Учительская династия Ра́менских — масштабная мистификация , созданная в 1960—1980-х годах пенсионером, бывшим комсомольским и партийным активистом, административно-хозяйственным работником и литератором-любителем Антонином Аркадьевичем Раменским (1913—1985) . Согласно популяризованной на страницах советской прессы легенде, его семья на протяжении веков способствовала развитию просвещения в России, а различные представители её были знакомы со многими знаменитыми людьми . Раменский создал многочисленные подделки, подтверждающие мистификацию, в том числе успешно фальсифицировал автографы, рисунки и мемориальные вещи Александра Пушкина , введя в заблуждение известных пушкинистов . Другая подделка Раменского вошла в собрание сочинений Владимира Ленина как его подлинное письмо . Созданный Раменским миф с успехом тиражировался и развивался в продолжение четверти века и был разоблачён только после смерти фальсификатора .

Мистификатор

Антонин Аркадьевич Раменский родился 7 (20) апреля 1913 года в деревне Берёзки Вышневолоцкого уезда Тверской губернии; его земляком и другом детства был геолог академик Б. С. Соколов . Раменский окончил педтехникум в Бологом , в течение двух учебных лет в 17-19-летнем возрасте преподавал обществоведение в фабрично-заводской семилетке , что не мешало ему в дальнейшем причислять себя к «учительской династии». Работал агитатором, переехал в Москву, учился, если доверять его официальным анкетам, в Коммунистическом университете , стал активистом ВЛКСМ , был комсоргом артели «Спартак», выпускавшей спортинвентарь, вступил в ВКП(б) (1939) и в январе 1941 года получил должность заведующего сектором кадров Советского райисполкома Москвы . В январе 1942 года был призван в армию , получил звание политрука , служил в политотделе Московского горвоенкомата и в штабе Московского ВО в должности инструктора политотдела, в октябре того же года был комиссован по состоянию здоровья (нарушение зрения на почве хориоидита , не связанное с воинской службой). В 1943—1947 годах работал председателем правления московской артели «Художественная игрушка», а затем главным инженером в Союзе художественных артелей (Горхудожпромсоюзе) Москвы, в 1950-х — в Горвторсырьепромсоюзе. В этот период Антонин Раменский жил в московской квартире в Орлово-Давыдовском переулке .

Кроме диагностированного во время войны ухудшения зрения, в 1954 году Раменский перенёс инфаркт ; в публикациях сообщалось, что он после этого был «прикован к постели» или даже «парализован», но сведения эти, вероятно, преувеличены, хотя сам факт серьёзного расстройства здоровья имел место . Причину проблем со здоровьем он связывал в разных публикациях с «общественным служением», в частности, тем, что в 1929 году, агитируя за колхозы, был избит « кулацкими сынками», а также упоминал, в том числе даже в официальных документах 1954 г., о явно вымышленной контузии в войну (служил он только в Москве), вплоть до именования себя «инвалидом войны 1-й группы». Тему своего состояния здоровья и угрозы для жизни Раменский, «последний представитель» своего рода и носитель «семейной памяти», активно использовал как объект обсуждения и психологической манипуляции в общении с журналистами и переписке с многочисленными корреспондентами . С марта 1957 года Раменский получал республиканскую персональную пенсию. В 1960-е годы, уже после успеха первых подделок и привлечения интереса СМИ, получил квартиру в новом доме в Грохольском переулке . В публикациях о Раменском он последовательно представлен как одинокий пенсионер, хотя он еще до начала своего проекта женился, не позднее конца 1940-х годов, на некой Клавдии Ивановне , ухаживавшей за ним до конца его жизни. Вероятно, жена Раменского печатала на машинке и писала многие исходившие от фальсификатора тексты .

На протяжении всей жизни Антонин Раменский писал стихи, пьесы и рассказы в идеологически-агитационном духе, а также собирал коллекцию вырезанного из журналов «советского иллюстративного китча » . В Ржевском городском архиве хранится архив Раменского, исследованный В. П. Козловым , а затем А. А. Рыбалкой . Важной частью архива являются составленные владельцем альбомы, посвященные официальной репрезентации мифа об «учительской династии Раменских», его резонансу и его увековечиванию.

Историческое зерно

А. А. Раменский принадлежал к действительно существовавшей семье педагогов, активной с 1870-х годов, потомкам мелкого сельского духовенства . Учителями были его отец Аркадий Николаевич (1886—1968), заслуженный учитель школ РСФСР (1965), внёсший вклад в первые публикации сына в 1960-х годах и не опровергавший его фальсификаций, и дядя, заведующий берновской начальной школой Сергей Николаевич (1891 — после 1942), который был осужден на шесть лет лагеря во время Второй мировой войны по обвинению в пособничестве немецким оккупантам (ст. 58-3 УК РСФСР ) , реабилитирован в 1993 г. Предыдущее поколение педагогов Раменских представляли дед Антонина Николай Пахомович (1856—1936), с 1889 года преподававший в приходской школе деревни Мологино Тверской губернии , и двоюродный дед, крупный образовательный деятель Алексей Пахомович (1845—1928), окончивший Петербургскую духовную академию и преподававший в разных учебных заведениях Симбирска , а затем служивший инспектором народных училищ в Орском округе Оренбургской губернии (с 1882 по 1890) и директором народных училищ Пермской губернии (с 1890 по 1917, действительный статский советник и кавалер трёх орденов) . Преподаванием в XX в. занимались и другие родственники Раменского, в том числе по женской линии.

Возможно, существовали какие-то семейные предания о знакомстве А. П. Раменского, в 1873—1882 годах служившего в Симбирске, с семьёй Ульяновых . Фактически общение Раменского с отцом Ленина было не близким , а в Симбирской гимназии он провёл только 18 уроков весной 1879 г., еще до поступления туда Владимира Ульянова .

Первым представителем семьи, жившим в деревне Мологино и носившим фамилию «Раменский», был прадед А. А. Раменского дьячок (впоследствии дьякон) Пахом Фёдорович (1824—1892), сын дьякона села Раменье Кашинского уезда Фёдора Ивановича Бухарева. Пахом Раменский и его братья, получившие эту фамилию, видимо, в семинарии в честь родного села, приходились дальними родственниками известному духовному писателю А. М. Бухареву (иеромонаху Феодору) . Однако об этих поколениях своего рода у А. А. Раменского изначально не было никаких достоверных сведений, и он впоследствии заполнял этот пробел своим вымыслом .

Содержание мистификации

Хронология и пространство мифа

Отталкиваясь от этих сведений, Антонин Раменский начал дополнять новыми подробностями историю семьи, а затем удревнять её всё далее в глубь веков. Происхождение своей семьи из духовного сословия он, по условиям советского времени, замалчивал , подменяя реальную историю анахронически перенесенными в начало XIX в. и даже в более ранние эпохи институтами «народных училищ» и «народных учителей». Кроме того, свободно изобретая контакты своих вымышленных предков с историческими деятелями прошлого, Раменский с какого-то момента стремился соответственно «подтянуть» до этого уровня значимость или статус реально существовавших родственников .

Хронологический и географический охват мистификации и круг включённых в неё персоналий с течением времени постоянно рос, Раменский в своих рассказах журналистам в центральной и региональной прессе упоминал всё новые и новые сюжеты, часто противоречащие предыдущим в тех или иных деталях, а также не всегда объясняя умолчание об этих новых сенсациях в предыдущих версиях мифа . Большинство рассказов (а также «подтверждающих» их фальсификатов) Раменского содержало те или иные несоответствия известным фактам и анахронизмы; в тех случаях, когда на эти несообразности обращалось внимание при его жизни, их старались трактовать в его пользу.

Первоначальная версия мифа (ориентированная на 200-летний «юбилей» династии в 1963 году) ограничивалась лишь двумя веками родовой памяти и деятельностью в основном на «малой родине». В 1763 году некто Алексий Раменский из Москвы, по данным демонстрировавшейся мистификатором в 1962 году семейной «летописи», якобы основал первую «народную школу» в селе Мологине ныне Ржевского района . Фактически приходское училище в Мологине возникло лишь в 1846 году, и только около этого же времени предки Раменского появляются в селе и получают эту фамилию, а преподают там лишь с 1889 года . Далее, в 1817 году преемником легендарного мологинского основоположника стал его сын , также Алексей, знакомый А. С. Пушкина, а затем, в 1834 году, сын Алексея-младшего Пахом, прадед мистификатора. В действительности отчеством Пахома Раменского было «Фёдорович», а не «Алексеевич», и в 1834 году ему было только 10 лет . Впоследствии, узнав от обращавшихся в архивы энтузиастов-краеведов подлинное имя и биографические обстоятельства своего прадеда, Раменский «исправил» легенду и собственную генеалогию ; теперь между Алексеем-младшим и Пахомом был вставлен «Фёдор Алексеевич Раменский» , которому были приписаны новые биографические эпизоды.

С конца 1960-х Раменский стал возводить свой род как минимум ко временам Петра I , а по окончательной версии легенды, сложившейся к концу 1970-х-1980-м годам, его предки уже на протяжении пятисот лет учительствовали в России, и история этого разветвлённого семейства начинается в Москве XV века. Основоположником учительской династии Раменских был объявлен Андриан Раменский, «выходец из болгар, получивший образование в Греции», который в 1479 году (или 1478 ) «зажёг светильник грамоты на Москве-граде, в школярне своей, что у Никитских ворот» (псевдоцитата из архива династии) . Другие представители семьи, работавшие «книгописцами и одновременно лоцманами» на реке Мсте, будто бы спасли Марфу Посадницу , спрятали порученную им библиотеку новгородского посадника и были за это казнены в Москве Иваном III . В 1969 году Раменский в письме археографу В. И. Малышеву рассказывал об этой «древней новгородской библиотеке» и предлагал начать её поиски . Была вымышлена и казачья украинская ветвь Раменских , к которой был «приписан» реально существовавший Никифор Роменский — наказанный в 1800 г. в Бахмуте за непочтительные слова об императоре чиновник; в мифической версии Роменский был переделан в Раменского и превращен в революционера и сподвижника Радищева, который будто бы из-под строгого надзора в ссылке «тайно приезжал» к нему в Бахмут . В других эпизодах мистификатор также практиковал включение в генеалогическое древо «династии», не считаясь с точной передачей имён и хронологией, исторически реальных лиц, не имевших к мологинским Раменским никакого отношения. Поздние версии мифа включали в себя полный перечень предков Раменских по прямой линии начиная с Андриана, причём для каждого из них указывались точно известные годы жизни .

Согласно самым поздним версиям легенды, полностью обнародованным уже фактически после смерти её создателя, Раменские вели базирующийся в Мологине огромный архив, куда стекались их воспоминания, дневники и хроники событий: в нём «находилось порядка 10 тысяч ценных писем выдающихся людей» , погибшие во Вторую мировую войну. «Почти непрерывно» они подвергались репрессиям властей за вольнодумство или участие в революционной борьбе , а в окончательной версии мифа утверждалось, что с первых лет XX века «Мологино стало центром Ржевской социал-демократической организации», членами которой будто бы были практически все действовавшие в это время Раменские .

Помимо Тверского края, Раменские якобы действовали во многих других регионах России, Украины и Средней Азии , а также участвовали в гражданской войне в США (потомки этой ветви будто бы переселились в Мексику) и в Парижской коммуне . К 1930-м годам якобы существовало «38 фамилий родственных семей», «образовавшихся» от семьи Раменских (что бы это ни значило) .

Балканский след

Начиная с 1963 г. Раменский заявлял о болгарском происхождении своих предков . Затем в легенду были включены соответствующие сюжеты, приуроченные к различным эпохам (болгарская биография основателя династии Андриана, вернувшегося потом на родину и умершего в возрасте более 100 лет в Рильском монастыре , пребывание «предка Георгия» в начале XVIII в. в Болгарии после турецкого плена , знакомство других членов семьи с Христо Ботевым и Димитром Благоевым , участие в Русско-турецкой войне, личные путешествия директора народных училищ А. П. Раменского в Болгарию и сбор там материалов по истории семьи и др.) . Родиной основоположника династии был объявлен город Стара-Загора , с которым его русские потомки поддерживали связи на протяжении четырёх последующих веков. Сам фальсификатор якобы был знаком с советской военной журналисткой болгарского происхождения Лилией Карастояновой , погибшей в 1943 г. в партизанском отряде. Тему дружбы с Карастояновой, в том числе фиктивных совместных встреч с имевшим особое значение для него Николаем Островским, он эксплуатировал на протяжении долгого времени, сочиняя и публикуя стихи и воспоминания о Лилии, в том числе и на родине героини. Контактам Раменского с Болгарией способствовал советский физиотерапевт Яков Берлин, действительно знавший Лилию. Впоследствии Раменский узнал из публикаций и о реальной переписке Карастояновой с Островским, что далее стимулировало его фантазию . В поздние годы Раменский уверял, что его родственники, помимо Болгарии, есть также в Румынии, Сербии и Черногории , периодически он пытался их «разыскивать» в Стара-Загоре и других местах.

Раменские и знаменитости

По легенде, представители многочисленного рода Раменских, убеждённые демократы и сторонники просвещения, были лично знакомы с большим числом исторических лиц, включая Петра Великого, А. Н. Радищева , А. Т. Болотова , пугачёвцев , Н. М. Карамзина , декабристов , А. С. Пушкина и его друзей и родственников, художников XIX в. (Раменский утверждал, что его мать носила фамилию «Бирчанская» и была родственницей И. И. Левитана , фальсифицируя её реальное имя и происхождение — она была дочерью священника и краеведа Николая Синицына ), М. А. Бакунина , Н. Г. Чернышевского , Марко Вовчок , Н. И. Кибальчича и других народовольцев , Э. Л. Войнич , В. Ф. Комиссаржевскую , К. А. Тимирязева , А. С. Попова , М. В. Фрунзе , В. И. Ленина , иных представителей семьи Ульяновых и многих других. Многие из этих людей якобы бывали в Мологине или других местах Тверской губернии (как правило, реальные тверские страницы биографии были дополнительным стимулом для включения героя в легенду) и гостили у Раменских, близко с ними дружили, делились творческими замыслами или революционными планами, делали им подарки и писали письма, а также давали на сохранение архивы, на возможности поиска которых Раменский намекал.

В окончательной версии легенды сообщалось: «Создаётся впечатление, что Раменские в глухом селе Мологино являлись в этот период в какой-то степени связующим звеном между представителями многих семей, объединенных общностью взглядов и идеалами лучшего будущего нашего народа» . Действительно, контакты знаменитостей с Раменскими, как правило, не ограничивались единичным эпизодом общения двух лиц — согласно мифу, они часто «дружили семьями», причём иногда на протяжении нескольких поколений (Радищевы, Пушкины, Ульяновы и т. д.). При этом фальсификатор «знакомил» не только знаменитых людей со своими предками, но и самих знаменитостей друг с другом (например, Болотов и Радищев, фактически никогда не упоминавшие друг друга и придерживавшиеся разных убеждений, оказались у него единомышленниками и друзьями; Марко Вовчок, посещая Тверскую губернию, вместе с Раменскими общается также с В. Д. Поленовым и Ю. П. Вревской ; А. И. Герцен и П. Л. Лавров одновременно оказываются за границей, куда к ним приезжает одна из Раменских и т. п. ). Раменский пытался в разное время включить в свой проект и другие персоналии, включая М. И. Кутузова (отдалённого родича бывших владельцев дома в деревне Лялино, где жил его отец; Кутузов и его генералы якобы бывали в этом доме и оставляли автографы на стёклах) и М. Н. Тухачевского , но из-за тех или иных неудач эти сюжеты не вошли в самую позднюю и объёмную версию мифа («Акт» 1985 года).

Отмечено, что в этом ряду выступают только официально признанные в советской и болгарской исторической памяти того периода «передовые» деятели и значимые события разных эпох, а Радищев и Пушкин интересуют фальсификатора в соответствии с коммунистической интерпретацией, как участники революционного движения . Образы реальных исторических деятелей, отразившиеся в подделках Раменского, последовательно «революционизируются» и упрощаются. Не избежал этого и наиболее выдающийся из реальных предков фальсификатора — директор народных училищ А. П. Раменский , представленный как друг семьи Ульяновых, сочувствующий революционному движению, летописец династии, после 1917 г. якобы побывавший у своего «ученика» как ходок от учителей Тверской губернии и преподававший в Симбирске на курсах красных командиров. Исторически реальный А. П. Раменский, однако, был человеком скорее правых взглядов, который после Февраля 1917 года был вынужден уйти в отставку .

Героизированная автобиография

Антонин Аркадьевич приукрашивал и собственную биографию — легенда включала в себя упоминания о его знакомстве с М. Горьким , Н. А. Островским , А. Н. Толстым и М. Е. Кольцовым (будто бы оценивавшими его литературные сочинения), участии в коллективизации и Великой Отечественной войне, с которыми он связывал события, приведшие к расстройству здоровья. Из «личных воспоминаний» Раменского наибольший успех сопутствовал мемуару о Николае Островском, в том числе о встрече с Горьким, в уста которого фальсификатор вложил высокую оценку произведений и личности Островского. Несмотря на хронологическое неправдоподобие, этот рассказ переиздавался неоднократно в составе свода воспоминаний о писателе . Фигура Островского имела для Раменского особое значение — конструируя свой образ «прикованного к постели» литератора, активиста комсомола и партии, он явно ориентировался на сложившийся образ автора «Как закалялась сталь» , хотя в публикациях о нём эта параллель развития не получила. Он был лично знаком и переписывался со вдовой Островского Раисой Порфирьевной, которая с доверием относилась к его рассказам и «авторизовала» его воспоминания о муже.

Лишь незадолго до смерти Раменский заявил, что в детстве на Сельскохозяйственной выставке видел Ленина, который якобы «спросил тихо: „Как там твои старики“?» , причем ещё за три года до этого его фантазии ограничивались только встречей на станции Бологое с ленинским поездом , из которого к собравшимся школьникам выходили Крупская , Семён Будённый и болгарский коммунист Васил Коларов , но не сам Ильич .

Успехи и популяризация мифа

Впервые сюжет, связанный с династией Раменских, появился в печати в октябре 1961 года на страницах « Вечерней Москвы » в заметке журналистки Н. А. Дилигенской, давней знакомой Раменского, которую он разыскал перед XXII съездом КПСС , в связи с «обнаружением» автографа Ленина на «Программе и уставе РСДРП» и его успешной легализацией. Накануне съезда партии Раменский и дружественные ему журналисты, военные политработники М. Маковеев и Б. Булатов предприняли активную информационную атаку на редакции центральных и региональных СМИ (звонки и заказные письма), акцентируя как уникальность находки, так и якобы тяжёлое (вплоть до предсмертного) состояние здоровья Раменского . 29 октября 1961 года вышла посвященная Раменскому заметка журнала « Огонёк » (с. 6) о «Программе», подаренной Раменским съезду; сообщения об этом прошли по страницам и других центральных изданий. В декабре 1961 г. в передовице « Правды » «Владыкой мира будет труд» «династия учителей Раменских», двести лет учительствующая «на русской земле», была названа в ряду других «трудовых советских династий», что резко повысило авторитет легенды . Подделка «пометок Ленина на первой программе партии» удачно совпала с принятием на этом же съезде третьей программы КПСС : возможно, результат даже превзошёл ожидания мистификатора .

Спустя год после «ленинской» Раменскому удалась также первая и наиболее успешная «пушкинская» фальсификация , которая также сопровождалась потоком сообщений в прессе. 50-летие Раменского в 1963 году широко отмечалось, вплоть до специального сообщения ТАСС , активно печатались его воспоминания и стихи. В том же 1963 году был торжественно отмечен и 200-летний «юбилей» мологинской школы, а также вышла отдельная брошюра о династии , автором которой был писавший о Раменских от начала до конца проекта (на протяжении 25 лет) военный журналист и политработник полковник М. С. Маковеев, ровесник и земляк Антонина Аркадьевича, специальный корреспондент « Красной звезды » , автор многочисленных публикаций о военно-патриотическом воспитании. В 1965 году отец фальсификатора Аркадий Николаевич Раменский получил звание « Заслуженный учитель РСФСР », одной из школ с санкции партийного начальства было присвоено имя Раменских . Фальсификатор получал сочувственные письма читателей, в том числе от коллективов пионеров и комсомольцев . Впоследствии в Мологине был открыт бюст Пушкина (копия бюста работы И. П. Витали ) с надписью, увековечивающей легенду Раменского; он сохранился в запустевшем селе до сих пор.

В 1965 году популяризатор мифа Александр Никитин написал биографию «Директор народных училищ А. П. Раменский» (Пермь, 1965), куда помимо документальных сведений об этом исторически реальном человеке вошли и фантастические сюжеты, в том числе отсутствовавшие в предыдущих версиях легенды. В 1972 году сведения о династии вошли в книгу известного педагога и журналиста Симона Соловейчика «Час ученичества» , в одном ряду с Ломоносовым , Руссо , Коменским , Песталоцци и другими. В этой книге история Раменских стала своего рода центральным хронологическим стержнем повествования, связующим воедино разные поколения педагогов. Соловейчику принадлежит и ряд других публикаций о Раменских, в том числе англоязычных . В 1984 году он пересказывал уже более позднюю, «пятисотлетнюю» версию мифа, а также предлагал «найти место для уникальной династии Раменских» в «Центральном музее народного образования СССР», который планировалось создать в связи с объявленной в этом году « школьной реформой » . Значительные по объёму рассказы о Раменских вошли в посвящённые краеведческой пушкиниане книги журналистов «Мои осенние досуги» Алексея Пьянова (1979) и «Пушкин и Урал» Александра Никитина (1984).

В советской печати 1960—1980-х годов продолжали регулярно появляться и другие рассказы о династии, отражающие новые вымышленные сюжеты. Как правило, журналисты — авторы этих публикаций — лично общались с А. А. Раменским и относились к его утверждениям с полным доверием , а некоторые из них (прежде всего названные выше М. Маковеев, Н. Дилигенская, Б. Булатов, С. Соловейчик, А. Пьянов, А. Никитин), активно поддерживали проект целыми сериями публикаций . Впрочем, у научной корреспондентки Дилигенской рассказы Раменского вызывали и определённый скепсис, который она высказывала в частных письмах («побывав на днях у Антонина Аркадьевича, была как всегда ошеломлена потоком рассказов, фантастических, но занятных. Рассказать обо всем невозможно, да и не стоит…», 1963 ), что не мешало ей участвовать в публичной информационной поддержке сюжетов проекта, связанных с Пушкиным и декабристами, до середины 1970-х. Кроме того, существенным был поток вторичных публикаций, лишь тиражировавших ключевые сюжеты мифа: сведения, восходящие к фантазиям Раменского, проникали в биографии реальных исторических лиц, краеведческие очерки, педагогические работы, популярные публикации на другие темы и т. д.

Раменский, ставший в 1976 году пенсионером уже союзного значения, предпринял в конце 1970-х и начале 1980-х годов новые шаги c целью оживить угасающий интерес к своему проекту, всё меньше считаясь с правдоподобием . К этому времени он передатировал основание московской школы предком династии, «обнаружив» целую запись, датированную 1479 годом, и готовя, таким образом, уже всесоюзный 500-летний юбилей , однако схожего резонанса этот сюжет не вызвал. Около этого же времени он начал распространять сюжеты из наиболее обширного изложения фальсификации — так называемого «Акта», хотя полностью обнародован этот текст был только после его смерти . В 1981—1982 году с Раменским несколько раз встречался работавший в Москве болгарский журналист Христо Асырджиев , опубликовавший обширную статью о пятисотлетнем роде Раменских (с особым акцентом на болгарских сюжетах, но с рассказом и о других основных эпизодах мифа), которая потом неоднократно перепечатывалась в болгарской прессе, в том числе и после разоблачения фальсификации . После знакомства с Асырджиевым фальсификатор при его помощи отправил руководителю коммунистической Болгарии Тодору Живкову журнал XIX в. с изготовленным еще в 1960-е годы «автографом» Христо Ботева и «медальон в честь 500-летия основателя династии» ; известно, что Живков также присылал ему книгу в подарок . По просьбе Антонина Аркадьевича, утверждавшего, что его родственники до сих пор живут в Болгарии и связи с ними поддерживались еще в начале XX века, журналист поместил в болгарской газете обращение к болгарским Раменским с просьбой откликнуться. Никто ему не ответил, однако вскоре Раменский «взволнованно» рассказал Асырджиеву, что в ответ на это объявление к нему в гости приходила дальняя родственница из Мексики — якобы представительница «американской» ветви Раменских, потомков участников Гражданской войны в США .

Раменский, судя по материалам его архива, охотно вступал в переписку с потомками знаменитых людей, рассылая книгу Маковеева «Династия учителей Раменских», рассказывая о связи своего рода с их предками и даже прося подтвердить те или иные сюжеты . В большинстве случаев корреспонденты ему верили и благодарили за новые сведения, а Раменский старался поддерживать контакты с ними на продолжении многих лет, напоминая о себе поздравительными открытками. Собранная в альбомы и организованная по тематическим коллажам коллекция автографов (часто делавшихся по просьбе Раменского), фотографий и ответных писем потомков знаменитостей и вообще известных людей, как и благодарственные письма музеев и организаций, высоко ценилась Раменским и служила для него средством презентации значимости своего проекта и себя лично .

Подделки надписей и текстов

Мистификация сопровождалась рядом подкрепляющих её материальных подделок — как правило, дарственных и владельческих надписей на старых книгах, якобы подаренных различным представителям династии Раменских великими людьми или их окружением. Эти книги, как правило, отец и сын Раменские одну за другой «обнаруживали» в различных местах (или им «присылали» анонимные энтузиасты) после гибели основной части своей библиотеки, в том числе среди развалин семейного дома в Мологине (деревня сильно пострадала во время войны, находясь на театре затяжной и упорной Ржевской битвы ). После «обнаружения» Раменский обычно предпринимал попытки легализации уникальных текстов, сообщая о них журналистам, а затем преподнося эти книги в дар музеям и организациям, от которых получал письма-благодарности, в дальнейшем использовавшиеся как авторитетное подтверждение легенды . Подобные «открытия» часто были приурочены к тем или иным юбилеям или событиям.

Первым опубликованным сюжетом в проекте Раменского стал «ленинский», мотивированный реальным эпизодическим пересечением биографий А. П. Раменского и И. Н. Ульянова. В октябре 1961 года был обнародован экземпляр брошюры «Программа и устав РСДРП », который содержал собственноручные пометки Ленина, якобы связанные с первоначальной разработкой партийных документов, а также запись простым карандашом « London, съезд, 1903 г. В. Ульянов». В семью книжка якобы попала через сына А. П. Раменского, студента-медика, а затем актёра труппы Ф. Ф. Комиссаржевского Анатолия Алексеевича (1885 — после 1917), которому фальсификатор приписал знакомство с братом Ленина Д. Ульяновым (детали рассказа менялись вместе с датировкой издания) . Фактически, как почти сразу же выяснили исследователи, эта брошюра вышла только в 1917 году и была издана меньшевистской группой « Единство », что не помешало Раменскому и его поклонникам и в дальнейшем распространять первоначальную, более выгодную версию рассказа. Реальные обстоятельства выхода брошюры делают сомнительным как интерес к ней Ленина, так и подобную датированную помету .

Второй «ленинской» подделкой Антонина Раменского стал «автограф» вождя на брошюре «Борьба за хлеб», сделанный, согласно легенде, в 1919 году и адресованный учителям Тверской губернии, представителем которых был Алексей Пахомович, будто бы приезжавший в Москву к «своему ученику» (опубликован в книге Маковеева в 1963 г.). Обе эти подделки были успешно легализованы и введены в авторитетные издания ленинских материалов: в «Биографическую хронику» , а вторая из них — ещё и в Полное собрание сочинений Ленина (в качестве письма).

Была изготовлена и предъявлена в 1961—1962 годах (изучалась в Институте марксизма-ленинизма и осматривалась Т. Г. Цявловской) также семейная хроника предков фальсификатора за XIX — начало XX века в виде датированных записей на « Письмовнике » издания 1811 года. В частности, эта хроника подтверждала двухсотлетний возраст династии и школы в Мологине. При публикации ленинского сюжета Раменский представил входящую в неё «собственноручную» запись своего двоюродного деда Алексея Пахомовича о его дружбе с И. Н. Ульяновым , которого тот якобы сменил на посту директора народных училищ. Хотя вскоре специалисты обратились к архивам и обнаружили несоответствие этих сведений действительности (в том числе несовпадение почерка записи и реального почерка А. П. Раменского), это не повлияло на дальнейший успех мифа . В дальнейшем Антонин Раменский заявлял, что у его двоюродного деда в 1916 году «руку разбил паралич», поэтому он, несмотря на весьма активную деятельность в других отношениях, в поздние годы сам писать не мог, а диктовал , и ему были приписаны новые, гораздо более обширные «воспоминания» .

Для подделок Раменского характерен ряд общих признаков: он искусственно делал книжную бумагу ветхой, надрывая её или предъявляя запачканные или обгорелые страницы (по легенде, реликвии «зарывались в землю» и/или пострадали в войну), а также преднамеренно выполнял бледные, трудночитаемые надписи , которые потом изучались в инфракрасных лучах . Первый ленинский «автограф» подвергся «усиливающей» съёмке, а второй, несмотря на подобный анализ, так и остался нечитаемым; текст цитировался и вошёл в собрание сочинений Ленина по разборчивой «копии» Антонина Аркадьевича, которые он в таких случаях обычно подклеивал рядом . Серьёзная проверка аутентичности ленинского почерка при этом либо фактически не проводилась, либо была невозможна .

Большинство текстов (особенно на позднем этапе проекта) фальсифицировались вообще без изготовления «автографов» и вводились Раменским в оборот по таким псевдокопиям (в частности, многочисленные тексты и цитаты, включённые в так называемый «Акт» описи библиотеки Раменских: письма Радищева, Болотова, Пушкина и других, дарственные надписи). Он заявлял, что в погибшем во время войны семейном архиве «было правилом записывать текст писем многократно, подчас на форзацах редких книг» , поэтому подобные тексты, несмотря на отсутствие оригиналов, время от времени им «обнаруживались» среди книг своей библиотеки и демонстрировались. В качестве носителей «автографов» и «копий» обычно выбирались старые книги, подходившие по дате издания, но не обязательно по авторству или тематике.

В подтверждение разных сюжетов Раменский нередко ссылался на обнаруженные и «присланные» ему воспоминания и письма (обычно тоже «учителей»), независимо от него проверке не поддающиеся , в том числе сочиняя тексты с нужными ему сведениями от имени своих покойных родственников и знакомых, например, двоюродного деда, отца, журналиста Б. Н. Булатова, ржевского краеведа Н. М. Вишнякова и других .

Подделка автографов и рисунков Пушкина

А. А. Раменскому принадлежит первая осознанная фальсификация автографов и рисунков А. С. Пушкина , причём в заблуждение были введены крупнейшие пушкинисты , и на протяжении десятилетий подделки считались сделанными рукою поэта. Пушкинский эпизод стал наиболее успешным «информационным вбросом» Раменского в собственно научной сфере (в то время как остальные его фальсификаты оставались достоянием преимущественно журналистики и популярной литературы) .

Наиболее обширная и известная серия «автографов», впервые обнародованная в 1962 году, помещалась на очень ветхой и сильно испачканной книге Вальтера Скотта « Ивангое » (русский перевод 1826 года). Сведения о том, откуда она взялась у Раменского, противоречили друг другу: по версии, рассказанной в 1962 году, он нашёл её после войны среди остатков библиотеки деда «в подвале старой церковной сторожки в селе Мологине» , а по версии, опубликованной в 1984 году одним из популяризаторов мифа А. Г. Никитиным, Раменский спас книгу в 1941 году, «пробравшись в уже оставленное с боями родное село», и «вынес из горящего дома», а на время войны зарыл в Москве в землю .

Серия автографов включала владельческую надпись Пушкина, дарственную надпись поэта своему вымышленному современнику из династии Раменских, якобы сделанную в тверском имении Полторацких Грузино весной 1829 года, отрывок из « Русалки » («Как счастлив я, когда могу покинуть…»), чернового отрывка из зашифрованной и уничтоженной «Десятой главы» « Евгения Онегина », где речь идёт о декабристах, а также различные рисунки, в том числе изображающие казнь декабристов . Наиболее сильно были повреждены как раз листы с надписями и рисунками , которые «скорее угадывались, чем читались» или «не столько читаются, сколько узнаются» .

Осенью 1963 года книга «Ивангое» была отреставрирована, сфотографирована в инфракрасных лучах в Институте марксизма-ленинизма и приобретена Пушкинским домом АН СССР. Специалисты по творчеству и рисункам Пушкина Т. Г. Цявловская , Н. В. Измайлов и С. М. Бонди — роль последнего была решающей — признали пушкинские тексты и рисунки подлинными. Через три года появилась большая публикация Цявловской, специально посвящённая новонайденной книге , которую исследовательница расценила как «совершенно исключительную по значению находку», в том числе охарактеризовав рисунок казни декабристов как «лучший» из рисунков Пушкина на ту же тему. В заблуждение были введены также писавший о замысле «Евгения Онегина» И. М. Дьяконов , рассуждавшая о знакомстве Пушкина с романом Скотта Л. М. Лотман и другие литературоведы, воспользовавшиеся авторитетной публикацией Цявловской. Датировка «Десятой главы» (по крайней мере, соответствующей строфы) в связи с «находкой» в Мологине была «уточнена» (считается, что её текст был написан только осенью 1830 года в Болдине ) , были «пополнены» сведения о круге знакомств и маршруте поездок Пушкина в 1829 году. Публикация Цявловской легализовала также другие фальсификаты — записи воспоминаний деда Раменского и семейную «летопись» Раменских 1810—1860-х годов . Хотя независимых доказательств реального существования «Алексея Алексеевича Раменского» по доступным Цявловской источникам найти не удалось , сведения об этом человеке как о знакомом Пушкина были в дальнейшем внесены в справочник Л. А. Черейского «Пушкин и его окружение» и стали непременной принадлежностью калининской (тверской) краеведческой литературы о пребывании Пушкина в этих краях .

Приписанный Пушкину план местности на той же книге «Ивангое» и часть рисунков были всё же практически сразу отклонены как неаутентичные . По словам Цявловской, «три профиля на правом поле страницы, а также и затылок, пририсованный к профилю, нарисованному Пушкиным, сделаны беспомощно, неопытной рукой. Пушкину они не принадлежат» . Однако сомнения в аутентичности тех или иных элементов записей на книге, как и в случае с «ленинской» подделкой и рядом других эпизодов, не повлияли на общий вывод о подлинности целого: так, заметив, что одна из цифр в дате записана «так, как Пушкин никогда не писал», исследовательница предположила, что дату добавил к пушкинскому автографу мнимый адресат . Впрочем, несколько позже Цявловская, несмотря на свой изначально восторженный отзыв, вообще не стала упоминать рисунки из «Ивангое» в своей книге «Рисунки Пушкина» (1-е издание — 1970), а затем не реагировала на многочисленные письма Раменского с предложением легализовать своим авторитетом новые сенсации , в том числе собрания артефактов, в итоге презентованные им уже без её участия московскому и ленинградскому музеям (см. следующий раздел).

Мемориальные «реликвии» и изображения

Помимо текстов, в различных поздних версиях мифа фигурировали также предметы-реликвии, связанные с великими людьми, включая Петра I и Пушкина: Раменский то припоминал о наличии в прошлом в семье таких вещей, то внезапно предъявлял их и пытался легализовать . Попыток легализации одного и того же предмета (с меняющимися легендами) могло быть несколько; в удачном случае, как правило, Раменский преподносил артефакт в дар тому или иному музею. В разные годы Раменский упоминал «чертежи и письма» Петра Великого, его железный ларец, трость, гвоздь, выкованный им «при закладке первой баржи» и, наконец, собственноручно сделанные царём стол и кресло, в начале 1980-х годов демонстрировавшиеся гостям в московской квартире фальсификатора . В 1980 году в связи с 110-летним юбилеем Ленина Раменский после долгого перерыва вернулся к ленинскому сюжету, передав в Центральный музей Ленина выпущенный в 1918 г. памятный жетон с изображением К. Маркса, объявив его медалью, которым его двоюродного деда якобы наградил А. В. Луначарский по распоряжению Ильича. Об этой «медали» писала газета «Правда» , цитируя также «найденные краеведами» обширные псевдовоспоминания об общении А. П. Раменского с Лениным . Ранее (в 1968 г.) Раменский рассказывал об этой же «медали», что её получил, также «из рук Ленина», муж его тётки Н. Я. Смольков, а ещё за пять лет до этого неудачно посылал её на экспертизу в Эрмитаж .

Наиболее масштабный идущий от Раменского подлог реликвий также связан с именем Пушкина. После успешной презентации автографов на «Ивангое» в 1963 году фальсификатор попытался эксплуатировать этот сюжет далее, придумав новые эпизоды контактов Раменских с Пушкиным и его окружением. В 1972 году Раменский преподнёс московскому Музею А. С. Пушкина первый том романа А. П. Степанова «Постоялый двор. Записки покойного Горянова, изданные его другом Н. П. Маловым» (СПб., 1835) с владельческой надписью Пушкина , якобы посланный в подарок ссыльным декабристам братьям Муравьёвым (будто бы учившимся у того самого Раменского, которому Пушкин «подарил» книгу «Ивангое»), а потом привезённый из Сибири Матвеем Муравьёвым-Апостолом и отданный семейству Раменских. В 1974 году, к 175-летнему юбилею поэта, в музей поступил второй том «Постоялого двора», будто бы входивший в этот же подарок, с многочисленными текстами: пометкой коменданта Нерчинских рудников С. Р. Лепарского , списками известного послания Пушкина «В Сибирь» и декабристского ответа на него — «Струн вещих пламенные звуки» А. И. Одоевского , а также записями о жизни Муравьёва-Апостола в Ялуторовске. Кроме того, в том же 1974 году Раменский подарил музею обширный набор «пушкинских» реликвий (всего 16 предметов) — детскую распашонку, полотенце, будто бы вышитое Ариной Родионовной , детскую чашечку, гусиное перо, перочистку, дорожный подсвечник, бумажник, серебряную чайную ложечку, японский рисунок, игральные кости , статуэтку Будды и другие вещи, будто бы принадлежавшие поэту, а затем из разных источников собранные учителями Раменскими на протяжении XIX века и спасённые в войну . Каждый из предметов сопровождался собственной легендой: перо якобы хранилось у А. П. Керн (что «подтверждала» сопроводительная записка) , а перочистка была будто бы прислана прадеду Раменского, собиравшему «народный музей», А. А. Пушкиным (что «подтверждало» целое письмо сына поэта, «не сохранившееся» в подлиннике, но датированное 1879 годом), причём ею же до Пушкина пользовался Н. И. Новиков , и так далее.

В 1975 году московский дар Раменского исследовался экспертами: пушкинист и декабристовед Н. Я. Эйдельман не усомнился в том, что роман Степанова прошёл через руки Пушкина и декабристов , хотя позже и отметил, что мнимый владелец книги — Матвей Муравьёв-Апостол — в Петровском заводе, куда якобы пришла книга, не жил . Ряд предметов из коллекции эксперты признали поздними и датировали их концом XIX — началом XX века (в частности, на «пушкинской» ложечке была обнаружена дата «1915 год»), однако это не дало им оснований отнестись ко всему дару Раменского с осторожностью; более того, было решено даже эти заведомо неаутентичные вещи «хранить как возможные свидетельства о тех мемориях, которые прежде были в коллекции, но со временем утрачены» . Перо, распашонку, полотенце, роман Степанова и ряд других предметов было решено считать мемориальными вещами и включить в собрание ГМП. В. М. Русаков, специалист по родословной и биографиям потомков Пушкина, уже в 1976 и 1979 годах высказывался о письме сына Пушкина, сопровождавшем одну из псевдореликвий, как о явной подделке или по крайней мере содержащем «небескорыстные» прибавления .

В 1979 году Антонин Аркадьевич сделал аналогичный обширный дар и во Всесоюзный музей А. С. Пушкина в Ленинграде. Это был ещё один, четвёртый том романа «Постоялый двор», также с «владельческой надписью» Пушкина, и ещё несколько книг и других реликвий, аналогичных московским (всего 32 номера). На форзацах трёх книг при этом были якобы делавшиеся Раменскими «копии» писем Пушкина, Радищева и Е. А. Карамзиной . Большинство этих «находок» было включено в собрание музея и фигурировало в публикациях , несмотря на то, что и в этом случае часть предметов оказались поздними, а «владельческая надпись» Пушкина была обведена чернилами по карандашу, что не помешало ей сойти за настоящую . Однако восемь бытовых предметов, входивших в тот же комплекс, всё же были возвращены Раменскому . Неудачной оказалась и попытка ввести в научный оборот «копию письма Пушкина», хотя экспертная оценка в данном случае была негласной .

Фальсификация включала в себя также иллюстративный материал, также якобы «спасённый в войну», например «портреты» вымышленных предков Андриана и Алексея Раменских, примитивно стилизованный под берестяную грамоту текст хроникальной записи 1479 года, которые время от времени воспроизводились в публикациях о династии. «Портрет Алексея Раменского», впервые опубликованный в 1965 г., спустя четырнадцать лет, поменяв легенду и изображённого персонажа, был включён в дар ленинградскому музею Пушкина . В настоящее время он хранится в музее-квартире Пушкина на Мойке и, по-видимому, в действительности представляет собой старообрядческий портрет первой половины XIX в. Вместе с комплексом других фальсификатов Раменский передал в московский музей Пушкина также акварель «Вид на реку Тьму в Бернове» «с изображением омута», будто бы написанную И. И. Левитаном и подаренную семье Раменских . Над этюдами к картине « У омута » Левитан действительно работал рядом с тверской деревней Берново , прежде принадлежавшей друзьям Пушкина; с этим пейзажем также связывают предание о девушке-самоубийце, будто бы положенное Пушкиным в основу драмы « Русалка ». Раменский сделал частью своего мифа все эти сюжеты: и Пушкин во время написания «Русалки», и Левитан во время работы над пейзажем якобы общались с его предками (цитата из «Русалки» выписана на якобы подаренном Пушкиным романе «Ивангое»); кроме того, он объявил собственную мать родственницей художника . Ряд «медальонов», «барельефов» и «миниатюр» представлялся или анонсировался Раменским и в связи с болгарским направлением своего проекта .

Разоблачение

Поводом для разоблачения эпопеи Раменских стала публикация в журнале « Новый мир » (1985) так называемого «Акта», который излагает историю семейства по материалам семейных библиотеки и архива, якобы переданных в краеведческий музей Ржева и там погибших во время войны . Первые упоминания об «Акте» и фрагменты из него появились в печати ещё в 1966 и в 1979 году . Полная публикация была приурочена к школьной реформе , объявленной в 1984 году, и к началу учебного года; между выходом двух номеров журнала, как раз в День знаний, 1 сентября 1985 года, Антонин Аркадьевич Раменский скончался .

По версии публикатора М. Маковеева, автора многих прижизненных статей о Раменском и брошюры 1963 года, этот обширный текст, напечатанный с продолжением в двух номерах толстого журнала (36 страниц), был составлен в 1935—1938 годах по инициативе Марии Ульяновой и наркома просвещения Бубнова совместной комиссией Ржевского краеведческого музея, гороно и педтехникума. «По не зависящим от комиссии причинам» (вероятно, эвфемизм для репрессий , жертвой которых стал Бубнов) «Акт» не был отправлен в Наркомпрос и много лет спустя «случайно», как и большинство других уникумов, идущих от Раменского, найден в 1968 г. во время ремонта одного из домов в Павловском Посаде : тётка фальсификатора, муж сестры которой был членом этой комиссии, якобы забыла его там на чердаке. Утверждалось, что подлинность этой машинописи подтвердила «техническая экспертиза», а найденный «Акт» представлял собой «самую последнюю машинописную копию», в которой не были исправлены ошибки (некоторые из них были оговорены в послесловии). Редакция журнала, в свою очередь, отметила, что гарантировать точность сведений «Акта» и подлинность описанных в нем документов она не может, однако считает необходимым текст опубликовать, чтобы о нём могли высказаться специалисты .

«Акт» отразил наиболее позднюю, разветвлённую, обширную и изобилующую сенсациями (но тем самым — наиболее подозрительную с точки зрения достоверности) версию мифа. В «Акте» значилось около 10 тысяч писем известных лиц, 5 тысяч книг, в том числе старопечатных, мемуары шестнадцати поколений семьи о разных событиях и регионах. Рассказ об истории семейства перемежался обширными цитатами из воспоминаний и родового дневника (своеобразной «летописи») Раменских, в том числе переводов с «древнеславянского» и греческого языков, копиями неизвестных писем или дарственных надписей Радищева, Новикова, Карамзина, Пушкина, народовольцев и др. В распоряжении комиссии будто бы находились и другие источники, помимо архива Раменских, например, «летописи Старицкого монастыря», где это семейство также фигурировало. В «Акте» некоторые сюжеты, намеченные в более ранних публикациях, были дополнены новыми подробностями, отчасти анонсировавшимися в печати ещё с 1970-х годов. Например, один из представителей династии стал близким конфидентом Радищева и адресатом его предсмертной исповеди, было впервые обнародовано «письмо Пушкина Раменскому» (оба эти текста входили в дар ленинградскому музею в 1979 г., но тогда не публиковались), утверждалось, что в собрании Раменских хранилось 135 листов пушкинских рукописей, а в письме сына поэта, сопровождавшем подаренную семье Раменских «пушкинскую» перочистку, появилась ранее отсутствовавшая информация о том, что один из членов этой семьи, павший на Русско-турецкой войне, «состоял в гражданском браке» с известной сестрой милосердия Ю. П. Вревской . К «Акту» было приложено послесловие Маковеева, в котором он рассказывал и о других сюжетах, связанных с династией (например, о фотокопиях сибирских записок Радищева, якобы хранившихся Раменскими до 1967 года).

Однако на сей раз многочисленные критики и эксперты — специалисты по биографии и творчеству Пушкина, Радищева, Болотова, Марко Вовчок, Чернышевского, Герцена — вскоре, уже в мае 1986 года, заявили на страницах « Литературной газеты » (письма за подписью С. А. Кибальника , А. Татаринцева , М. Перпер , Б. Б. Лобача-Жученко , , и ), что связанные с известными людьми биографические подробности и цитаты, содержащиеся в «Акте», вымышлены, противоречат известным фактам, нарушают хронологию, и никаких независимых источников о подобной деятельности Раменских (в том числе связанной с лицами, чьи биографии и архивы хорошо изучены) не существует . В статье 1987 г. о тверских пушкинских местах, соавтором которой был пушкинист , подчёркивается: «Столь тесные и постоянные контакты с выдающимися деятелями русской культуры, которые пропагандируются в данной публикации (а до нее во многих работах о пребывании Пушкина в Тверском крае), невозможно было скрыть от общественности на протяжении двух веков. Это примерно все равно, что не обнаружить мамонта в биологическом балансе природы ушедшей эпохи». Позже В. П. Козлов , первоначально доверявший публикаторской легенде об «Акте» и допускавший, что он был составлен действительно в 1930-е годы, чтобы отвести от Раменских угрозу репрессий, установил, что и сам «Акт» представляет собой подделку, составленную уже после войны (не ранее второй половины 1960-х годов, под влиянием поздних публикаций о декабристах и Радищеве) , и что его содержание гиперболизирует изначально более скромные фантазии, пропагандировавшиеся Раменским до того. Публикация «Акта» не лучшим образом отразилась на репутации «Нового мира»; как отмечает А. И. Рейтблат , «не случайно и то, что после разгрома „Нового мира“ и превращения его в рядовой советский журнал „Новый мир“ сам опубликовал фальшивку о семье Раменских…» .

Затем сотрудница отдела рукописей Пушкинского дома Т. И. Краснобородько в статье 1995 года подтвердила и развила высказанную в «Литературной газете» точку зрения своего коллеги С. А. Кибальника, сославшегося также на «многих специалистов из Пушкинского дома» , о вероятной фальсификации также и пушкинских автографов на издании романа «Ивангое» («Айвенго»). Подкреплённые авторитетом Цявловской, эти автографы оставались последним существенным элементом «мологинской легенды», и необходимость их повторной экспертизы после критической публикации 1986 г. стала очевидной . Краснобородько выяснила, что большинство «автографов» (текстов и рисунков), представленных Раменским, в действительности копируют факсимиле хорошо известных подлинных рукописей Пушкина из одного и того же тома « Литературного наследства », вышедшего в 1934 году, или близко подражают им. Таким образом, наиболее успешные подделки возникали в случае, когда Раменский подражал опубликованным воспроизведениям пушкинских автографов, воздерживаясь от сочинения новых текстов. В тех случаях, когда буквального образца перед фальсификатором не было (дарственная надпись, не воспроизводившийся факсимильно отрывок из «Русалки» «Как счастлив я…», а также и позже сочинённое «письмо Пушкина Раменскому» ), он допускал мелкие и крупные ошибки в выборе лексики, стилистике, написании слов и сокращений, невозможные у Пушкина. Кроме того, Пушкин никогда не делал дарственные надписи прямо поверх печатного текста на титульном листе, а также не записывал стихов и не рисовал в книгах. Подобные записи могли бы быть сделаны Пушкиным в альбоме или (как это и было с образцами подделки) в рабочей тетради, но никак не на страницах романа . В данном случае мы имеем дело, возможно, с первой преднамеренной подделкой почерка Пушкина ; вероятно, именно поэтому академические пушкинисты, привыкшие к совсем иным этическим стандартам и не готовые к подобным фальсификациям, и были введены в заблуждение Раменским .

В 2010 году в Музее А. С. Пушкина в Москве была устроена выставка «Поэзия пушкинского мифа», где были выставлены предметы из коллекции Раменского, прямо описанные как образец мифотворчества.

Анализ

Обобщающая публикация о подделках Раменского была подготовлена историком и архивистом В. П. Козловым в 1998 году. В этой статье, помимо разбора ряда конкретных лингвистических и фактических промахов фальсификатора, а также датировки создания «Акта», Козлов впервые поставил вопрос о целях, которыми руководствовался Раменский, творя свой проект. Согласно Козлову, изучившему в архиве собиравшиеся Раменским альбомы и свидетельствовавшую об общественном признании переписку, «Антонин Аркадьевич проявил в высшей степени изощренную изобретательность и фантазию, знания и трудолюбие, энергию и смелость для документального оформления красивой и сложной исторической легенды. Она жила вместе с ним, принося ему немалые, по крайней мере общественные, дивиденды: всесоюзную славу, уважение земляков, внимание журналистов, восхищение пионеров и комсомольцев. Трудно сказать, когда поверил в созданную им легенду и ее автор — ведь иначе быть не могло: жить десятилетия без веры в это, с постоянным ожиданием разоблачения — испытание, как нам кажется, немыслимое для любого человека» . Козлов отметил проработанную Раменским сложную «систему прикрытия подлогов», его хорошую начитанность и знакомство с малоизвестными историческими фактами, а также включённость его в контекст советской пропаганды. «Может быть, Антонин Аркадьевич, работая с книгами и первоисточниками, осознал мифологичность истории своего Отечества, созданной партийными идеологами, и потому цинично и смело начал дополнять ее вымышленными фактами и людьми. Возможно и наоборот: именно такая история составила основу его искренних убеждений и чувств». Меркантильный интерес, с точки зрения Козлова, не был для фальсификатора ведущим мотивом: «И все же было в этом что-то от наивной фантазии, едва ли не детского желания приноровить себя через свой род к истории Отечества» .

В 2022 году А. А. Рыбалка издал монографию о Раменском и его героях, вобравшую также его публикации о Раменских 2018—2021 гг. Задавшись вопросом о причинах и контексте деятельности мистификатора, Рыбалка предполагает, что Антонин Аркадьевич был одержим мифоманией — психопатическим расстройством истерического типа , которая способствовала как настойчивости в распространении легенды, так и, парадоксальным образом, убедительности его рассказов; кроме того, он был «обаятельным манипулятором » , придавал большое значение презентации своего мифа и учитывал восприятие собеседника. Непосредственным толчком для его проекта стало сочетание нескольких факторов: расстройство физического здоровья, комплекс неполноценности , поток воспоминаний в прессе в связи с 40-летием революции в 1957 г., знакомство с литературой о Николае Островском и факт биографического пересечения А. П. Раменского с семьей Ульяновых. В то время как мифоманский тип личности Раменского не уникален, природа его исключительных успехов, с точки зрения Рыбалки, «может быть исследована только через особенности мировосприятия тогдашнего советского социума» . С самого начала проекта Раменскому удалось заручиться поддержкой авторитетных институций — газеты «Правда», Института марксизма-ленинизма и Пушкинского дома, — легализовавших наиболее громкие его подделки, что в дальнейшем также благоприятствовало (по крайней мере, публично) доверию, а не критике. Важную роль в мифе Раменского сыграли советские журналисты, в том числе политработники, которые имели различные основания популяризировать и даже творчески развивать его фантазии — от тематики своих публикаций (педагогика, военно-патриотическое воспитание, пушкинистика, краеведение) до стремления повысить собственную значимость. Ключевые сюжеты мистификации Раменского вписывались в хорошо узнаваемые любым советским человеком сценарии и практики , связанные с историей революционного движения и лично Лениным, трудовыми династиями, боевыми подвигами, «передовыми людьми России». Эти сценарии апеллировали не столько к проверяемым фактам, сколько к эмоциям, готовым шаблонам и пропагандистской целесообразности, что долгое время обеспечивало его рассказам успех и «запас прочности» даже несмотря на изредка выявлявшиеся ошибки и промахи. Разоблачению мистификации способствовали как смерть ее создателя, так и «изменение общего курса пропаганды» .

Дальнейшая жизнь легенды

Миф о Раменских, несмотря на разоблачение, продолжает жить в популярной, педагогической и краеведческой прессе, особенно на родине его создателя — в Тверском крае. На фантазиях Раменского в значительной степени построены беллетризованные работы Марины Кретовой о биографии Ю. П. Вревской («роман-альбом» «Баронесса Вревская», М., 1998). В современных публикациях Раменские предстают уже не революционерами и атеистами , как в оригинальной версии, а «династией православных глубоко-верующих учителей Раменских» или «духовных просветителей Раменских» .

Экспозиция дома Василия Львовича Пушкина в Москве, открывшаяся в 2013 году как филиал ГМП, включает в себя в качестве двух наиболее почётных экспонатов фальсификаты Раменского — распашонку (или, как её стали называть в современных публикациях, «крестильную рубашку») Пушкина и «полотенце Арины Родионовны». Руководитель департамента культуры города Москвы Александр Кибовский назвал рубашку «святыней отечественной культуры» . В рассказах журналистов о музее не обходится без упоминания этих артефактов, хотя, как правило, и говорится об их сомнительном происхождении .

Легенда даже вошла в символику сельского поселения Итомля Тверской области, куда входит Мологино: на флаге и гербе Итомли изображена зажжённая свеча, символизирующая труд Раменских по просвещению края, а в официальном описании этих символов мистифицированная история многовековой династии принята за чистую монету. В Итомле имеется открытый в 1986 году (в год разоблачения фальсификации) памятник якобы жившему в XVIII веке Раменскому, основавшему эту школу. В 2010 году памятник был отреставрирован и торжественно вновь открыт, причём в речи главы Ржевского района говорилось: «Более 250 лет в селе Мологино трудились учителя Раменские. С тех пор их талант и интеллект воплощались в дела и мысли не только ржевских, но и многих российских учителей» .

Примечания

Источники

Литература

• Рыбалка А. А. Антонин Раменский и его герои. — Москва; Екатеринбург: Кабинетный учёный, 2022. — 496 с. — ISBN 978-5-7584-0665-6 .
• Рыбалка А. А. // . — 2018. — № 3 . — С. 214—231 .
• Рыбалка А. А. // . — 2019. — № 2 . — С. 158—171 .
• Козлов В. П. Искусство подлога: мифы Раменских // Тверская старина. — 1998. — № 16—17 . — С. 38—59 . ; перепечатано: Козлов В. П. Обманутая, но торжествующая Клио. Подлоги письменных источников по российской истории в XX веке. — М. : Российская политическая энциклопедия , 2001. — 224 с. ISBN 5-8243-0108-5
• Краснобородько Т. И. // Легенды и мифы о Пушкине. — СПб. : Академический проект , 1995. — С. 277—289 .
• Маковеев М. С. Династия учителей Раменских. — М. : Советская Россия , 1963. — 47 с.
• Цявловская Т. Г. // Временник Пушкинской комиссии , 1963. — Л. : Наука , 1966. — С. 5—30 .