Interested Article - Белорусские народные предания

«Белорусские народные предания» (вторая и третья части под названием «Белорусские народные поверья» ) — статья в трёх частях белорусского писателя-этнографа Павла Михайловича Шпилевского (первые две части напечатаны под псевдонимом П. Древлянский), впервые изданная в 1846 (первые две части) и 1852 годах (третья часть) . Работа имеет форму словаря и описывает 52 белорусских «бога» и «духа» . Сочинение считается продуктом кабинетной мифологии , однако по сей день используется как достоверный источник сведений по белорусской мифологии .

Публикация

В 1846 году Павел Михайлович Шпилевский (1823—1861), известный впоследствии как журналист, писатель и автор , издал под псевдонимом П. Древлянский в «Прибавлениях к „ Журналу Министерства народного просвещения “» работу «Белорусские народные предания». В том же году там же под названием «Белорусские народные поверья» была издана вторая часть. Третья часть «Белорусских народных поверий» вышла там же в 1852 году , уже под настоящей фамилией автора. Статья является наиболее известным произведением автора :245 .

Из статьи можно было сделать вывод, что Древлянский является не просто её автором, но и собирателем белорусского фольклора. Причём он не просто жил в Белоруссии, но побывал в разных её частях и способен проанализировать сходства и различия их мифологических представлений. В тексте есть несколько ссылок на польские и русские мифологические работы, однако автор говорит, что приводит их только для сравнения с собственным материалом :246 .

Содержание

Публикация имеет форму словаря и описывает 52 белорусских «бога» и «духа» :245 . В первой части помещены описания 19 персонажей:

Во второй части описаны 17 персонажей:

  • « Вазила — покровитель лошадей»;
  • « — горные духи»;
  • « — богиня девства»;
  • « — бог огня, то же Знич у литовцев »;
  • « Жыцень — бог осени»;
  • « Зюзя — бог зимы»;
  • « — самый старший злой дух»;
  • « — злой дух в виде человека и лошади»;
  • « Лазавик — какой-то лесной бог, живущий в лозе»;
  • « — кажется, бог брака»;
  • « Ляля — богиня весны»;
  • « Марня — какой-то дух или привидение»;
  • « — какой-то нечистый дух»;
  • « Паляндра — богиня смерти, то же что у литовцев… была Мажанна »;
  • « Талака — покровительница жатвы и плодородия»;
  • « — богиня лета»;
  • « Щедрец — бог пиршеств» :247-248 .

В третьей части добавлены 16 персонажей:

  • « — покровительница брака»;
  • « — старший дух-помощник покровительницы новобрачных Бордзи»;
  • « Жевжык — покровитель рек или водяное божество»;
  • « Злыдзень — какой-то враждебный дух»;
  • « — охранительница кладбищ»;
  • « — дорожный дух»;
  • « — охранитель кладовых»;
  • « — божество луны и вместе, кажется, летних забав и удовольствий»;
  • « — богиня мёртвых»;
  • « — дух, портящий людей»;
  • « — оборотень »;
  • « — младший служебный дух Бордзи»;
  • « — домовой »;
  • « — недобрый дух, один из тех, которые несут на воздухе огненную ступу Бабы-Яги»;
  • « — также служебный дух Яги-бабы»;
  • « — враг супружества» :245 .

Описания персонажей даются по одной схеме: даются название, функции, происхождение, внешний вид, приводятся фольклорные тексты и обряды с участием персонажа :246 . Автор различает богов и духов , причём и для тех, и для других создаётся некое подобие иерархии во главе с верховным божеством Дзевоей и старшим злым духом Кадуком :247 . Древлянский подчёркивает, что приводит только такие сведения, которые ранее ещё не публиковались :246 .

Помимо собственно «фольклорных» сведений в статье даётся их сопоставление с древнерусским языческим пантеоном князя Владимира , что придаёт статье элементы исследования. Из статьи создаётся впечатление, что в Белоруссии вплоть до времени публикации сохранялись живые представления о восточнославянских языческих божествах: белорусы якобы наряжались в них по праздникам и во время обрядов, обращались к ним в песнях, упоминали в пословицах и проклятиях :246 . Наряду с «исконнославянскими» богами, указаны божества, «заимствованные» у и литовцев :248 .

По своей функции персонажей Древлянского можно разделить на «божества природных явлений и стихий» (Купало, Пагода, Перун, Русалки, Ярыло, Жыж, Лазавик), в том числе олицетворения времён года (Жыцень — осень, Зюзя — зима, Ляля — весна, Цеця — лето) :248 ; «божества моральных явлений или социальных понятий», в том числе покровители любви и брака (Ваструха, Каляда, Ладо, Лелё, Дзевоя, Любмел) и покровители «плодородия, пиршеств, богатства, милосердия, счастья» (Белун, Ваструха, Дзедка, Зорка, Купало, Ярыло, Талака, Щедрец), покровители домашнего скота (Баган, Вазила); и злокозненные духи (Расамаха, Баба-Яга, Кадук, Меша) :249 .

Влияние

«Белорусские народные предания», особенно первые две части, активно использовались и используются исследователями белорусской мифологии и реконструкторами славянской мифологии и язычества :245-246 . Особенно востребованными, многократно пересказанными и проанализированными, оказались статьи о Перуне, Чуре и Яриле, содержащие «уникальные» сведения — ведь ничего подобного не зафиксировано не только у белорусов, но и у других славян, ни до, ни после :249 .

Обильно использовал работу Древлянского А. Н. Афанасьев в своих знаменитых « Поэтических воззрениях славян на природу » (1865—1869) :249, 253 . П. С. Ефименко опирался на сведения Древлянского для своей реконструкции «О Яриле, языческом божестве русских славян» (1869), согласно которой народный образ Георгия Победоносца наследовал образу Ярилы :249 . А. К. Киркор широко опирался на Древлянского в работе «Следы язычества в празднествах, обрядах и песнях» [Белоруссии] (1882) :249-250 . Цитаты из Древлянского встречаются у В. И. Даля :311 . Среди поздних работ, прямо или косвенно использующих сведения Древлянского как достоверные, можно назвать «Исследования в области славянских древностей» (1974) В. В. Иванова и В. Н. Топорова :250 :311 , «Филологические разыскания в области славянских древностей» (1982) Б. А. Успенского :311, 321 , « Славянские древности: Этнолингвистический словарь » (1995, статья Е. Е. Левкиевской о Белуне) :312 , «Символика животных в славянской народной традиции» (1997) А. В. Гуры :322 . «Белорусские народные предания» цитируют и пересказывают многие современные белорусские издания по белорусской мифологии, в том числе такие влиятельные книги как « Міфы Бацькаўшчыны » (1994) В. А. Василевича и « Беларуская міфалогія: Энцыклапедычны слоўнік » (2004).

По словам Е. Е. Левкиевской , работа Древлянского «крепко „вросла“ в круг постоянных источников, из которых не одно поколение учёных привычно черпало (и черпает!) материал для исследований в области славянской традиционной культуры, … ссылки на Древлянского являются общим местом в отечественной науке, … цитаты из его произведения рассыпаны по работам наших самых уважаемых учёных» :311 . По её мнению, подобная ситуация даже заставляет задуматься о состоятельности «науки о традиционной славянской культуре именно как науки, … если за 150 лет своего существования она так … и не выработала механизмов, позволяющих опознавать ненадёжные и ложные элементы и отсеивать их от объективно существующих» :311-312 .

Критика

Критика «Белорусских народных преданий» появилась довольно рано. А. А. Потебня в работе «О мифическом значении некоторых обрядов и поверий» (1865) говорит, о том, что Древлянский «смешивает свои и чужие фантазии с народными поверьями, выдаёт какие-то варварские вирши за народные песни и потому авторитетом… быть не может», далее он, хотя и пишет, что в «Преданиях» может быть «доля истины», однако называет их «мутным источником» :250 . И. И. Носович подробно разбирает «Белорусские народные предания» в своей работе «Белорусские песни» (1873), показывая ошибочность представлений Древлянского, указывая, что он был «языковедчески неподготовлен», вследствие чего неверно понимал слова и пословицы, из которых выводил своих персонажей :250-251 . А. И. Кирпичников критиковал Древлянского в своей книге «Св. Георгий и Егорий Храбрый» (1879). А. Н. Пыпин в «Истории русской этнографии» (1892) называл работы Древлянского «юношескими, нередко совсем простодушными», он показал также, что в последующих публикациях Шпилевский литературно обрабатывал представляемые им народные тексты, настолько сильно, что использовать их в качестве фольклорных источников становится невозможно :251 . С данной оценкой соглашался и Е. Ф. Карский в книге «Белорусы» (1903) :252 . Критически рассмотрел «Белорусские народные предания» И. К. Тищенко в книге « До народных вытокаў » (1986), придя к выводу, что многие из персонажей Древлянского никогда не были известны белорусам :252 .

А. Л. Топорков в статье «О „Белорусских народных преданиях“ и их авторе» (2002) говорит, что хотя «Белорусские народные предания» и не являются в целом фальсификацией , так как «Шпилевский действительно собирал белорусский фольклор, наблюдал воочию обряды и обычаи», рассматривать их как достоверный источник не представляется возможным :253 , так как автор добавлял, не разделяя, к народным представлениям свои интерпретации :254 и даже вымысел :253 . Также Топорков указывает на откровенную анекдотичность некоторых моментов в работе Древлянского, не всегда, впрочем, заметную неподготовленному читателю :252-253 , многие его толкования основаны на «ошибках, недоразумениях»: он отыскивал богов в неверно понятых поговорках, песнях и проклятиях, произвольно отождествлял своих персонажей со славянскими и античными богами :254 .

По мнению Е. Е. Левкиевской , озвученном в статье «Механизмы создания мифологических фантомов в „Белорусских народных преданиях“ П. Древлянского» (2002), эта работа «не принадлежит к числу тех текстов, которые пишутся в целях сознательной мистификации ». Они появились как результат широко распространённого среди исследователей славянской мифологии вплоть до середины XIX века подхода к описанию народной мифологии , подразумевавшего изначальную установку на то, что она должна из себя представлять, — а именно некое подобие «эталонной» античной мифологии :312-313 . По её мнению, «проблема идентичности описываемой исследователем картины народной традиции реально существующей в народе традиции, актуальная для современных этнологов и фольклористов, не волновала исследователей эпохи Древлянского» :313 . Так как она, в духе рационализма эпохи Просвещения , рассматривалась лишь как «„варварское“ суеверие, рождённое темнотой и необразованностью народа и ложью жрецов», которое «не грех» «„домыслить“ и „исправить“» в нужном направлении :315-316 . Важнее была «инфантильная» потребность в национальном самоутверждении, желание «доказать самим себе, … что мы „не хуже других“» :313-314 .

Е. Е. Левкиевская указывает, что во времена Древлянского не существовало современных представлений о том, что такое : о его диалектности, эволюции, «принципах сочетаемости мифологических мотивов и характеристик „внутри“ того или иного образа» :314 , представлений о том, что это «пучок функций и характеристик» :317 , а не «образ, наделённый всеми необходимыми для субъекта атрибутами (внешностью, одеждой, особенностями характера, моральными качествами)» :314-315 . Именно противоречие этим принципам и выдаёт искусственность персонажей Древлянского :315-317 .

Персонажи Древлянского имеют разное происхождение. А. Л. Топорков и Е. Е. Левкиевская делят их на следующие группы:

  • Исторические славянские божества (Перун) :248 ;
  • Их производные (Дажбог — Дзедка, Белбог — Белун, Волос — Баган) :248 ;
  • Персонажи реальной белорусской демонологии, описанные почти без изменений (Вовкалака, Цмок, Русалка) :248 :318 ;
  • Персонажи с реально существующими мифологическими именами, но с «образами в виде компиляции из частично выдуманных, частично реальных характеристик и функций» (Росомаха, Кадук, Лядащцик, Лозовик, Баба-Яга) :318 ;
  • « Кабинетные » боги, введённые до Древлянского и признававшиеся наукой его времени (Коляда, Купало, Ладо, Лелё — Лель, Ляля — Леля, Пагода, Чур, Яга-баба, Ярыло) :248 :319 ;
  • Персонажи с реально существующими, но не мифологическими именами (Жыж, Зюзя, Жевжык, Кликун) :318-319 , в том числе названиями праздников, сезонов, сельскохозяйственных работ (Талака, Щедрец, Коляда) :248 :319 , наделённые «образами, скомпилированными из реальных и вымышленных мотивов и функций» :319 .
  • Персонажи с незафиксированными в народной традиции именами и целиком или частично вымышленными образами (Кумельган, Бордзя, Любмел) :319 .

Издания

  • Древлянский П. Белорусские народные предания // Прибавления к « Журналу Министерства народного просвещения ». — 1846. — Кн. 1. — С. 3—25 .
    • Древлянский П. Белорусские народные поверья. Статья вторая // Прибавления к «Журналу Министерства народного просвещения». — 1846. — Кн. 3. — С. 85—125 .
    • Шпилевский П. Белорусские народные поверья. Статья третья // Прибавления к «Журналу Министерства народного просвещения». — 1852. — Кн. 3. — С. 37—68 .
  • Древлянский П. Белорусские народные предания // Рукописи, которых не было. Подделки в области славянского фольклора. — М. : Ладомир, 2002. — С. 255—310. — 970 с. — (Русская потаенная литература). — 2000 экз. ISBN 5-86218-381-7 .

Примечания

  1. Топорков А. Л. // Рукописи, которых не было. Подделки в области славянского фольклора. — М. : Ладомир, 2002. — С. 245—254. — 970 с. — (Русская потаённая литература). — 2000 экз. ISBN 5-86218-381-7 .
  2. Левкиевская Е. Е. // Рукописи, которых не было. Подделки в области славянского фольклора. — М. : Ладомир, 2002. — С. 311—351. — 970 с. — (Русская потаённая литература). — 2000 экз. ISBN 5-86218-381-7 .

Литература

  • Топорков А. Л. // Рукописи, которых не было. Подделки в области славянского фольклора. — М. : Ладомир, 2002. — С. 245—254. — 970 с. — (Русская потаённая литература). — 2000 экз. ISBN 5-86218-381-7 .
  • Левкиевская Е. Е. // Рукописи, которых не было. Подделки в области славянского фольклора. — М. : Ладомир, 2002. — С. 311—351. — 970 с. — (Русская потаённая литература). — 2000 экз. ISBN 5-86218-381-7 .
Источник —

Same as Белорусские народные предания