантастикой, поскольку «роль волшебного элемента в арабских сказках сильно ограничена» . Своеобразный литературный переплав народных сказаний, легенд и поверий представляют собой многие произведения японской (например, жанр «рассказа о страшном и необычайном» — кайдан ) и китайской фантастики (сборник «Рассказы о чудесах из кабинета Ляо» Пу Сунлина , подводящий итог всей китайской новеллистической традиции, включая характерную для неё фантастику).
Развитие фантастики в период Ренессанса завершают « Дон Кихот » М. Сервантеса — пародия на фантастику рыцарских похождений и одновременно начало реалистического романа, и « Гаргантюа и Пантагрюэль » Ф. Рабле , использующий профанированный язык рыцарского романа для разработки гуманистической утопии и гуманистической сатиры. У Рабле же находим (главы о Телемском аббатстве ) один из первых примеров фантастической разработки утопического жанра, хотя и исконно нехарактерной: ведь у зачинателей жанра Т. Мора (1516) и Т. Кампанеллы (1602) утопия тяготеет к дидактическому трактату и лишь в «Новой Атлантиде» Ф. Бэкона являет собой научно-фантастическую игру воображения. Пример более традиционного сочетания фантастики с мечтой о сказочном царстве справедливости — «Буря» У. Шекспира .
В меньшей степени, чем древнейшая мифология и фольклор, стимулировали фантастику религиозно-мифологические образы Библии . Крупнейшие произведения христианской фантастики — « Потерянный рай » и « Возвращённый рай » Дж. Мильтона — основаны на апокрифах . Это, однако, не умаляет того факта, что произведения европейской фантастики Средневековья и Возрождения, как правило, имеют вторичную, этическую христианскую окраску или представляют игру фантастических образов в духе христианской апокрифической демонологии . Вне фантастики стоят жития святых , где чудеса принципиально выделены как экстраординарные происшествия. Тем не менее, христианско-мифологическое сознание способствует расцвету особого жанра — фантастики видений. Начиная с апокалипсиса Иоанна Богослова «видения» или «откровения» становятся полноправным литературным жанром: разные аспекты его представляют «Видение о Петре Пахаре» ( 1362 ) У. Ленгленда и « Божественная комедия » Данте . Идея «откровения», в отличие от жития, — противопоставление земной действительности иного, сверхъестественного плана существования.
Поэтика религиозного «откровения» определяет фантастику У. Блейка : его грандиозные «пророческие» образы — последняя вершина жанра.
К концу XVII века маньеризм и барокко , для которых фантастика была постоянным фоном, дополнительным художественным планом (при этом происходила эстетизация восприятия фантастики, утрата живого ощущения чудесного), сменил классицизм , по своей сути чуждый фантастике: его обращение к мифу полностью рационалистично.
Французские « трагические истории » XVII века черпают материал из хроник и рисуют роковые страсти, убийства и жестокости, одержимость дьяволом и т. п. Это — далёкие предшественники произведений маркиза де Сада -романиста и вообще « чёрного романа », сочетающие парадоксографическую традицию с повествовательным вымыслом. Инфернальные темы в благочестивой оправе (история борьбы с ужасными страстями на пути служения Богу) выступают в романах епископа Жана-Пьера Камю .
В романах XVII—XVIII веков мотивы и образы фантастики походя используются для осложнения интриги . Фантастический поиск трактуется как эротические похождения («фейные сказки», например «Акажу и Зирфила», 1744 , ). Фантастика, не имея самостоятельного значения, оказывается подспорьем плутовского романа (« Хромой бес » А. Р. Лесажа , «Влюблённый дьявол» Ж. Казота ), философского трактата (« Микромегас » Вольтера ) и т. д. В « Путешествиях Гулливера » Дж. Свифта фантастика в духе Рабле и Сирано де Бержерака поставлена на службу идеологической сатире . Реакция на засилье просветитительского рационализма наступила во второй половине XVIII века; англичанин Р. Хёрд призывает к прочувствованному изучению фантастики («Письма о рыцарстве и средневековых романах», 1762 ); в «Приключениях графа Фердинанда Фэтома» Т. Смоллетт предваряет ставший началом развития фантастики XIX—XX веков « готический роман » Х. Уолпола , А. Радклиф , М. Льюиса , У. Бекфорда . Поставляя аксессуары романтических сюжетов, фантастика остаётся на подсобной роли: с её помощью двойственность образов и событий становится изобразительным принципом предромантизма .
У романтиков двойственность оборачивается раздвоением личности, ведущим к поэтически благотворному «священному безумию». «Прибежища в царстве фантазии» искали все романтики: у « » фантазирование, то есть устремлённость воображения в запредельный мир мифов и легенд, выдвигалось как приобщение к высшему прозрению, как жизненная программа — сравнительно благополучная (за счёт ) у Л. Тика , патетичная и трагическая у Новалиса , чей « Генрих фон Офтердинген » являет образец обновлённой фантастической аллегории, осмысленной в духе поисков недостижимого и непостижимого идеально-духовного мира. Гейдельбергская школа использовала фантастику как источник сюжетов, придающих дополнительный интерес земным событиям (так, « » Л. А. Арнима представляет собой фантастическую аранжировку любовного эпизода из жизни Карла V ). Такой прагматический подход к Ф. оказался особенно перспективным.
Стремясь обогатить ресурсы фантастики, немецкие романтики обратились к её первоисточникам — собрали и обработали волшебные сказки и легенды (« », 1797, в обработке Тика, «Детские и семейные сказки» (1812—1814) и «Немецкие предания» (1816—1818) братья Гримм ). Это способствовало становлению жанра литературной сказки во всех европейских литературах, остающегося и поныне ведущим в детской фантастике. Классический его образец — сказки Х. К. Андерсена .
Романтическую фантастику синтезировало творчество Э. Т. А. Гофмана : здесь и готический роман (« Эликсир дьявола »), и литературная сказка (« Повелитель блох », « Щелкунчик и мышиный король »), и феерическая фантасмагория (« »), и реалистическая повесть с фантастической подоплёкой (« », « Золотой горшок »).
Готическую традицию фантастики развивает Э. А. По (« Падение дома Ашеров », « Колодец и маятник »). Однако он же предвосхитил (« История Артура Гордона Пима », « Низвержение в Мальстрем », « Необыкновенное приключение некоего Ганса Пфааля ») появление новой отрасли фантастики — научной фантастики .
В творчестве представителей романтизма получает развитие принцип правдоподобия фантастики. Так, у Гофмана и многих других романтиков в каждом фантастическом произведении присутствуют два параллельно развивающихся плана — реальный и фантастический и почти обязательно присутствует реальная мотивировка фантастических событий, словно бы специально заготовленная для «неверующих» в фантастику. Но уже Эдгар По, не отказываясь от реальной мотивировки фантастических событий, стремится к созданию художественной иллюзии жизненности в фантастике. С этой целью он использовал художественный эффект сопереживания. Эдгар По мастерски использовал такой приём, как художественная деталь , получивший развитие в фантастике в дальнейшем :22 .
Попытку оздоровить [ нейтральность? ] влечение к фантастике как к «пропасти потустороннего» представляет « Фауст » Гёте ; используя традиционно-фантастический мотив продажи души дьяволу , поэт обнаруживает тщету блужданий духа в сферах фантастического и в качестве окончательной ценности утверждает земную жизнедеятельность, преобразующую мир (то есть утопический идеал исключается из области фантастики и проецируется в будущее).
В России романтическая фантастика представлена в творчестве В. А. Жуковского , В. Ф. Одоевского , А. Погорельского , А. Ф. Вельтмана . К фантастике обращались А. С. Пушкин (« Руслан и Людмила », где особенно важен былинно -сказочный колорит фантазии) и Н. В. Гоголь , в ранних произведениях которого фантастические образы которого органично влиты в народно-поэтическую идеальную картину Украины (« Страшная месть », « Вий »). Его петербургская фантастика («Нос», «Портрет», «Невский проспект»), крайне экономная, по-иному обусловлена общей картиной действительности, сгущённое изображение которой естественно порождает фантастические образы (как и в « Пиковой даме » Пушкина или в «Двойнике» Ф. М. Достоевского ).
В эпоху реализма фантастика опять оказалась на периферии литературы, хотя нередко привлекалась для сатирических и утопических целей (как в рассказах Достоевского « Бобок » и « Сон смешного человека »). В то же время осуществляется постепенный переход от старой системы фантастической образности к новой. В поле зрения фантастов попадают уже иные явления, чем те, что находились в центре внимания их предшественников: необычайные, странные явления, загадки природы и столь же удивительные создания рук и мысли человека, технические диковинки. Это повествование о необычном резко отличается от волшебной сказки и её образов и от сказочного повествования как такового, поскольку в сказочном повествовании создаётся адетерминированная модель действительности :225 .
Так зарождается научная фантастика :225 , которая в творчестве Жюля Верна (« Пять недель на воздушном шаре », « Путешествие к центру Земли », « С Земли на Луну », « Двадцать тысяч льё под водой », « Таинственный остров », « Робур-Завоеватель ») и Герберта Уэллса принципиально обособляется от общефантастической традиции; она рисует реальный мир, преображаемый наукой (к худу или к добру) и по-новому открывающийся взгляду исследователя. (Правда, развитие приводит к открытию новых миров, по неизбежности как-то соотносящихся с традиционно-сказочным, но это момент привходящий.)
В литературоведении отмечается связь между возникновением научной фантастики и фантастической традицией прошлых веков ( Рабле , Свифтом , Вольтером , представителями романтизма и др.) :8—9 . Так, применявшийся Свифтом приём «додумывания» до конца фантастической ситуации был развит позднее в творчестве Уэллса, но уже в рамках эстетических принципов реалистического искусства, и стал основой создания художественной иллюзии правдоподобия в фантастике. Сатира Свифта показывает явное органическое родство, а нередко и идентичность сатирических и фантастических приёмов изображения действительности :16 .
Высказывалось утверждение ( Е. Н. Ковтун ), что произведения Ж. Верна и Г. Уэллса — это два различных течения рациональной фантастики : научная (Ж. Верн) и социально-философская (Г. Уэллс) . Научность в системе фантастической образности Ж. Верна и Г. Уэллса играет принципиально разную роль: для Жюля Верна наука была содержанием его произведений, пропаганда и популяризация науки — целью его фантастики, в творчестве же Уэллса наука — один из художественно-эстетических компонентов создаваемой средствами фантастики картины современного мира :202 , Уэллс стремился к осмыслению важных социально-нравственных и политико-философских проблем современности. Отсюда и различие в форме выражения: Жюль Верн обратился к жанру романа-путешествия, приключенческого романа , Уэллс же — к научно-фантастическому роману с социально-философской проблематикой. Научность произведений Уэллса в значительной мере условна, характерно не столько научное обоснование фантастических допущений, сколько лишь внешнее наукообразие, а правдоподобие достигается с помощью художественной иллюзии :133 . С Уэллса начался продолжившийся в XX веке процесс эстетического освоения фантастикой современного научного знания :202 и процесс стирания грани между чистой литературной фантастикой (как, например, у Свифта, Гофмана) и строго научной фантастикой (в духе Жюля Верна). Традиция Уэллса оказалась более действенной и глубокой по сравнению с традицией Жюля Верна, поскольку в большей мере соответствует природе художественного мышления .
В своей фантастической прозе Уэллс стремился к как можно более тесной связи с жизнью — это касается не только постановки сложных проблем современной действительности, но и художественного симбиоза приёмов фантастического ви́дения и средств реалистической изобразительности. В фантастике Уэллса социальная утопия оригинально сочетается с философской аллегорией и социально-политической сатирой :32 . Именно в фантастике Уэллса впервые возникает и получает разработку ситуация, характерная для гораздо более поздней НФ: обыкновенный человек в фантастических обстоятельствах, — и намечаются изобразительные возможности такой ситуации: социальные, психологические, философские :40 . Уэллс стремился продумывать до конца возможные следствия вторжения фантастического в реальную жизнь, все его реальные проявления. Фантастическое, проявляя себя в реальных обстоятельствах, определённым образом реагирует на те обстоятельства, с которыми сочетается, подчинено определённой логике развития. Благодаря этому фантастика наделяется всеми признаками реальности. Возникающее у читателя ощущение невероятности отступает на задний план, сглаживается реальной, обыденной последовательностью событий :50—51 .
Благодаря обращению Уэллса к художественному опыту реалистической литературы реализм возродил фантастику — по выражению литературоведа Н. И. Чёрной, «влил кровь в её жилы». Это обращение позволило Уэллсу использовать чрезвычайно богатую систему средств создания художественной иллюзии реальности и предоставило ему тот конкретный жизненный материал, на основе которого фантастика совершает свои обобщения :55 .
Интерес к фантастике проявляется к концу XIX века у неоромантиков ( Р. Л. Стивенсон ), декадентов ( М. Швоб , Ф. Сологуб ), символистов ( М. Метерлинк , А. А. Блок ), экспрессионистов ( Г. Мейринк ), сюрреалистов ( Г. Казак , Э. Крёйдер). Развитие детской литературы порождает новый облик фантастического мира — мир игрушечный: у Л. Кэрролла , К. Коллоди , А. Милна ; А. Н. Толстого («Золотой ключик»), Н. Н. Носова , К. Чуковского . Воображаемый, отчасти сказочный мир создаёт с привлечением мотивов и образов западной приключенческой литературы А. Грин . Германию этого периода представляет Курд Лассвиц , после него можно говорить о немецкой научной фантастике.
Первая половина XX века ознаменовалась началом расцвета научной фантастики. Новая система фантастической образности складывалась медленно и постепенно, её формирование относится к концу XIX — XX веку. Подобной системы фантастических образов не возникло ни вследствие научной революции XVII столетия , ни в XVIII, ни в первой половине XIX столетия, хотя успехи науки постепенно готовили её возникновение и хотя научные фантасты иногда появлялись и до XIX века :293 . К предтечам научной фантастики относят Лукиан , Сирано де Бержерака :293 , Рабле , Свифта , Вольтера :9 . Также к «предкам» научной фантастики относят получившие распространение в средневековье космографии, религиозные легенды, суеверные фольклорные рассказы о сверхъестественных явлениях и чудесах :153 .
Научная фантастика сформировалась под влиянием фантастической традиции предыдущих столетий и является развитием и продолжением в новых условиях специфической фантастической формы художественного ви́дения и осознания действительности :8—9 , что свидетельствует о непрерывности традиции развития форм фантастической образности в литературе :221 . Однако никто из фантастов прежних эпох не смог создать новой системы образности — она возникла тогда, когда пришло время ей родиться :293 .
Долгое время в научной фантастике XX века сосуществовали две тенденции, сформировавшиеся под влиянием её основоположников: уэллсовская и жюльверновская. Последнюю можно также назвать познавательной, популяризаторской фантастикой :167—168 , а уэллсовскую тенденцию иногда рассматривают отдельно от НФ, называя её социально-философской фантастикой . Именно уэллсовской тенденции научная фантастика обязана наибольшими художественными успехами и достижениями, хотя количественно (число авторов и выпускаемой литературной продукции) жюльверновская тенденция преобладала :167 .
Несмотря на то, что в 1920—1930-е годы в Европе и США на первом плане оказалась фантастика «звёздных войн» и «мыльных опер», традиция социально-философской фантастики сохранялась — в связи с этим можно вспомнить романы А. Н. Толстого и К. Чапека , эпопею О. Стэплдона : произведения, заложившие основу для расцвета научной и социально-философской фантастики 1950—1960-х годов . Повести М. А. Булгакова « Роковые яйца » и « Собачье сердце » относят то к жанру сатирической научно-фантастической повести, то к сатирико-фантастическим произведениям :70 . Познавательная, популяризаторская фантастика (представителями которой в СССР были В. Обручев , К. Циолковский , А. Беляев , в какой-то мере И. Ефремов ) постепенно перешла в ведение детской и подростковой литературы, и её место заняла научная фантастика подлинно художественная, социально-философская :168 .
В целом, хотя условность как литературное явление была распространена и в предыдущие столетия, полное раскрытие таящихся в ней художественных возможностей произошло лишь в XX веке. Именно в XX столетии — вернее, в первой его половине — сложилась целая система различных типов и форм условности. Согласно Е. Н. Ковтун (1993), к ним относятся :
Близки к фантастике также:
Плодотворным является синтез различных типов условности, каждому из которых присущи свои преимущества. К примерам такого синтеза относятся «Мастер и Маргарита» Булгакова (объединение сатиры и фэнтези , мифа и философской условности), « Война с саламандрами » К. Чапека (рациональная фантастика, фэнтези, сатира и притча) .
|
Этот раздел
не завершён
.
|
В середине XX века традиционная НФ выродилась в развлекательный жанр « космическая опера » [ источник не указан 130 дней ] . Новое поколение авторов НФ постепенно разочаровалось в предвосхищении прогресса. Всё чаще в антураже НФ публикуются антиутопии -предупреждения, социальная сатира . Психологические и социальные драмы лежат в основе фантастики писателей третьей четверти XX века: Рэя Брэдбери , Фрэнка Герберта , Филипа К. Дика , Айзека Азимова , Роберта Хайнлайна , Клиффорда Саймака . К философско-сатирической фантастике, наследующей традиции Свифта и Вольтера, относятся « Звёздные дневники Ийона Тихого » и « Кибериада » Станислава Лема , цикл рассказов Генри Каттнера о Хогбенах , памфлет Ричарда Уормсера « Пан Сатирус », повесть Стругацких « Понедельник начинается в субботу », рассказы Ильи Варшавского и Кира Булычёва . Научная фантастика дала новую жизнь философской сатире, так как для той нужен «взгляд со стороны», возможность взгляда на человека и человечество с остранённой , необычной точки зрения, подобной взгляду вольтеровского Микромегаса или свифтовских гуигнгнмов :38 .
Разочарование в прогрессе и науке дало толчок «литературе побега », фантастике, не связанной с реальностью. Вторая половина XX века переживает бум фэнтези . Вослед Говарду и Толкину появляется множество писателей, чьё творчество основано на мифологии , мистике , средневековой романтике. Это Урсула Ле Гуин , Роджер Желязны , Пол Андерсон , Майкл Муркок и др.
Жанр юмористической фантастики развился во второй половине XX века. Признанный мастер таких произведений — Шекли , например « Кое-что задаром » , « Рейс молочного фургона », « Билет на планету Транай ». Всё чаще используются гротеск , парадокс , травести , самые различные оттенки юмора. Фантастический приём создаёт немало возможностей для игровых решений, применяющихся всё чаще — особенно в произведениях, в основе сюжета которых лежит контакт с внеземными цивилизациями (один из примеров — цикл рассказов К. Булычёва «Пришельцы в Гусляре »). В игровой фантастике такой банальный антураж НФ, как звездолёты, необыкновенные планеты и удивительные пришельцы, стал применяться как своего рода «правила игры» :39 .
Ю. С. Черняховская выделяла в советской фантастике три художественно-философских течения «научно-технического романтизма», знаковыми представителями которых являлись братья Стругацкие (социально-политический сциентизм), А. П. Казанцев (гуманистический технократизм), И. А. Ефремов (антропологический оптимизм) .
В XX веке фантастика перестаёт быть чисто литературным жанром. Фантастические фильмы начали снимать ещё в самом начале XX века (« Путешествие на Луну », 1902). Во второй половине века наступает расцвет кинофантастики . Новейшие технологии позволили воплотить на экране то, что прежде было недоступно: фантастическую технику, вымышленных существ, декорации других миров. Особого размаха кино- и телефантастика достигает в США, где снимаются известные фильмы; такие как « Космическая одиссея 2001 года », « Бегущий по лезвию », « Чужой », « Звёздный десант », « Терминатор », « Пятый элемент », « Матрица »; а ряд произведений вырастает в медиафраншизы , например, « Звёздные войны », « Звёздный путь », « Звёздный крейсер „Галактика“ », « Звёздные врата ». В жанре кинофантастики прославились такие режиссёры и продюсеры, как Джеймс Кэмерон , Стивен Спилберг , Питер Джексон , Джордж Лукас , Тим Бёртон , Ридли Скотт , Пол Верховен и Джон Карпентер . Параллельно с массовой кинофантастикой существует кинофантастика элитарная, экспериментальная, например фильмы Андрея Тарковского , Стэнли Кубрика , Терри Гиллиама .
Комикс становится ещё одной популярной формой фантастики, особенно в США, Франции, Японии. Поначалу это развлекательные комиксы о супергероях , таких как Супермен , Бэтмен , Человек-паук , Фантастическая четвёрка . Во второй половине XX века появляются и более серьёзные работы таких комиксистов, как Алан Мур , Фрэнк Миллер , Марк Миллар , Нил Гейман в США, Жан Жиро , Алехандро Ходоровски , Энки Билал во Франции.
В конце XX и начале XXI века фантастика снова коммерциализируется. Большим спросом пользуется подростковая развлекательная фантастика, например серия « Гарри Поттер » Джоан Роулинг . Бум переживают сперва настольные, а затем и компьютерные игры, основанные на фантастике. Фантастические вселенные — часть популярной культуры , воплощающаяся в литературе, кино, играх, комиксах.
На изломе тысячелетия социальные и философские проблемы в фантастике изживают себя повторениями и начинают уступать место экспериментам со стилем. Постмодернистские оттенки имеет проза Нила Геймана , Чайны Мьевиля , Нила Стивенсона , Пола ди Филиппо . Очень популярна юмористическая фэнтези Терри Пратчетта .
Конец XX века — эпоха появления компьютерных игр, а начало XXI века — их расцвета. В огромном количестве игр сюжет строится на основе фантастики — почти в любой игре жанра RPG , значительной части стратегий , шутеров , квестов . Многие игры основаны на вселенных, по которым созданы также книги, фильмы, настольные игры, комиксы, например, Star Wars , Warhammer , Forgotten Realms и Warcraft .
В начале XXI века переживает взлёт популярности жанр супергероики . Фантастические фильмы, основанные на комиксах Marvel и DC о супергероях, выходят каждый год. Они варьируются от чисто развлекательных до более-менее серьёзных и имеющих художественную ценность; так, фильм « Логан » был номинирован на «Оскар» за лучший сценарий, а Хит Леджер получил «Оскар» за роль Джокера в фильме « Тёмный рыцарь ». Особую популярность имеют фильмы киновселенной Marvel о таких героях как Железный человек , сочетающие черты супергероики, научной фантастики, фэнтези и комедии.
Классификация фантастики — это сложный и спорный момент в фантастиковедении. Общепринятая классификация фантастики в настоящее время отсутствует. Проблема классификации связана с нечёткостью самого термина фантастика. Существуют различные подходы к определению фантастики. Один из них заключается в том, что фантастику считают жанром литературы . В рамках второго фантастику называют художественным приёмом . Также существует мнение, что фантастика — это творческий метод :50 .
Ряд исследователей пытаются объединить мнение о фантастике как о жанре и мнение о ней как о приёме. Например, Ольга Чигиринская в статье «фантастика: выбор жанра, выбор хронотопа» отмечает недостатки обоих подходов и предлагает классифицировать фантастику по сочетанию специфических хронотопов .
Мнение о том, что фантастика — это жанр, нередко критикуют. Так, литературоведы Е. Брандис и В. Дмитревский отмечали, что «НФ наших дней с успехом использует любые литературные жанры — от реалистического романа о „судьбе открытия“ до психологической новеллы , от политического памфлета до философской драмы, от сатирического обозрения до сказочной повести и т. д.» :44 .
Писательница-фантаст, литературовед, переводчица и критик научной фантастики Ариадна Громова указывала, что «в фантастике существуют романы, повести, рассказы, пьесы… фантастика может быть эпически обстоятельной и точной, лирически неопределенной, остросатирической и задумчиво ироничной… Словом, фантастика по сути дела так же разнообразна по родам , видам и жанрам, как и реалистическая литература» :49 .
По словам критика и искусствоведа Юлия Смелкова , «…О фантастике уже вряд ли можно говорить как о жанре, прежде всего потому, что огромно её собственное жанровое разнообразие. В ней можно найти образцы практически любого из существующих в современной литературе жанров. Сочетание фантастического допущения с устоявшимися жанровыми традициями… и даёт этот любопытнейший литературный феномен — современную фантастику» :46 .
Литературовед В. В. Шумко указывает, что, помимо многожанровости самой научной фантастики, она заимствовала элементы волшебной сказки, мифа, приключенческой литературы :50 .
Писатель и критик А. Шмалько (Валентинов) также утверждает, что в фантастике существуют представители практически всех жанров: социальная проза — В. Рыбаков , сатира — Е. Лукин , юмор — М. Успенский , остросюжетный боевик — В. Головачёв , философский роман — Г. Л. Олди , историческая проза — Л. Вершинин и А. Валентинов, женский роман — Д. Трускиновская , литературная сказка и авантюрный роман — М. и С. Дяченко , претенденты на эстетский авангард — некоторые из публикаций Макса Фрая ; также в фантастике существует и поэзия .
В рамках того подхода, согласно которому фантастика — это жанр, выделяются также отдельные жанры фантастики. К ним относятся научная фантастика , фэнтези , ужасы . Часто также говорят о их разновидностях или «поджанрах» (таких, как альтернативная история , киберпанк или стимпанк ). Фантастические жанры, популярные в прошлом, но редко используемые современными авторами, — фантастическое путешествие и утопия .
Стилевые и жанровые формы фантастики — гротеск , фантасмагория и феерия — стали традиционным вспомогательным средством сатиры: от Франсуа Рабле до М. Е. Салтыкова-Щедрина (« История одного города ») и В. В. Маяковского («Клоп» и «Баня»). Нежанровые разновидности фантастической литературы XX века — фантастический реализм , магический реализм .
Один из взглядов на фантастику заключается в том, что это литература, дополненная фантастическим допущением . Например, Г. Л. Олди , получившие ряд премий за критические статьи в области фантастики, утверждают :
Чем, собственно говоря, фантастика отличается от всей остальной литературы? Исключительно наличием этого самого фантастического допущения — более ничем. Композиция текста, архитектоника сюжета, стилистические особенности, язык, персонажи, поднимаемые проблемы, психологические характеристики — все, что есть в любом, какое ни возьми, направлении литературы, есть и в фантастике. По крайней мере, должно быть. Фантастика — это не «недолитература», из которой что-то вырезано на манер аппендикса (упрощенный, облегченный вариант для ленивых и нелюбопытных), а совсем даже наоборот. Это именно литература плюс фантастическое допущение, которое, в общем, тоже литературный прием. Все находится в общей плоскости.
В публикации 1988 года Борис Стругацкий отмечал, что фантастику делает фантастикой применение «специфического приёма — введения в произведение элемента необычайного» .
Классификация фантастики по приёму приведена в книге Георгия Гуревича «Беседы о научной фантастике. Беседа четвёртая: о многообразии фантастики».
Нередко предлагают выделять фантастику как отдельную область литературы. Так, ещё в 1970-е годы в советском литературоведении была предпринята попытка провести границы между «собственно фантастикой» («содержательной фантастикой») и «формальной фантастикой искусства». В первом случае речь идёт о фантастике как области литературы, где фантастическое допущение (фантастика как самостоятельный тип вымысла) является структурообразующим принципом. Во втором речь идёт о фантастике как об одном из элементов поэтики , играющем вспомогательную роль при раскрытии авторского замысла .
В настоящее время фантастика вышла за свои жанровые границы . Фантастика переступает границы не только жанров (например, фантастический детектив и юмористическая фантастика ) и родов литературы (например, фантастическая поэзия и фантастическая драматургия ), но и родов искусства (например, фантастическая музыка , кинофантастика , фантастическая живопись ).
В некоторых источниках фантастику рассматривают в качестве мегажанра , в котором существуют все жанры и все направления с дополнительным элементом иновариантности . Проблемы типологии фантастического мегажанра были рассмотрены на Всероссийской научной конференции «Фантастика и современное мифотворчество» .
Андрей Шмалько (Андрей Валентинов) в начале 2000-х годов отмечал, что границы фантастики очень условны, объединяют весьма чуждых друг другу эстетически писателей и что нынешнее русскоязычное « фантастическое сообщество сложилось оттого, что в фантастику выталкивали — и сейчас выталкивают — всё непохожее, не влезающее в прежние рамки». В рамках того сообщества фантастики, которое возникло на постсоветском пространстве, объединились несколько жанров и направлений: турбореализм , философский боевик, литературная сказка, криптоистория и лишь отчасти HФ и фэнтези. Появился «удивительный сплав, который ныне по традиции продолжают именовать фантастикой, она же HФ или фэнтези», и который образовал очень сложный конгломерат жанров и методов, представители коего стали восприниматься как нечто единое благодаря не столько творческим особенностям, сколько историческим и отчасти случайным обстоятельствам. В результате возникло «нечто вроде параллельной, весьма сложной литературы, временами достаточно высокого уровня, которая дублирует, а порою и успешно заменяет „Большую литературу“, переживающую ныне состояние полного маразма» .
Фантастику порой называют особым методом, для которого характерно особое сочетание элементов реальности, не свойственное ей :50 . Однако называть фантастику отдельным методом вряд ли правомерно, так как фантастика не противопоказана никакому методу, она встречается в рамках самых различных литературных методов — романтизма , реализма , модернизма и др. :21 Представители реализма во многих случаях используют фантастику и гротеск в качестве средства преувеличения, заострения образа для как можно более полного выявления его типичности. Правдоподобие (жизнеподобие) — не обязательное свойство реализма: существуют произведения правдоподобные, но не реалистические (например, натуралистические ), в то же время существуют художественные тексты реалистические, но не правдоподобные. Таким образом, реализм как творческий метод может осуществляться и в формах правдоподобия, и в формах художественной условности :8,27 .
Фантастика в творчестве писателей-реалистов является одним из компонентов формы, будучи составной частью «арсенала» искусства в своей экспрессивной заострённости. Проявляя как составной элемент своего мировоззрения интерес к той или иной стороне социальных характеров людей, реалист применяет художественные детали для усиления важнейших, по его мнению, составляющих того или иного характера, и это часто приводит к художественному преувеличению , созданию фантастических персонажей. Фантастика как приём и фантастичность в целом появляется в литературном произведении тогда, когда существует противоречие, разрыв между должным (по мнению автора) и «образом» — точнее, персонажем, в своей индивидуальности выражающим закономерности социальной действительности. При этом фантастика как приём не обязательно выступает в функции «снятия» противоречий, она может и их заострять, расширять, углублять — обычно она служит такой цели в произведениях с ярко выраженной сатирической направленностью . Фантастика способствует комическому эффекту (так как в выдумывании, в неправдоподобном сочетании элементов действительности уже изначально заложен элемент шутки, комизма), что обусловливает её использование в сатирических целях; сатирическая фантастика обнажает, выявляет скрытое, замаскированное, развивая явление до логического конца, обнаруживая скрытые его возможности .
Также обращение писателя-реалиста к фантастической образности может быть связано с его стремлением затронуть вечные философские вопросы, найти универсальные закономерности, в самые разные эпохи управляющие человеческой жизнью, прибегнуть к максимально широким обобщениям. Это требует создания условных, символических или аллегорических образов, выражающих отвлечённые и универсальные представления — как, например, идеи добра, зла, совести, справедливости и т. п. В таких случаях сама условность, фантастичность художественных образов указывает на их обобщённое содержание, соотносимость с отвлечёнными нравственными и философскими представлениями, а не с конкретными людьми и их взаимоотношениями .
Вторичная условность в рамках различных творческих методов отличается по своим функциям. Так, например, реалистический гротеск принципиально отличается от романтического . Романтический гротеск изображал человека зависимым от таинственных, потусторонних сил, реалистический же гротеск, применяя аналогичные или сходные с романтическим гротеском приёмы повествования, коренным образом изменяет их функциональное значение: в реализме они раскрывают подлинные связи между человеком и окружающим его обществом. Как и в романтизме, с героями реалистического гротеска происходят странные вещи, в их жизнь тоже вторгаются фантастические явления. Но этот фантастический сюжет дает возможность вскрыть самые характерные признаки окружающей жизни, выявить то, что обычно ускользает от взгляда читателя, обнаружить зависимость людей от существующих социально-политических норм и установлений :58,179 .
Фантастику часто считают составляющей массовой культуры :193 :3 . Однако между массовой и элитарной культурой нет чёткой границы. Фантастика может быть атрибутом также и элитарной культуры; более того, произведение, созданное в контексте массовой культуры, может впоследствии перейти в элитарный сектор духовного производства, и наоборот. Созданные для «элитарной» аудитории тексты или вообще написанные «в стол» могут в дальнейшем приобрести большую популярность (романы и повести М. А. Булгакова , Е. Замятина , проза Х. Кортасара , Х. Л. Борхеса ), и наоборот: известные и востребованные произведения могут становиться элитарной классикой :66—67 . Многие представители элитарной культуры — крупные писатели, театральные режиссёры, кинорежиссёры — используют в своём творчестве вторичную условность :70 .
В различные исторические эпохи фантастика может быть признаком принадлежности произведения к массовой культуре либо быть в этом смысле нейтральным признаком. Так, в дореволюционной России и в первые десятилетия существования СССР фантастичность текста не приводила к снижению культурного статуса: примером тому творчество Н. В. Гоголя , М. А. Булгакова, А. Н. Толстого . Впоследствии фантастика стала характеристикой текстов, относящихся к массовой культуре, из-за чего некоторые писатели отказывались считать своё творчество фантастикой, чтобы повысить его культурный статус. Яркий пример — В. Пелевин , который, начав работать как фантаст, затем отказался причислять своё творчество к фантастическому цеху. В самом конце XX века наметилась другая тенденция: авторы, первоначально не писавшие фантастику, начинают создавать фантастические произведения: « Элементарные частицы » (1998) М. Уэльбека , « Кысь » (2000) Т. Толстой , « Казус Кукоцкого » (2000) Л. Улицкой :67 .
Историк, писатель и литературный критик Дмитрий Володихин в 2000 году отмечал, что современная фантастическая литература делится на элитарную и массовую, причём элитарная фантастика так близка к метафорической или мистической прозе основного потока ( В. Маканину , В. Пелевину), что различия между ними «исчезающе малы», и велик разрыв между ними и массовой литературой, будь то фантастика или нефантастика ( детектив , женский роман). К массовой фантастике относятся, в частности, В. Головачёв , Ю. Петухов , Ю. Никитин , А. Орлов , Р. Злотников , Е. Сусоров, К. Бояндин , А. Бессонов . Такого рода литературе чужды философия, социология, различного рода перегруженность скрытыми шифрами, кодами, тайными смыслами, психологическая проработка персонажей. Глобальная задача — прямое обслуживание запросов как можно более широкой аудитории; «пользователь не должен тормозить»; автор работает с архетипами и самыми простыми, самыми древними эмоциями. Приветствуется эскапизм , обилие экшна, стилистическая или сюжетная вторичность .
К числу фантастов, произведения которых рассчитаны на интеллектуальную элиту, Володихин относит Э. Геворкяна , А. Громова , Е. Лукина , В. Рыбакова , А. Саломатова , А. Столярова , Е. Хаецкую . Многие из представителей элитарной фантастики движутся в сторону « мэйнстрима » — вернее, такого мэйнстримовского направления, как неореализм. У представителей элитарной фантастики большую роль играет психологизм; характерна особая стилистика, признаки которой — даже лексика — прочно связаны с магистральной литературной традицией, вплоть до стилизации под русскую классику XIX столетия (особенно у Рыбакова, Столярова и Лукина). У любого из представителей элитарной фантастики «легко отыскать классический набор литературных приёмов во всей той полноте, которые изучаются на филфаках и в литинститутах». Авторы фантастики, рассчитанной на интеллектуальную элиту, ставят глобальные вопросы, в духе вечных вопросов российской литературы, и сюжет обычно подчинён социально-философским проблемам. Такие тексты, как « Гравилёт „Цесаревич“ » Рыбакова, «Жаворонок» Столярова, «Шаг влево, шаг вправо» А. Громова, «Зона справедливости» и «Алая аура протопарторга» Лукина, объединяются чётко выраженной творческой задачей: поставить социуму диагноз, а в некоторых случаях и наметить путь к излечению .
Границу между «массовыми» фантастами и «элитарными», по утверждению Володихина, невозможно чётко провести, между ними существует обширная переходная зона, в которой присутствует наибольшее количество «звёздных» имён: в частности, С. Вартанов , В. Васильев , О. Дивов , С. Лукьяненко , В. Михайлов , М. Семёнова , М. Тырин , М. Успенский , Макс Фрай . Тексты этих авторов рассчитаны на массового читателя, в первую очередь в отношении художественной формы, однако передаёт эта форма некую авторскую идею, эмоциональное переживание или индивидуальный взгляд на мир. Иными словами, в «массолитной обёртке» присутствует эстетико -философско-социальная посылка. В то время как элитарные авторы предлагают читателю целую философскую систему со множеством аргументов, контраргументов, различных подходов и точек зрения, представители переходной зоны используют всю мощь традиционных художественных средств, а также подручных средств массолита для передачи одной чётко обозначенной идеи .
Многих писателей-фантастов можно отнести к разным секторам одновременно, как, например, Кир Булычёв , М. и С. Дяченко , пишущие то в стиле элитарной фантастики, то в стиле фантастов переходной зоны. У Ника Перумова имеются как «переходные», так и (подавляющее большинство) «массовые» произведения. Е. Хаецкая пишет не только элитарную, но и относящуюся к переходной зоне фантастику .
(Ольга Фрейденберг, Миф и литература древности. М., 1998, с. 17.Основную роль при переходе мифологии в фольклор играло нарождение реалистического мировосприятия в форме понятий. Понятия выветривали из мифа его конкретные и прямые смыслы. Это и закладывало основу фольклору, который тщательно воспроизводил все наследие мифологии, понятое, однако, реалистическим мировосприятием. На этой почве одно застывало в виде традиционной формы, другое становилось фантастичным, третье преобразовывалось.
(Там же, с. 38)Не нужно понимать этот особый, своеобразный план ни в виде чего-то фантастического, ни в виде исторически-реального. Фантастика рождается поздно, и я в своем месте буду об этом говорить. Хтонический план первобытного мифа ареален, но ничего общего с фантастикой не имеет.
(Там же, с. 112)Да, чем шире становится поле видения раннего общества, чем сознание его больше и больше теряет былой характер мифотворчества, тем сильней вторгаются в это сознание элементы реализма и вступают в противоречие с привычными, давно выработанными мифическими образами. От этой встречи двух мировоззрительных методов, от бессознательной их борьбы получается своеобразная амальгама мифического образа с реалистическим наблюдением, в результате чего возникает фантастика.
(Там же, с. 112—113)В фантастических образах зверь может иметь отдельные человеческие черты, а человек — звериные. Фантастическое существо — это помесь тварей. В Египте боги сохранили самую древнюю форму — звериную или полу-звериную; в Вавилоне — фантастическую; у греков более поздняя человекообразная форма, а в Риме много до-личных, аморфных богов. Родовое общество представляет себе действующих лиц, населяющих мир, в виде чудовищ, великанов, карликов, причудливых животных, птиц и рыб. Эти фантастические существа состоят частью из одной породы, частью из другой, но они уже не обходятся и без наружности человека. Любопытно, что все они помимо данной смеси ещё обладают природой металла, дерева, камня и непременно имеют природу космосов — света, огня, воды, земли. Таковы все мифологические лица, прикрытые человечьей наружностью и человечьими повадками, но совершенно антиреальные, фантастические по существу, вроде великана с одним глазом на лбу, Полифема, или металлических прислужниц Гефеста, или какой-нибудь Психеи, утесов-женщин Сциллы и Харибды и сотен других. Трудно сказать, кто они по наружности, боги или люди, звери или стихии, одушевленные или неодушевленные предметы. Они — все вместе, но в отдельности ни то ни се. Эти фантастические существа было бы научней называть полиморфными. Нечего и говорить, что фантастика наружности сопровождается и фантастическими отношениями мифологических лиц, фантастическим ликом всей окружающей действительности.
(Там же, с. 278)Генетические связи рассказа с далекими уходами и взиранием на причудливые «чудеса», с дивованием, дали себя знать в том, что древнейшие наррации говорили о хождениях в несуществующие заморские земли, к фантастическим обитателям. Чудеса «потусторонней» страны, «подземной земли» (χθων), обращались в рассказы о далеко лежащих и о необыкновенных странах, об утопических царствах, о небывалых полях и садах, расположенных в «нигде». Таковы повествования древней логографии; в них нет времени, действие в них не развивается. Но таковы повествования и в эпосе, таковы разновидности утопических повествований в форме нарраций-миражей.
(Там же)Их начало дошло до нас в «Одиссее». Характер этой поэмы по форме — бытовистический (полное соответствие бытовому плану экфраз и развернутых сравнений «Илиады»!), по содержанию — волшебный. Мы называем его «сказочным». В «Одиссее» находятся элементы, которые вполне обнаружатся в средней комедии: поддельный персонаж, призрачные города и обитатели, самозванцы, обманщики, фэакийский мираж, по «виду» схожий с реальностью, видения, представляющие собой визионарные «картины». Волшебство «Одиссеи» — это «чудеса», призрачный и подражающий действительности субъектный мир, как он стал представляться человеку: мифизм принял в новом сознании людей характер «изображения» (είκών) действительности, того, что «схоже», «подобно» ей. Путешествия в далекие заморские страны, призрачные люди и города, чудесные приключения, чары волшебниц, фантастические существа — все это обнаруживает себя в позднейших «правдивых рассказах» и в «изображениях» чудесных стран и чудесных картин, чудесных видений народного театра.
(Там же, с. 370—371)Фантастический характер персонажа и ситуаций оттого и присущ древней комедии, что она сознательно сшибает мифологический образ с понятием. <…> Ничего нет фантастического в том, что гомеровские ахейцы уподоблены осам, но аристофановские афиняне, уподобленные осам или в образе ос, выглядят фантастически, гротескно. Почему? Потому что у Гомера и в трагедии нет понятийно-бытового фона, а в древней комедии он подчеркнут, и все, что ему явно не соответствует, способствует фантастике или смехотворению.
Культ чувства находит своё воплощение в неправдоподобных и невероятных сценах, фантастичность и нереальность которых вполне осознается поэтом, но их прелесть призвана отвлечь нас от грубости повседневной жизни. Они не имеют ничего общего с догероическим или шаманским искусством, когда поэт верит в магию и чудеса или, по крайней мере, полагает, что слушатели в них поверят. Чудесное сознательно используется ради удовольствия; потому элемент таинственности, почти полностью отсутствующий в подлинно героических поэмах, вроде «Песни о Роланде», выходит на первый план и, по сути, определяет всю манеру поэтического повествования. Сначала в таких поэмах, как «Рауль де Камбре» и « Гуон Бордоский », героическое и романическое неловко сосуществуют, как если бы поэты, воспитанные в традициях старой школы, чувствовали необходимость делать уступки новым веяниям. Но довольно скоро романное начало одерживает верх и берет бразды правления в свои руки. Воображение читателя захватывают невероятные события, происходящие в отдаленных землях, например на мифическом Востоке, знакомом из преданий об Александре и Аполлонии Тирском. Сюжеты, ранее представлявшие собой прямолинейный рассказ о героических деяниях, перерабатываются в соответствии с новыми запросами, и, как следствие, появляются «Гарен де Монглан» или «Рено де Монтобан» («Четыре сына Эмона»), представляющие собой цепь разнообразных эпизодов, которые не только неправдоподобны сами по себе, но и преисполнены такой тяги к чудесному, что она полностью затмевает традиционное внимание к героическим доблестям. Дух таинственности соединяется с культом любви, и героическая поэма становится романом в стихах.
Для улучшения этой статьи
желательно
:
|