Interested Article - Использование психиатрии в политических целях в СССР в 1920—50-х годах

Политические репрессии в СССР
Депортации народов

Под использованием психиатрии в политических целях подразумевают злоупотребление психиатрическим диагнозом , лечением и содержанием в изоляции в целях ограничения фундаментальных прав человека для определённых лиц или групп в обществе (определение, данное всемирной организацией (англ.) ) . В 1960-е использование психиатрии в политических целях становится одним из основных видов политических репрессий в СССР, но случаи такого рода злоупотреблений в советское время имели место и раньше .

На протяжении первых лет существования СССР было несколько единичных попыток использовать психиатрию в политических целях . Самым примечательным случаем такого рода стал случай Марии Спиридоновой , заключённой в психиатрическую больницу по приказу Дзержинского в 1921 году .

Политические злоупотребления психиатрией участились в 1930-х годах . В политических целях использовалась первая тюремная (специальная) больница в СССР — Казанская тюремная психиатрическая больница НКВД СССР . По некоторым данным, в ней содержалось как множество лиц, страдавших психическими расстройствами , так и множество людей без каких-либо психических нарушений. Политическое отделение существовало и в Институте судебной и общей психиатрии им. Сербского в Москве .

В 1955 году партийный чиновник Сергей Писарев , подвергшийся репрессиям за критику КГБ в связи с так называемым делом врачей , начал после своего освобождения кампанию против политических злоупотреблений психиатрией. В результате действий Писарева Центральный комитет Коммунистической партии учредил комиссию для расследования такого рода злоупотреблений, которая пришла к выводу, что использование психиатрии в политических целях действительно имело место .

История политических злоупотреблений психиатрией в СССР сталинского времени наиболее подробно и документированно изложена в книге историка- архивиста , бывшего консультанта Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий при Президенте РФ и одного из руководителей Государственной архивной службы РФ Анатолия Прокопенко «Безумная психиатрия», впервые опубликованной в 1997 году .

Одна из первых жертв

Мария Спиридонова, революционерка, одна из руководителей партии левых эсеров

В феврале 1919 года революционный трибунал , судивший одного из лидеров Партии левых социалистов-революционеров Марию Спиридонову , вынес решение «изолировать М. Спиридонову от политической и общественной деятельности на один год посредством заключения её в санаторий с предоставлением ей возможности здорового физического и умственного труда». Однако в апреле 1919 года М. Спиридонова совершила побег из Кремля , где содержалась под стражей, и после побега занялась подпольной деятельностью. В октябре 1920 года её вновь арестовали и заключили в Бутырскую тюрьму . В короткой записке своему подчинённому Т. Самсонову , составленной 19 апреля 1921 года , Ф. Дзержинский указывает:

Надо снестись с Обухом и Семашкой для помещения Спиридоновой в психиатрический дом, но с тем условием, чтобы оттуда её не украли или не сбежала. Охрану и наблюдение надо было бы сорганизовать достаточную, но в замаскированном виде. Санатория должна быть такая, чтобы из неё трудно было бежать и по техническим условиям. Когда найдёте таковую и наметите конкретный план, доложите мне.

Вслед за этим М. Спиридонова была переведена из лазарета ВЧК в Пречистенскую психиатрическую больницу. По просьбе чекистов Спиридонову обследовал знаменитый психиатр профессор П. Б. Ганнушкин , пришедший к выводу о наличии у неё « истерического психоза» .

Первая тюремная психиатрическая больница

Первоначально при обычной психиатрической больнице в Казани , существовавшей с 1869 года , было в советское время создано специальное отделение для политических заключённых, а в январе 1939 года для предотвращения побегов политзаключённых охранять это отделение было велено охране казанской тюрьмы НКВД . Так как спецотделения не хватало для содержания всё увеличивавшегося количества признанных невменяемыми государственных преступников, несколько месяцев спустя Л. П. Берия перевёл своим распоряжением всю Казанскую психиатрическую больницу в ведение НКВД, благодаря чему появилась первая специальная (тюремная) больница в СССР .

В Казанской тюремной психиатрической больнице (КТПБ) содержались, согласно положению КТПБ, утверждённому заместителем наркома ВД СССР Чернышёвым 13 июля 1945 года , две категории заключённых: «душевнобольные, совершившие государственные преступления, содержавшиеся под стражей и направленные на принудительное лечение в соединении с изоляцией по определению суда или по постановлению Особого совещания при НКВД СССР » и «душевнобольные заключённые, осуждённые за совершение государственных преступлений, душевное заболевание которых началось в тюрьме в период отбывания срока наказания по приговору суда или постановлению Особого совещания при НКВД СССР» . Фактически вплоть до конца 1950-х годов граждане направлялись в КТПБ главным образом во внесудебном порядке, по определению Особого совещания при НКВД СССР .

Известно, что уже в 1934 году в Казанскую психиатрическую больницу попадали люди с политическими статьями. Многие заключённые находились в Казанской больнице по 15—20 лет . Среди политических заключённых были как психически здоровые, так и лица с психическими расстройствами — например, один из заключённых воображал себя Троцким , другой утверждал, что иудаизм грозит гибелью всему миру .

В начале 1950-х годов в Казанской ТПБ находилось около 1000 заключённых. По углам территории стояли , и над стеной была натянута колючая проволока. В Казанской ТПБ применялись электросудорожная терапия и «камзол» ( смирительная рубашка ). Медикаментозное воздействие почти не применялось; получила распространение только «сонотерапия»: заключённые в течение некоторого времени (от 1 до 7—8 дней) получали большие дозы снотворных препаратов и не спали лишь во время приёма пищи и оправки . В качестве наказания использовалась, в частности, «укрутка»: пациента обматывали влажной парусиной , которая по мере высыхания всё больше сжималась, из-за чего наказанному становилось всё труднее дышать. Длительность этого «наказания» определялась характером проступка .

Качество пищи было отвратительным, но более сносным, чем в лагерях . Заключённые не имели права безнадзорно выходить в коридоры, другие комнаты и помещения больницы. Нарушалось право на переписку: руководство КТПБ под предлогом «невменяемости» узников обычно не допускало возможности легального выхода их писем и заявлений дальше канцелярии больницы. Заключённые могли подавать заявления и жалобы в высокие советские и партийные органы, но лишь в том случае, если заключённый был признан выздоровевшим .

Если заключённый умирал, труп родственникам не выдавался, и они получали лишь официальное извещение о смерти; родственникам отказывали в праве даже присутствовать на похоронах бывшего узника. Тела заключённых хоронили в заранее выкопанных рвах на окраине лагерей, городков и посёлков .

Существуют свидетельства, что во время Великой Отечественной войны в Казанской ТПБ умирало от голода 40—50 человек ежедневно (при этом ТПБ интенсивно пополнялась новыми заключёнными) . По свидетельству доктора медицинских наук Ф. В. Кондратьева , бывший начальник Казанской ТПБ К. Свечников рассказывал, что после начала Великой Отечественной войны за зиму 1941—1942 годов все пациенты погибли от холода и голода. Их даже не хоронили, а выносили ко внутренней стороне забора и складывали штабелями, так как мёрзлую землю некому было копать .

Даже в мирное время пациенты Казанской ТПБ нередко умирали от соматических болезней (таких, как запущенная язва , пневмония , холецистит и др.) из-за крайне низкого уровня лечения этих заболеваний .

По утверждению Михаила Черепанова, руководителя рабочей группы Книги памяти Республики Татарстан , на 2004 год в его списке пациентов Казанской ТПБ, умерших с 1940 по 1970 год, было 1802 фамилии; из этих 1802 человек 470 были осуждены по статье 58 УК РСФСР и статье 54 УК УССР , то есть по политическим мотивам. В исправительно-трудовой колонии № 5, которая находилась на острове Свияжск и с 1956 года стала филиалом Казанской психбольницы, с конца 1930-х по 1970-е годы умерло 3087 заключённых .

Как утверждал в своей записке от 24 мая 1956 года, направленной в ЦК КПСС , секретарь ЦК КПСС А. Б. Аристов , «в Казанской тюремной психиатрической больнице незаконно содержатся 228 человек следственно-заключённых», включая «69 человек здоровых заключённых, которые по заключению центральной судебно-психиатрической комиссии в принудительном лечении не нуждаются», причём «предварительное ознакомление с личными делами на всех упомянутых выше заключённых показывает необоснованность во многих случаях обвинений в совершении политических преступлений» .

Другие тюремные (специальные) психиатрические больницы

Известно о существовании ещё нескольких тюремных психиатрических больниц в 1940—50-е годы. Так, в 1951 году в здании бывшей женской тюрьмы (рядом со знаменитыми « Крестами ») была создана Ленинградская ТПБ . В 1953 1954 годах в здании бывшей церкви располагалось тюремно-психиатрическое отделение Бутырской тюрьмы ; тюремно-психиатрическая больница в районе города Томска находилась на территории совхоза «Чекист». В 1949 году (по некоторым сведениям — в 1952 году ) была открыта Сычёвская специальная психиатрическая больница. Существовала тюремно-психиатрическая колония в Чистополе ; специальная психиатрическая больница в Шацке .

Санкт-Петербургская (бывшая Ленинградская) психиатрическая больница специализированного типа с интенсивным наблюдением

Тюремные психиатрические больницы (переименованные впоследствии в психиатрические больницы специального типа) находились в ведении Министерства внутренних дел , которому подчинены были также милиция , тюрьмы и лагеря .

В 1953 году в Ленинградской тюремной психиатрической больнице находилось приблизительно 800—1000 человек. Как и в Казанской ТПБ, здесь были вышки и высокая стена с натянутой поверху колючей проволокой . Режим был вполне тюремным: запертые камеры с решётками, отсутствие свиданий с родными, охрана МВД и овчарки на территории, ночью своим лаем не дававшие заключённым, в том числе больным, спать. Отсутствовала возможность обращаться с жалобами в правительственные органы; в одной камере находились как здоровые, так и психически тяжело больные люди. До 1954 года в ЛТПБ не применялись такие необходимые медикаменты, как пенициллин , стрептомицин , витамины .

Тем не менее, режим в ЛТПБ был всё же намного мягче, чем в любой из тюрем сталинского времени. Камеры днём открывались, соседи могли беспрепятственно общаться. Начиная с 1953 года режим стал постепенно смягчаться: убрали вышки, прожектора ; начал увеличиваться штат медработников . Однако, в отличие от Казанской ТПБ, в Ленинградской тюремной психиатрической больнице использовались намного более жёсткие «лечебные» меры: кроме «сонотерапии», использовались инсулиновые шоки , внутримышечные инъекции раствора очищенной серы ( сульфозин ), влажные укрутки .

По свидетельствам бывших узников, в ЛТПБ была высокая смертность: многие из заключённых умирали в течение короткого времени .

Институт имени Сербского в Москве

Был создан в начале 1920-х годов и в первые годы своей деятельности носил признаки обычного научного учреждения . Однако впоследствии, к середине 1930-х годов, из научно-исследовательского учреждения, изучавшего проблемы судебно-психиатрической экспертизы и комплексов связанных с нею вопросов ( вменяемости , дееспособности ), превратился в монопольный орган, проводящий судебно-психиатрическую экспертизу по всем наиболее важным делам .

На первый план стали выдвигаться политические задачи, и в 1938 году было создано специальное отделение, куда помещались подследственные , обвинявшиеся в контрреволюционной деятельности (по статье 58 УК РСФСР), за исключением женщин и подростков. Истории болезни обвиняемых, содержавшихся в этом отделении, были выделены в отдельный архив и осенью 1941 года уничтожены в первую очередь .

Сотрудники Института им. Сербского вовлекались в следственные мероприятия: так, в институте широко применялся метод « кофеин-барбитурового растормаживания », при применении которого подэкспертные становились разговорчивыми и в состоянии медикаментозного опьянения давали показания, интересующие следствие. В 1930-е годы в институте также была организована специальная лаборатория (закрытая вскоре после смерти Сталина ), целью которой являлась разработка особых медикаментозных препаратов, притупляющих самоконтроль за высказываниями у лиц, проходящих экспертизу .

Здание Института имени В. П. Сербского в Москве

Экспертные заключения сотрудников института диктовались обычно интересами следствия и с годами становились всё менее объективными и доказательными. В зависимости от воли «заказчика» в этих заключениях преобладал то медицинский, то юридический критерий вменяемости , часто без попытки свести их к соответствию .

В справке «Об Институте судебной психиатрии им. Сербского», которая была составлена в августе 1956 года для специальной комиссии, расследовавшей деятельность этого учреждения, директор Института психиатрии Минздрава СССР Д. Федотов и заведующий отделом науки газеты « Медицинский работник » А. Портнов оценивали деятельность Института им. Сербского так:

Институт поставил себя в положение наивысшего судебно-психиатрического арбитра и является в значительной части случаев последней инстанцией. Он стал самым крупным стационаром , в котором проводится экспертиза со всех концов СССР, хотя это и не вызвано необходимостью. <…>
В институте установилась традиция — исключать из состава СПК врача, мнение которого расходится с большинством членов комиссии. Особое мнение не записывается в актах экспертизы.
Если в одном из отделений после повторной экспертизы мнения расходятся, т. е. диагноз не устанавливается, то больного переводят в другое отделение, где экспертиза приводится к единому мнению без всякого участия врачей предыдущего отделения и ссылки на их мнения.

В составленной ими справке Д. Федотов и А. Портнов также подчёркивали, что при экспертизе судьбу подследственного часто решала квалификация состава преступления — это приводило к тому, что человек «только заподозренный или несправедливо обвинённый в преступлении по ст. 58», будучи признан больным, вне зависимости от степени своей виновности, своего реального психического состояния и наличия или отсутствия реальной опасности для окружающих направлялся почти автоматически на принудительное лечение в психиатрическую больницу. Именно в этом и проявлялось давление следствия на экспертизу .

Федотов и Портнов отмечали также, что ряд пациентов содержались в Институте им. Сербского в изоляторах, не имевших коек, и указывали на случаи грубого обращения с пациентами (избиения), прежде всего со стороны работников МВД .

Известные узники психиатрических больниц

В Казанскую психиатрическую больницу был заключён в 1941 году по политическим причинам и пребывал там длительное время первый президент Эстонии Константин Пятс . Также там находился психически здоровый (польский политик, брат Юзефа Пилсудского ), которого выписали из больницы вскоре после подписания соглашения о политзаключённых поляках между СССР и польским правительством Сикорского (находившимся в изгнании в Лондоне ) .

А. Г. Гойхбарг — убеждённый коммунист, советский государственный деятель с 1918 года , председатель Малого Совнаркома , интеллигент и энциклопедист , основатель Социалистической академии общественных наук — был в 1947 году обвинён в «антисоветской агитации и возведении клеветы на руководителей партии и правительства», направлен на судебно-психиатрическую экспертизу в Институт им. Сербского. В институте сделали вывод о наличии у Гойхбарга психопатии с параноидальным развитием, осложнённым артериосклерозом головного мозга, после чего его поместили на принудительное лечение в Казанскую тюремную психиатрическую больницу. Лишь в 1955 году Гойхбарга освободили от принудительного лечения, переведя его «в психоневрологическую больницу для лечения на общих основаниях» .

Уроженец Куйбышева ( Самары ) Илья Ярков, в 1928 году осуждённый за «контрреволюционную деятельность», в 1951 году был арестован снова и затем признан невменяемым. В период 1951—1954 гг. успел побывать в трёх лечебных заведениях для душевнобольных: в Горьком , в Казани и в Чистополе . Автобиография Яркова, изданная самиздатом , попала на Запад и стала предметом внимания западных исследователей политических злоупотреблений психиатрией в СССР. Ярков отмечал, в частности, наличие в психиатрических стационарах, где он побывал, как больных, так и психически здоровых людей .

С. П. Писарев , член КПСС с 1920 года, пропагандист Свердловского райкома КПСС Москвы , бывший узник (в 1930-е годы) сталинских тюрем , ветеран и инвалид Великой Отечественной войны, орденоносец , оказался в тюремной психиатрической больнице в 1953 году благодаря доносу первого секретаря Свердловского райкома Терехова, которого Писарев требовал привлечь к уголовной ответственности за казнокрадство, а также благодаря докладной записке Писарева в Президиум ЦК Компартии , где содержалась «клевета» на органы госбезопасности . В записке он подверг органы госбезопасности критике за фабрикацию несуществующего «заговора», якобы имевшего целью отравить партийных вождей (« дело врачей ») . После нескольких месяцев пребывания в тюрьме Писарев попал в Институт им. Сербского, где получил диагноз « шизофрения , бред сутяжничества». В Ленинградской ТПБ Писарев пробыл в двойной изоляции около полутора лет (при этом, как выяснил он впоследствии, психиатр Ленинградской ТПБ трижды писал в своём отчёте, что Писарев «здоров и за свои поступки вполне может отвечать» ). В 1954 Писарева неоднократно освидетельствовали комиссии психиатров и приходили к выводу то об отсутствии у него психических нарушений, то о наличии психопатии . В 1956 году Верховный суд РСФСР реабилитировал Писарева, а экспертиза сотрудников Института имени Ганнушкина установила, что он психически абсолютно здоров .

В своей записке в КПК при ЦК КПСС от 26 февраля 1956 года Писарев утверждал, что в Ленинградской ТПБ «из 700 человек заключённых примерно около половины были в психическом отношении практически здоровыми людьми» .

С. Г. Сускин (член Компартии с 1929 года , с 1903 по 1906 год эсер , с 1906 по 1918 год эсер-максималист , с 1917 года сторонник Октябрьской революции ; судебный работник; до революции сидевший в 13 тюрьмах, в сталинское время проведший в тюрьме несколько лет) в 1950-е гг. находился в Ленинградской тюремной психиатрической больнице четыре года .

Генерал КГБ СССР Павел Судоплатов — ряд коллег которого, виновные в репрессиях сталинского времени, были расстреляны в 1953 году — оказался в Ленинградской тюремной психиатрической больнице, где с мая 1955 по январь 1957 проводилось его обследование и лечение. А. Прокопенко предполагает, что Судоплатов симулировал тяжёлое психическое заболевание в целях избежать высшей меры — расстрела, в чём ему охотно помогали представители госвласти и психиатры-эксперты. В тюремной больнице П. Судоплатов находился в гораздо лучших условиях, чем другие пребывавшие там заключённые, — в частности, питался фруктами, овощами и разнообразными молочными продуктами . Избежав высшей меры благодаря своему пребыванию в ТПБ, в дальнейшем отбыл положенный срок в ГУЛАГе .

Двоюродный брат первого секретаря Израильской коммунистической партии Микунис находился в Ленинградской ТПБ за требование перестать называть Троцкого иудой, так как Иуда — уважаемое среди евреев имя. Подполковник Тарасов, написавший письмо в ЦК партии, содержавшее утверждение, что, если правительства не в состоянии договориться между собой, дело мира должны взять в свои руки сами народы, был судим по статье 58, пункт 10 и получил семь лет лишения свободы; однако после того, как его жена добилась переследствия, его поместили в Ленинградскую ТПБ .

Анатолий Булев, бывший лейтенант , фронтовик, студент Ленинградского государственного университета , предложил идею экономической реформы, которая была бы основана на внедрении в народное хозяйство принципа материальной заинтересованности и хозрасчёта . За свои предложения уволен с работы, исключён из университета. В знак протеста вышел к Александровской колонне с плакатом «За мои убеждения меня лишили работы и выгнали из университета». Был помещён в Ленинградскую ТПБ .

Фёдор Шульц, член Компартии с 1919 года, был репрессирован в 1930-е годы, два десятилетия провёл в тюрьмах и в ссылке и в 1956 году реабилитирован, однако спустя менее чем полгода вновь оказался за решёткой — за письмо в «Правду» , в котором оспаривал заявление Хрущёва , будто в СССР уже не существует политических заключённых. Комиссия, возглавляемая Д. Р. Лунцем , признала Шульца невменяемым. Провёл в больнице немногим более года, затем был освобождён, а в 1960 году восстановлен в партии. В 1964 году постановлением Верховного Совета СССР все выставленные ранее против Шульца обвинения были отменены как лишённые основания .

В Казанской тюремной психиатрической больнице в начале 1950-х годов находились племянник жены Молотова Дмитрий Вишнявский, Ю. Никитченко (сын Ионы Никитченко — судьи на процессе по делу Зиновьева и Каменева ), бывший начальник штаба ВМС адмирал Л. М. Галлер (умерший в ТПБ после пыточного допроса), известный советский инженер и авиаконструктор А. Н. Туполев .

В Ленинградской ТПБ в начале 1950-х годов находились бывший начальник 9-й армии штаба Г. К. Жукова генерал И. С. Варенников , композитор Шведов, биолог Шафран, математик профессор Лапин, историк профессор К. В. Никольский, экономист К. П. Варганов, экономист М. Г. Калужский, священник и киноактёр А. С. Наумов, актёр Залесский-Энелин, геофизик Ю. Г. Харитонов, инженер Н. М. Конопаткин, инженер и юрист А. Н. Левитин, ответственный работник МГБ И. И. Клиндер, художник С. С. Сускин, кинорежиссёр Петров-Быков, врач-психиатр и писатель С. А. Колдунов , врачи Д. В. Рабинович и Б. Е. Зильбермович, архитектор Шевандров и многие другие представители творческой и технической интеллигенции и армии. Кто из них в действительности страдал психическими расстройствами и насколько эти расстройства были выражены, наверняка не известно, однако все были посажены по 58-й статье — антисоветская деятельность .

Комиссия Комитета партийного контроля при ЦК КПСС

После своего освобождения в 1955 году С. П. Писарев начал кампанию против использования психиатрии в политических целях, направив основную критику в адрес Института им. Сербского . Он представил ЦК КПСС длинный список психически здоровых людей, признанных там невменяемыми и направленных на принудительное лечение — многих учёных, писателей, художников и партийных работников, долгое время находившихся в психиатрических больницах вместе с настоящими душевнобольными . В своём письме Писарев указывал на систематически повторяющиеся ошибки в заключениях Института им. Сербского. Причина этих ошибок, как он утверждал, была в том, что институт и его спецстационары (тюрьмы-больницы) находились в подчинении у административно-следственных органов и использовались ими «зачастую в полном противоречии с объективными данными медицинской науки» — то есть давали псевдонаучную санкцию на бессрочную изоляцию психически здоровых людей в тюрьмах-больницах .

Деятельность Писарева, а также многочисленные обращения в ЦК КПСС бывших заключённых ТПБ (С. Г. Сускина, И. Г. Лапшева, А. Г. Гойхбарга и др.) и сигналы о нарушениях законности в этих больницах от номенклатурных работников партии стали причиной того , что Центральный комитет КПСС направил в Институт им. Сербского комиссию под председательством авторитетного партийного деятеля А. И. Кузнецова, в которую входили известные профессора-психиатры и директора крупных психиатрических лечебниц. Комиссия провела тщательное обследование Института им. Сербского и посетила Казанскую и Ленинградскую психиатрические больницы . В результате своей работы она сделала вывод, что злоупотребления психиатрией в политических целях действительно происходят , и добилась выписки лиц, осуждённых по статье 58 .

Комиссия Комитета партийного контроля собрала многие документальные свидетельства (в том числе документы из архивов МВД и свидетельства некоторых известных учёных, таких как директор Института психиатрии Минздрава СССР Д. Федотов, заведующий организационно-методическим отделом Института психиатрии , профессор В. Банщиков и др.), подтверждающие существование злоупотреблений психиатрией и низкое качество экспертиз, проводимых в Институте им. Сербского . Были названы виновники неверных диагнозов, в частности доцент (впоследствии — профессор) Института судебной психиатрии им. Сербского Даниил Романович Лунц .

Комиссия установила факт противозаконного альянса психиатров института с органами госбезопасности и на основании собранных документов пришла к выводу, что советские тюремные психиатрические больницы, в особенности ТПБ Ленинграда и Казани, из года в год укомплектовывались, как правило, психически здоровыми людьми. Согласно выводам комиссии, в 75 % всех случаев узники ТПБ были невинно пострадавшими жертвами противозаконных репрессий .

Д. Р. Лунц, известный советский психиатр, к началу 1960-х годов — глава диагностического отделения, занимавшегося обследованием политических нарушителей, в Институте им. Сербского

По данным комиссии, в Институте им. Сербского за время с 1951 по 1955 год из 5446 человек, прошедших судебно-психиатрическую экспертизу (СПЭ) амбулаторно , 890 проходили по «политической» статье 58 УК РСФСР и соответствующим статьям уголовных кодексов союзных республик; за этот же период из 8337 испытуемых, прошедших СПЭ стационарно , 1397 имели обвинение по « контрреволюционным » статьям .

Из этих 2287 человек, проходивших экспертизу по «политическим» статьям, 675 были, по статистике комиссии, признаны невменяемыми, 611 из них направлены на принудительное лечение с изоляцией в тюремные психиатрические больницы МВД СССР, остальные — в обычные психиатрические больницы Минздрава СССР .

Объём судебно-психиатрических экспертиз в стране динамично нарастал: в 1945 году в 90 больницах существовало 23 судебно-психиатрических отделений на 711 коек, а в 1957 году в 136 больницах таких отделений было уже 34 на 1100 коек. В 1945 году на принудительном лечении в СССР находилось 637 человек, а в 1956 году — уже 1562 .

В Казанской ТПБ заключённых, осуждённых по определениям Особого совещания при МГБ СССР и МВД СССР и военных трибуналов (как правило, это были «политические» заключённые), находилось в 1952 году 537 человек; в 1953-м — 547; в 1954-м — 543; в 1955-м — 501; в 1956 году — 310 .

Члены комиссии КПК, посетившие Казанскую и Ленинградскую тюремные психиатрические больницы, убедились в превышении персоналом служебных обязанностей в отношениях с пациентами, существовании бесчеловечной практики унижения: жестоких избиениях заключённых, умышленном содержании в одной камере психически ненормальных и здоровых людей. Политзаключённых изолировали в закрытых отделениях не в зависимости от их психического состояния, а за попытки передать нелегально на свободу письма с протестами, за обвинения в жестокости надзирателей или антисоветские высказывания. Лечение душевнобольных и психически здоровых людей, страдавших соматическими заболеваниями, находилось на крайне низком уровне и фактически не контролировалось ни Минздравом, ни МВД .

Комиссия сделала вывод о том, что лица, помещённые в тюремные психиатрические больницы по статье 58 УК РСФСР, не были в достаточной для этого мере социально опасными и тяжело психически больными. Вывод подтверждался, в частности, фактами массовой выписки пациентов ТПБ, начиная с конца 1953 года .

Так, по данным МВД СССР от 16 ноября 1956 года, по причине «выздоровления» из Ленинградской ТПБ в течение 1950 —1952 гг. были выписаны 71 человек, а в период за следующие три года (1953—1955) — 234 человек. По причине «улучшения психического состояния» в 1950—1952 гг. выписалось 14 человек, а за 1953—1955 годы — 683 человека, то есть в 50 раз больше. Из Казанской ТПБ в период за 1950—1952 годы было выписано по причине «выздоровления» 127 человек, а за 1953—1955 годы — 427. Такая ситуация была связана с тем, что реабилитация несправедливо осуждённых в период после смерти И. Сталина привела и к пересмотру дел лиц, находившихся в тюремных психиатрических больницах .

Характеризуя деятельность Института им. Сербского в сталинское время, председатель комиссии КПК А. Кузнецов высказался следующим образом:

Проверка заявлений т. т. Писарева и Литвин-Молотова подтвердила наличие крупных непорядков в работе Института им. Сербского, который в своих экспертизах обычно рекомендовал органам суда и следствия направлять на принудительное лечение с изоляцией всех обвинявшихся по ст. 58 и признанных невменяемыми.
Руководство института допускало нарушение законности, выражавшееся в том, что врачи-эксперты дела по политическим преступлениям не изучали, не докладывали их, а, как правило, эти дела привозил в институт следователь КГБ за тридцать минут до начала экспертизы, сам докладывал суть дела, присутствовал при экспертизе и даче медицинского заключения.

Он предложил рассмотреть на заседании Комитета партийного контроля при ЦК КПСС итоги проверки, выполненной комиссией . Кроме того, комиссия предложила реорганизовать дело психиатрической экспертизы и изменить систему подчинения Института им. Сербского и спецпсихбольниц : превратить их в полноценные медучреждения и полностью передать в ведение Минздрава СССР . В результате деятельности комиссии сотни здоровых людей были выпущены из психиатрических больниц , а виновники их диагнозов — отстранены от дел .

Однако, несмотря на настойчивые усилия комиссии, её доклад на высшем партийном уровне рассмотрен не был, поэтому не выносилось никаких решений . Через два года материалы комиссии сдали в архив , а её члены подверглись административным репрессиям: их отстранили от руководящих должностей . Так, председатель комиссии А. Кузнецов и О. Шатуновская были удалены из аппарата ЦК, Д. Федотов — снят с поста директора Института психиатрии Минздрава СССР . Администраторы и врачи, отстранённые комиссией, вернулись на свои места . Продолжалось создание всё новых тюремных психиатрических учреждений , и существенных изменений в Институте им. Сербского не произошло: психиатры, деятельность которых была осуждена в отчёте комиссии, по-прежнему работали в институте. Практика госпитализации инакомыслящих, не страдающих душевными заболеваниями, продолжалась .

По утверждению генерала П. Григоренко , инициатор проверки С. П. Писарев до самой своей смерти в 1979 году писал в Политбюро , настаивая на принятии решения по предложениям комиссии А. Кузнецова .

См. также

Примечания

  1. Van Voren R. (англ.) // Schizophrenia Bulletin : journal. — 2010. — January ( vol. 36 , no. 1 ). — P. 33—35 . — doi : . — . 26 июля 2011 года. . Дата обращения: 2 ноября 2015. Архивировано из 26 июля 2011 года.
  2. . Дата обращения: 2 ноября 2015. Архивировано из 30 декабря 2013 года. . Дата обращения: 2 ноября 2015. Архивировано из 30 декабря 2013 года. См. также: Ван Ворен Р. // Вестник Ассоциации психиатров Украины. — 2013. — № 5 . 11 января 2014 года.
  3. Bloch, Sidney; Reddaway, Peter. . — Westview Press, 1985. — ISBN 0-8133-0209-9 .
  4. Прокопенко А. С. Безумная психиатрия. — Совершенно секретно, 1997. — 176 с. — ISBN 5-85275-145-6 . См. также: Прокопенко А. С. // Карательная психиатрия: Сборник / Под общ. ред. А. Е. Тараса. — Москва — Минск: АСТ , Харвест , 2005. — 608 с. — ISBN 5170301723 .
  5. Меленберг А. // Новая газета . — 18 августа 2003. — № 60 . 16 января 2008 года.
  6. . Дата обращения: 30 июня 2018. Архивировано из 22 июня 2016 года. . Дата обращения: 30 июня 2018. Архивировано 24 марта 2014 года.
  7. : [ 9 апреля 2016 ] // Независимый психиатрический журнал. — 1997. — № 1. — С. 72—74.
  8. Блох С., Реддауэй П. // Карта: Российский независимый и правозащитный журнал. — 1996. — № 13—14 . — С. 56—67 . 22 марта 2006 года.
  9. Черепанов М. . — Казанские ведомости, 29.10.2004. — Вып. 249 . 6 декабря 2013 года.
  10. Коротенко А.И., Аликина Н.В. Советская психиатрия: Заблуждения и умысел. — Киев: Сфера, 2002. — 329 с. — ISBN 9667841367 .
  11. // Хроника текущих событий . — 1970. — 30 апреля ( № Вып. 13 ). 31 октября 2011 года.
  12. Ван Ворен Р. // Вестник Ассоциации психиатров Украины. — 2013. — № 2 . 28 июня 2021 года.
  13. Алексеева Л. М . . — Вильнюс; М. : Весть, 1992. — 352 с. — ISBN 5-89942-250-3 .
  14. Писарев С. П. Письма // / Редакторы: А. Артемова, Л. Рар, М. Славинский. — Франкфурт-на-Майне: Посев, 1971. — С. 334—345. — 508 с. 23 сентября 2010 года.
Источник —

Same as Использование психиатрии в политических целях в СССР в 1920—50-х годах