Декабристы (опера)
- 1 year ago
- 0
- 0
Отношения декабристов с Церковью формировались на фоне особенностей политической и духовной жизни России рубежа XVIII—XIX вв. В их среде были и верующие различных конфессий, и деисты, и материалисты. Вся их сознательная жизнь в той или иной мере проходила в соприкосновении с действовавшими церковными институтами и священнослужителями. Участники декабристского движения — по рождению и по воспитанию — были христианами , но их идеи тираноборчества и планы цареубийства вступали в противоречие с освящённой Церковью неприкосновенностью царской власти — «Несть бо власть, аще не от Бога» — и с одной из основных христианских заповедей — «Не убий!» Начало проводимых с конца XIX века исследований религиозных взглядов декабристов положено работой профессора богословия Харьковского университета протоиерея Тимофея Буткевича , который первым акцентировал внимание на изменениях их отношений с Церковью до и после восстания и приговора .
Драматичный исход событий 14 декабря 1825 года был отражением процессов их личной духовной жизни и, конечно, повлиял на неё в дальнейшем. После разгрома восстания — в крепостях, на каторге и в ссылке — верующие декабристы нашли оправдание своим действиям и утешение в вере, некоторые восприняли произошедшее как грех и раскаялись, а некоторые — утвердились в материалистических взглядах .
Современные исследователи-историки считают, что «нравственность декабристов базировалась на нравственности общечеловеческой, в значительной мере и нравственности религиозной» и что «декабристы и церковь, декабристы и религия, таким образом, — это вставшая в настоящее время проблема. Без христианства нельзя ни понять, ни оценить декабристов» .
Российская власть и общество того времени по своим установкам были религиозны, что находило отражение в выборе направлений внешней и внутренней политики. Начало царствования Александра I было связано с ожиданием либеральных преобразований — принятия конституции, проведения крестьянской реформы, распространения просвещения. Проявлению признаков кризиса власти и неудовлетворенности общественных надежд сопутствовал и кризис отношений между православной церковью и образованной частью общества, начало которому было положено секуляризаторской политикой эпохи Петра I, превратившей Церковь в один из государственных институтов . Митрополит Иларион (Алфеев) писал о возникновении в Синодальный период « духовной пропасти » между Церковью и либеральными слоями общества, заметное расцерковление и отдаление от православия которых увеличивали разрыв между ними и народом .
Духовенство, в массе своей, по уровню знакомства с новыми течениями в науке и философии уступало образованным дворянам, которые не охладели в вере, но были заинтересованы в разрешении актуальных религиозных вопросов. Протоирей П. Ходзинский писал , что особенности политической и духовной жизни России эпохи начала и победоносного завершения наполеоновских войн связаны, в том числе, и с ростом католического и протестантского влияния, явно заметного в аристократических кругах. В 1813 году для издания и распространения религиозных произведений в Петербурге было учреждено отделение Библейского общества . Изучение и активное обсуждение произведений отечественных и зарубежных писателей и философов, древних и современных духовных книг, впечатления от личного знакомства с общественным устройством европейских стран — всё это повлияло на мировоззрение будущих декабристов . Участник Союза благоденствия, поборник народного просвещения генерал-майор М. Ф. Орлов использовал для распространения своих идей приёмы церковного красноречия . Избранный вице-президентом Киевского отделения Библейского общества, он в своей речи на торжественном собрании 11 августа 1819 года клеймил противников распространения образования, которые себе присваивали « все дары небесные и земные, всякое превосходство, а народу предоставляют одни труды и терпение », в то время как « сам Бог, конечно, допустил Библейское общество довершить перевод Евангелия, как будто бы хотел показать, на чём должно основать общее просвещение » . В соответствии с поручением императора « доставить россиянам способ читать Слово Божье на природном своем российском языке » Библейским обществом было осуществлено издание Нового Завета сначала с параллельными славянским и русским текстами, а в 1822 году — его первое полное издание на русском языке .
В. И. Штейнгель на вопрос следствия об истоках его свободного образа мыслей «…от чтения книг или сочинений в рукописях и каких именно?» дал характерный для декабристов ответ: « …27 лет я упражнялся и упражняюсь в беспрестанном чтении. Я читал Княжнина „Вадима“, … Радищева „Поездку в Москву“, сочинения Фонвизина, Вольтера, Руссо, Гельвеция… из рукописных — разные сочинения… Грибоедова и Пушкина… я увлекался более теми сочинениями, в которых представлялись ясно и смело истины, неведение коих было многих зол для человечества причиною… я упражнялся немало и в чтении духовных, церковных и нравственных книг » . Церковь начала терять влияние на образованную и мыслящую часть общества.
А. С. Гангеблов в числе причин, побудивших его к вступлению в тайное общество, на второе место поставил « …необразованность белого духовенства… и поступки, несообразные с его высоким предназначением » .
А. И. Якубович писал Николаю из крепости, что духовенство « бедно, невежественно и не всегда добродетельно; из сего произошло, что русские, чтя веру и быв истинными христианами, мало уважают духовных своих пастырей, и они никакого влияния не имеют на народ » .
Разносторонне образованный просветитель архиепископ (а с 1826 г. — митрополит Московский) Филарет , которого Г. С. Батеньков предлагал ввести в состав будущего Временного правительства , боролся за укрепление авторитета Церкви и её большую независимость от государства и понимал необходимость повышения уровня образования — и духовного, и светского : « Напрасно многие, наскучив учением, оставляют оное, ложно надеясь и без него достигнуть практики… »
Принадлежность каждого человека к церкви (вне зависимости от искреннего или формального отношения к религии) была естественной для России того времени. Исследованиями сведений о вероисповедании декабристов занимался профессор С. В. Мироненко . Подавляющее большинство декабристов были православными . Но по происхождению и воспитанию среди них были и принадлежащие к другим христианским конфессиям:
— лютеранам (братья Б. А. и М. А. Бодиско , Вольф , братья В. К. и М. К. Кюхельбекеры , Розен , Тизенгаузен , Торсон , Пестель , Фаленберг , Фохт и другие);
— католикам ( Враницкий , Выгодовский , Корнилович , Лаппа , Лунин , Люблинский , братья А. В. и И. В. Поджио , Юшневский )
Традиционно, домашнее воспитание в России велось в религиозном духе. Об этом писали в воспоминаниях Г. С. Батеньков : « Отец мой был святой человек, в крайней простоте сердца искренне привязанный к церкви… Набожность со всех сторон меня обымала и младенчество почти удвоялось », С. П. Трубецкой : « С младенчества моего вскормлена в сердце моем уверенность, что Промысел Божий ведет человека ко благу, как бы путь, которым он идет, ни казался тяжел и несчастлив… » .
Декабрист А. П. Беляев , мать которого была лютеранкой, но детей воспитывала в православии, писал, что среди его товарищей по Морскому кадетскому корпусу много было таких, которые : « …домашним воспитанием были настроены религиозно и часто между нами, единомышленниками, бывали религиозные беседы, весьма сладостно волновавшие сердце и которые питались и укреплялись чтением религиозных книг ». В такой же домашней атмосфере почитания евангельских заповедей выросли лютеранин В. К. Кюхельбекер и другие декабристы.
Свидетельством проявления в некоторых семьях более прагматичного подхода к духовному воспитанию служат воспоминания А. И. Герцена , отец которого « считал религию в числе необходимых вещей благовоспитанного человека; он говорил, что надобно верить в священное писание без рассуждений…, что надобно исполнять обряды той религии, в которой родился, не вдаваясь, впрочем, в излишнюю набожность… » В соответствии с такой установкой Герцену пригласили священника давать уроки богословия, « насколько это было нужно для вступления в университет ».
Состоятельные дворянские семьи предпочитали отдавать своих детей на воспитание в частные пансионы, в том числе и в основанные эмигрантами . Наиболее известными в Петербурге были католические пансионы — аббата Николя и Иезуитский, а также лютеранский пансион Петришуле . В числе воспитанников католических пансионов (Николя, Жакино, Иезуитского и других) были будущие декабристы А. П. Барятинский , С. Г. Волконский , В. М. Голицын , В. Л. Давыдов , В. А. Мусин-Пушкин , М. Ф. Орлов , И. В. Поджио , П. Н. Свистунов и другие. В Петришуле воспитывались А. Ф. Бриген , А. А. Крюков , М. А. Фонвизин . Благородный пансион был и при Царскосельском лицее , выпускники которого при поступлении на службу пользовались такими же правами, что и выпускники университетов.
Религиозное воспитание в учебных заведениях было обязательным. Власти пытались противиться проявлению в России европейского религиозного вольнодумства. Созданное в 1802 году Министерство народного просвещения уже в 1817 году было преобразовано в Министерство духовных дел и народного просвещения , чтобы « христианское благочестие было всегда основанием истинного просвещения » . Проведенная реформа образования установила четыре типа учебных заведений: приходские училища, уездные училища, губернские училища или гимназии, университеты. В соответствии с министерским циркуляром во всех училищах преподавался катехизис, Священная история и чтения из Священного Писания, а в Московском университете была открыта кафедра богопознания и христианского учения.
Особую группу составляли учебные заведения для дворянских детей, которых готовили к престижной военной карьере — училища и кадетские корпуса. Военно-учебные заведения находились под особым вниманием царя. Они не подчинялись Министерству народного просвещения, а, в соответствии с рескриптом Александра I от 29 марта 1805 года, управлялись Непременным советом о военных училищах под председательством великого князя Константина Павловича . В число преподаваемых в корпусах предметов входил и Закон Божий. Изучение кадетами нравственных христианских правил и ценностей должно было содействовать их патриотическому воспитанию.
Военные учебные заведения окончили многие из участников движения декабристов :
Морской кадетский корпус (братья А. П. и П. П. Беляевы , братья М. А. , Н. А. и П. А. Бестужевы , Д. И. Завалишин , М. К. Кюхельбекер , К. П. Торсон , В. И. Штейгель и другие);
Пажеский корпус ( А. С. Гангеблов , В. П. Ивашев , В. С. Норов , П. И. Пестель , П. Н. Свистунов и другие);
1-й кадетский корпус ( П. В. Аврамов , А. М. Булатов , Ф. Н. Глинка , А. Е. Розен , К. Ф. Рылеев , В. К. Тизенгаузен и другие);
2-й кадетский корпус ( Г. С. Батеньков , П. Ф. Громницкий , И. И. Горбачевский , Н. И. Лорер , В. Ф. Раевский и другие);
Училище колонновожатых ( Н. В. Басаргин , братья Н. С. и П. С. Бобрищевы-Пушкины , братья А. А. и Н. А. Крюковы , А. О. Корнилович , А. З Муравьев и другие).
Декабристами стали и воспитанники привилегированных штатских учебных заведений — Царскосельского лицея ( В. К. Кюхельбекер , И. И. Пущин ) и Московского университета и существовавшего при нём Благородного пансиона ( П. Г. Каховский , Н. М. Муравьев , В. Ф. Раевский , С. П. Трубецкой , Н. И. Тургенев , М. А. Фонвизин , А. И. Якубович , И. Д. Якушкин и другие).
Практически при каждом учебном заведении была домовая церковь, а в штаты включались священники.
Православные воспитанники Царскосельского лицея ходили в соборную церковь Царскосельского дворца, или в, находившуюся рядом со зданием лицея, Знаменскую церковь . Католики и лютеране исповедовались в действовавших в Царском Селе римско-католическом и лютеранском приходах . Дни лицеистов начинались и заканчивались обязательной молитвой.
Действовавшая при Московском университете с 1791 г. домовая церковь св. Татианы сгорела во время французского нашествия 1812 г. В связи с этим, архиепископ Дмитровский Августин писал министру духовных дел и народного просвещения, что Московская духовная консистория решила передать университету церковь св. Георгия на Красной горке : « …Георгиевскую церковь причислить к Московскому университету со всею в ней утварью и оставшуюся от Татиановской церкви утварь поместить в оную… Нынешних: священника, дьячка и пономаря оставить при георгиевской церкви с получением положенного от университета жалования… »
При строительстве зданий для вновь учреждаемых кадетских корпусов начиналось строительство и его храма, дата освящения которого становилась одним из почитаемых кадетами праздников .
Воспитанники Морского кадетского корпуса до освящения в 1761 г. корпусного храма молились в церкви свт. Николая Чудотворца на Морском полковом дворе . В 1792 г. в церковный штат корпуса, кроме бывшего иеромонаха, включены священник из белого духовенства и лютеранский пастор. После переезда корпуса в перестроенный дворец Миниха , в нём в 1797 г. был освящен храм свт. Павла Исповедника . После наводнения 1824 г. корпусу были выделены средства на обновление пострадавшего церковного интерьера.
В Пажеском корпусе , который с 1810 г. размешался в Воронцовском дворце, кроме православной церкви Рождества Иоанна Предтечи , освященной в 1801 г., была католическая Мальтийская церковь св. Иоанна Иерусалимского, освященная в 1800 г.
Церковь Воскресения Христова в здании 1-го кадетского корпуса была освящена в 1744 г. В 1765 г. церковь была перестроена и освящена во имя Рождества Иоанна Предтечи . В 1810 г. была в отдельном флигеле открыта новая церковь — Воскресения Христова,
При строительстве в 1795—1806 гг. зданий 2-го кадетского корпуса в нём были устроены православная церковь благ. вел. кн. Александра Невского , лютеранская церковь св. Геогргия и каплица для воспитанников-католиков.
За редкими исключениями, идеологи и участники декабристского движения были искренними христианами, в своих планах и политических декларациях признававшими веротерпимость и свободу вероисповедания. Л. Н. Толстой под впечатлением от воспоминаний Н. П. Огарёва о его встречах с декабристами на Кавказе отмечал « свойственный этим людям христианский мистицизм » .
Определённо материалистических взглядов придерживался А. П. Барятинский , который в своем сохранившемся атеистическом стихотворении утверждал: « … Если бы он даже существовал, надо было бы его отвергнуть! »
Глубоко верующими на протяжении всей жизни были Г. С. Батеньков, А. П. Беляев , П. С Бобрищев-Пушкин , Ф. Н. Глинка, В. К. Кюхельбекер , Е. П. Оболенский , А. И. Одоевский , М. А. Фонвизин, В. И. Штейнгель и другие. Лишь несколько человек не ответили утвердительно на вопрос следствия о ежегодном совершении исповеди и причастия. А. П. Беляев был уверен, что для верующего христианина « священный долг открыто исповедовать веру, несмотря на то, что неверующие или отступники от христианства провозгласят это пошлым, лицемерным, пропитанным постным маслом и ладаном ». И. Д. Якушкин честно признавал, что не мог исполнять церковные обряды для проформы : « …не имея истинного убеждения в таинстве причастия, не почитал себе в праве приступить к оному, тем более, что никакие постановления, мне известные в России, не позволяют видеть в исповеди и причастии единственно обряд наружный ».
Искренней и воинственной была религиозность С. И. Муравьева-Апостола , который утверждал, что « религия всегда будет сильным двигателем человеческого сердца » и связывал свой протест и неизбежность восстания против самодержавной власти с нарушением царями исконных христианских заповедей. В « Православном катехизисе » — воззвании к солдатам, для которого авторами была использована форма и название составленного в 1821 году архиепископом Филаретом и получившего общецерковное признание катехизиса , — С. И. Муравьев-Апостол и М. П. Бестужев-Рюмин писали, что « избрание Царей противно воле Божией, ибо один у нас Царь должен быть — Иисус Христос ».
Верующие декабристы находили в христианстве, если не объяснение, то оправдание делу своей жизни. В прощальном письме жене Рылеев писал: « …как спасительно быть христианином! Благодарю моего создателя, что он меня просветил и что я умираю во Христе ». Первый декабрист В. Ф. Раевский , уже в Сибири, подвёл собственный итог : « …Бог видел все… Он труд мой освятил… » Ревностный католик Лунин , одной из причин ухода которого из православия была убеждённость в активном участии именно католической церкви в совершенствовании не только внутреннего мира христианина, но мира внешнего (общественного), в « Письмах из Сибири » в 1836 г. написал о Боге, давшем ему силы не только смириться и терпеть, но и продолжать свою миссию, — « …невидимый хранитель судьбы моей ».
Некоторые образованные и почитающие науку декабристы, испытывая сомнения в вере, пытались сочетать религиозные убеждения с воспринятыми ими философскими и естественнонаучными тенденциями того времени. В качестве приемлемой системы они принимали деизм , признавая и божественность акта сотворения природы, и возможность жить в соответствии с совершенствуемыми человеком законами и открываемыми наукой истинами. Н. С. Бобрищев-Пушкин писал о распространённом в Южном обществе деизме, « несмотря на внешность и обряды, к которым принуждала политика начальства и отечественные постановления » . Католик П. Я. Чаадаев обращался к православному И. Д. Якушкину : « …невозможно, чтобы ты окончательно остался при том малодушном сомнении, дальше которого деизм шагнуть не может. К тому же естественные науки в настоящее время далеко не враждебны религиозным верованиям ».
П. И. Пестель , колебавшийся между верой и неверием и ещё в 1821 году говоривший А. С. Пушкину , что « сердцем я материалист, но разум этому противится », понимал необходимость реорганизации отношений государства и духовного сословия, которое « не должно переставать являть примеры строжайшей добродетели и единственным своим занятием полагать восслание к Всевышнему теплых и благочестивых своих молитв о спасении душ наших », и посвятил этому отдельный раздел « Русской правды » . Из переписки Пестеля с родителями следует, что засомневавшись в начале 1825 г. в успехе дела, он обратился к религии и весной после 5-летнего перерыва исповедался и причастился . Приглашённый напутствовать осуждённого руководителя Южного общества перед казнью пастор Рейнбот рассказывал писателю Н. И. Гречу , что, несмотря на попытки оправдаться и жалобы на несправедливость приговора, Пестель « исполнил обряд с благоговением » .
М. П. Бестужев-Рюмин писал, что при обсуждении конституционного проекта Южного общества было принято единодушное решение о необходимости поддержки в России « господствующей религии » . В итоговом варианте «Русской правды», получившем в 1824 году название « Русская правда или заповедная государственная грамота великого народа российского, служащая заветом для усовершенствования государственного устройства России и содержащая верный наказ как для народа, так и для временного Верховного правления » Пестель сформулировал « Коренные правила в отношении к свободе вероисповеданий и духовных действий »:
- христианская православная грекороссийская вера была признана господствующею верою государства российского;
- все прочие христианские исповедания и все инородные веры дозволялись в России, если они не противоречили российским духовным и политическим законам, правилам нравственности и не нарушали естественных обязанностей человека;
- церковное богослужение определялось как внешняя форма, позволяющая человеку по внутреннему влечению обращаться к Всевышнему и в силу этого почитаться должно церковное богослужение всякой веры;
- собственная (внутренняя) вера или понятие о Боге признавалось личным правом каждого человека, в которое никто не мог вмешиваться, кроме как просвещением и убеждением, а инквизиция в любой форме признавалась недопустимой.В соответствии с этим Пестель распространял программу религиозной реформы только на преобразование православного церковного богослужения, включённого им « в круг государственных предметов ». «Русская правда» определяла белое духовенство как « особое звание, имеющее особые занятия, исполняющее особые должности », признавала его ветвью « чиноначальства » и « самою наипочтеннейшей » частью правительства.
Иное место «Русская правда» отводила черному духовенству. Включив епархии и монастыри в систему государственных учреждений, Пестель счёл, что « монахи не принадлежат к чиноначальству, но составляют особую часть граждан, посвятивших себя жизни особенного рода, правительством дозволенной ».
Протоиерей Иоанн Виноградов, в мае 1825 года назначенный священником церкви Сошествия Святого Духа Императорской академии художеств , во дворе которой вечером 14 декабря спасались бежавшие с Сенатской площади от картечных залпов через Неву, в своих воспоминаниях описал царившую в городе в день мятежа атмосферу неопределённости и общей растерянности . Священник искренне сочувствовал рядовым жертвам восстания: « Несчастные солдаты! Можно сказать — они невинны! Мне самому клялись они (некоторые), что ничего не знали и даже не понимали, куда и на что вели их начальники ». На следующий день он был настолько поражён увиденным на площади, залитой после расстрела кровью, что в записках предпочёл скрыть свой ужас фразой на латыни: « 15 декабря была новая присяга… государю Николаю Павловичу. Сердца успокоились. В это день на Петровской площади видел я sanguinis multa signa и смотрел как щекатурили стену, испещрённую пулями ».
28 ноября дали мы присягу великому князю Константину Павловичу, яко императору… С 28 ноября по 14 декабря продолжалась сия сомнительная страшная тишина. 14 декабря пребудет незабвенным для столичных жителей и для России… Утром рано прислана из консистории повестка о том, чтобы духовные собрались в свои церкви в 9 часов и ждали тут распоряжения светского начальства (Слава ангелу-хранителю России, что о таком распоряжении не знали мятежники!). Смущаемый каким-то мрачным предчувствием, в 5 часов сего злополучного утра, отправился я к нашему президенту [президенту Академии художеств Алексею Николаевичу Оленину ], в надежде узнать, когда он, как начальник нашего заведения, будет в церковь. На берегу Невы, близ Исаакиевского моста, настиг меня унтер-офицер Финляндского полка и под рукою рассказал мне, что ночью офицеры их были собраны генералом Шеншиным и что-то шумели. Не видевши бед подобных, но из истории зная оные, я боялся и молил Промыслителя, да несёт он мимо отечества горести!... Алексей Николаевич поздравил меня с новым государём Николаем, объявив, что цесаревич отрёкся от престола. После сего, поговорив немного, приказал мне в церкви ожидать его… Все служащие в академии, равно как и все воспитанники собрались в церковь в 9 часов и ожидали начальника до половины второго, - его не было: он в числе вельмож остался во дворце, по причине смутности, происшедшей в войске, как после о том узнали. Между тем мы, в сомнении и нетерпеливости, пошли на берег, в надежде узнать, что делается на той стороне? Страшный шум народа на Петровской площади у памятника Петрова, раздающийся во все концы столицы, был ответом нашему печальному любопытству. Переходящие с той стороны на нашу, изъяснялись перед нами разно: например, один говорил: « цесаревич прибыл, народ у Сената кричит, чтоб и жена его Конституция была царицей », другой: « Михаил Павлович поехал в Сенат; народ поздравляет его с царством! ». Так понимала чернь тот обширный замысел, который затевали образованные мятежники!... Шум становился сильнее; вместо прибытия своего г. Оленин прислал приказание идти по квартирам, запереть окна и двери… Вечерело и темнело уже, как дошла до нас печальная весть, что военный генерал-губернатор Михаил Андреевич Милорадович смертельно ранен бунтовщиками, что усовещивали безумцев митрополиты и возвратились без успеха; говорили также, что в толпах сих народов командуют люди странно одетые, что ранили адъютанта Я. Ив. Ростовцева , Фридерихса , Шеншина и проч. и проч. При сих новостях овладели нами слёзы и боязнь. Приближавшаяся темнота страшила всех вящим несчастием и губительством. Рассыпались картечи, и где безумцы!! Их не стало, только площадь, только Галерная улица , стены Сената… обличали их, укоряли их и оставили вечную память о мятеже!»
Г. В. Вернадский писал, что « утром 14 декабря 1825 года члены тайного общества имели нравственную почву под ногами для своего бунта; к полудню почва эта исчезла. Утром они были в собственных глазах герои и мученики за свободу, подобные древним римлянам; вечером они — в собственных глазах — были только мятежники и злодеи » .
По мнению историка В. Д. Юшковского в той или иной степени многие декабристы подвергли себя « осуждению совести » .
Последовавшее возвращение к интенсивной духовной жизни характерно для большинства декабристов, оказавшихся сначала в крепостях, а затем и в ссылке . Они просили прислать и читали Библию и другие религиозные книги.
Лишенные в условиях каторжной тюрьмы Нерчинских заводов возможности ходить в церковь и беседовать с духовником, некоторые из них объединились в религиозную « конгрегацию » во главе с П. С. Бобрищевым-Пушкиным . До 20 членов конгрегации собирались по воскресным дням для чтения и обсуждения Евангелия и других книг Священного писания. Вернувшийся из сибирской ссылки А. Н. Муравьёв в конце 1830-х годов начал упорно работать над переводом Библии на русский язык .
Духовная жизнь и религиозные взгляды отразились в сохранившейся переписке, дневниках, воспоминаниях и произведениях декабристов . Известны богословские работы М. А. Фонвизина « Краткое обозрение пути, ведущего к Богу, и соединение с ним », « Проповедь на текст послания апостола Павла » и другие. В. К. Кюхельбекер оставил « Толкование на молитву Господню ». Среди религиозных мыслей М. С. Лунина в его « Записной книжке » есть и вывод о декабристах: « Можно говорить о заблуждениях и проступках этих апостолов свободы, как Писание говорит о дани, которую отдавали людским слабостям апостолы веры » . По инициативе М. С. Лунина декабристы установили на сопке близ Читы памятный крест на могиле сосланного на каторгу и не вынесшего телесных наказаний участника восстания Семёновского полка .
С. П. Трубецкой, не сетуя на собственные ошибки и судьбу, написал в 1848 году из Сибири: « Я слишком много пережил, чтоб желать чьего-либо оправдания, кроме оправдания Господа нашего Иисуса Христа » .
Собиравший материалы для задуманного произведения о событиях и людях 14 декабря 1825 года Л. Н. Толстой говорил: « Декабристы были люди религиозные, самоотверженные люди. Всё более и более я их уважаю » .
На индивидуальные судьбы и отношение декабристов к церкви оказывали влияние личности священников, сопутствующих им на протяжении всей жизни.
А. П. Беляев , вспоминая священника Морского кадетского корпуса иеромонаха Иова , писал о его благотворном влиянии на воспитанников « одним только божественным словом, с любовию внедряемым в юные сердца » . Формированию христианского образа мыслей Ф. Н. Глинки способствовал законоучитель 1-го Кадетского корпуса архимандрит Михаил .
С. И. Муравьев-Апостол считал, что « русское духовенство всегда было на стороне народа; оно всегда, во времена бедствий нашего отечества, являлось смелым и бескорыстным защитником прав народных ».
31 декабря 1825 года на площади в Василькове священник Черниговского полка Даниил Кейзер , понимавший, чем это грозит и ему, и его семье, прочёл восставшим воззвание С. И. Муравьева-Апостола и М. П. Бестужева-Рюмина , облеченное в форму « Православного катехизиса », начинающийся словами: « Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! ».
А двумя неделями ранее, 14 декабря, Николай отправил на Сенатскую площадь двух церковных иерархов — митрополитов Серафима и Евгения с не услышанными никем увещеваниями к восставшим: « Воины! Успокойтесь… вы против Бога, Церкви и отечества поступили » . Оппонент С. И. Муравьева-Апостола в споре о возможности использования религиозных чувств для привлечения солдат к заговору — И. И. Горбачевский говорил : « ни священники, ни монахи не могут иметь влияния на русского… они пользуются весьма невыгодным для них мнением между нашими соотечественниками. Скажите, можно ли с русскими говорить языком духовных особ, на которых он смотрит с весьма худой стороны? »
Заключенных в Петропавловскую крепость участников восстания навещали направляемые Николаем священники . Сначала это был протоиерей Петропавловского собора Стахий (Колосов) , который в течение двадцати пяти лет до 1809 г. был священником и законоучителем 1-го кадетского корпуса. Образованный и добрый Стахий сочувствовал арестованным . Через некоторое время его заменил официально назначенный духовником священник Казанского собора Пётр Мысловский .
Лютеран навещал пастор церкви св. Анны Фридрих Рейнбот . В воспоминаниях декабристах сохранились в основном доброжелательные отзывы о Мысловском , но некоторые из них подозревали его в служении не только Богу, но и следственной комиссии . Власти интересовались отношением подследственных к церкви. В вопросных пунктах почти каждого декабриста среди первых был вопрос: « Какого вы вероисповедования, ежегодно ли бываете на исповеди и у Святого причастия? » Следствие, с одной стороны, хотело составить социально-духовный портрет участников движения и, с другой стороны, подтолкнуть верующих (в том числе, с помощью тюремных священников) к раскаянию и признательным показаниям. В деле М. И. Муравьева-Апостола приведены его показания: « Каждогодно я бываю на исповеди и у Святых причастиях. По милости Комитета я исполнил сей долг сим Великим Постом — вот что меня заставило открыть все мои преступления все что я знаю на счет тайного общества не щадя никого ». В « Разборе донесения тайной следственной комиссии государю императору в 1826 году » Лунин писал позднее о заключенных в казематах крепости: « Священник тревожил его дух, дабы исторгнуть и огласить исповедь » . Царь счёл служение Мысловского , который « трудами своими, терпением и отличными способностями действовал с успехом на сердца преступников, многих из них склонил к раскаянию и обратил к вере », достойным ордена св. Анны. Тем не менее, для многих декабристов Мысловский стал другом и истинным духовником. С. И. Муравьёв-Апостол в ночь на 13 июля 1826 года писал брату Матвею Ивановичу об истинно христианском попечении « доброго, почтенного отца Петра, общего нашего духовника » и даже лютеранин Пестель перед казнью попросил у него предсмертного благословения. Через день после казни в Петербурге « на Петровской площади был назначен молебен и очистительное молебствие… Мысловский отпустил образ Казанской Божьей матери на молебствие с другим священником, а сам в то же время надел чёрную ризу и отслужил в Казанском соборе панихиду по пяти усопшим » .
Имея в виду позволение Вашего Превосходительства писать в Читу к злополучным чадам моим, с коими соединило меня их несчастие, а с моей стороны христианская и отеческая любовь, я имею честь препроводить при сем не письмо, а целое послание мое к ним. Я заранее уверен, что разговор мой с Читинцами, имеющий целью, дабы поддержать в них дух веры и терпения, по меньшей мере не будет для них отвратен. Смею сказать, что они знают меня всего, и я наоборот насквозь знаю их души и сердца…
…осмеливаюсь убедительнейше просить Ваше Превосходительство препроводить оное по принадлежности.
.
Многие декабристы на годы сохранили добрые отношения с Мысловским. А. О. Корнилович писал ему из Сибири : « обращаюсь к Вам, имея в душе моей искреннее уважение и признательность, оказанные Вами товарищам моим во время нашего заключения… Вы умели отличить добрые их качества и невзирая на опасность… всегда были для них тем, что можно ожидать от служителя Божия ».
В созданный манифестом от 1 июня 1826 г. Верховный уголовный суд вошли три члена Святейшего Синода. Синодальные архиереи — митрополит Серафим, митрополит Евгений , архиепископ Авраам — поддержали смертные приговоры, вынесенные декабристам и только формально отказались от участия в их подписании : « 1826 года июля 5 дня нижеподписавшиеся святейшего Синода члены, слушав в Верховном Уголовном суде следствие о государственных преступниках Пестеле, Рылееве и других их сообщниках, умышлявших на цареубийство и введение в России республиканского правления, и видя собственное их во всем признание и совершенное обличение, согласуемся, что сии государственные преступники достойны жесточайшей казни, а, следовательно, какая будет сентенция, от оной не отрицаемся; но поелику мы духовного чина, то к подписанию сентенции приступить не можем ».
Архиепископ Филарет , который 19 июля 1826 г. совершил в Московском кремле молебен о чудесном избавлении Николая I от гибели , после участия в коронации был произведен в сан митрополита.
Д. И. Завалишину , считавшему, что архиепископ Филарет , как член Синода, тоже участвовал в суде над декабристами, сам священник, уже будучи митрополитом, говорил: « Бог избавил меня от этого несчастья, … так как для человека вполне совестливого быть беспристрастным судьею в этом деле было крайне затруднительно » .
Далеко не все священники оказались « совестливыми » и « беспристрастными »: известный проповедник того времени и законоучитель в учебных заведениях Алексий Иоаннович Малов сравнивал декабристов с « собаками, взбесившимися с жиру » .
От оставленных в живых и отправленных на каторгу и поселение декабристов ждали полного раскаяния в содеянном. В 1834 г. митрополит Филарет писал: « из голов, которые почли себя способными перестроить целый мир, скоро ли может выйти вон вся сия огромная дурь без остатка? Сказывают о некоторых, что смирились и занимаются религиею; слава Богу! Но дух покаяния требует, чтобы они признались не в ошибке и заблуждении, в чём и гордость иногда признаётся, а в безумии и преступлении » .
Синод осуществлял свой надзор за отправленными в Сибирь декабристами через местные епархии и их священнослужителей. Сосланные в каторжные работы и на поселение оказались на территориях двух церковных епархий — Иркутской и Тобольской.
Главным лицом в епархии был архиерей в сане митрополита, архиепископа или епископа . В годы пребывания декабристов во главе епархий были —
в Иркутской :
1814—1830 — Михаил (Матвей Бурдуков) ;
1830—1831 — Ириней (Иван Гаврилович Нестерович) ;
1831—1835 — Мелетий (Михаил Леонтович) ;
1835—1838 — Иннокентий (Илья Александров) ;
1838—1854 — Нил (Николай Федорович Исакович) ;
1854—1856 — Афанасий (Андрей Соколов) ;
1856—1860 — Евсевий (Евфимий Орлинский) ;
в Тобольской :
1823—1825 гг. — Амвросий II (Рождественский-Вещезеров) ;
1829—1831 гг. — Евгений (Казанцев) ;
1831 — Павел III (Морев-Павлов) ;
1832—1842 — Афанасий (Протопопов) ;
1843—1845 — Владимир (Алявдин) ;
1845—1852 — Георгий (Ящуржинский) ;
1852—1856 — Евлампий (Пятницкий) ;
1856—1862 — Феогност (Лебедев) ;
в выделенной в1834 г. из Тобольской епархии Томской :
1834—1841 — Агапит (Семён Вознесенский) ;
1841—1853 — Афанасий (Соколов) ;
1854—1860 — Парфений (Попов) .
Некоторые из них оставили заметный след в биографиях сосланных участников движения.
Архиепископ Ириней , известный своим недоброжелательным отношением к ссыльным декабристам, не мог мириться с авторитетом сосланного в Сибирь (без лишения прав) А. Н. Муравьева и назначенного в 1828 г. городничим в Иркутск. Ириней доносил в Петербург о негласных связях городничего с заключенными, находящимися в Петровском заводе. Свои претензии были и у А. Н. Муравьева , который писал, что владыка « есть гонитель внутреннего истинного христианства, не требуя ни покаяния, ни сердечной молитвы…, но токмо наружное хождение в церковь, поклоны, …одни внешние знаки христианства… Если он долго останется здесь, то истребит самое семя истинной религии ». Рассмотрение взаимных обвинений на высочайшем уровне привело к удалению архиепископа от управления епархией .
Образованный и внимательный к людям Иркутский архиепископ Нил в своих записках написал о декабристах, сосланных в селения Иркутской губернии : « в мое время проживали там, в качестве поселенцев, некоторые лица, которых, около 1826 г., судьба кинула на край света, чтобы искупить грехи молодости своей. Беседа с таковыми была взаимно полезною. Утешая верою и упованием на Господа печальных, в собственном деле находил я утешение, видя, что семя слова сеется не втуне. С другой стороны, и утешаемые, духом терпения своего, не раз давали ощущать, как сила Божия в немощи совершается, и как верно то высокое, в ряду существ, значение человека, которое искони приписывалось ему ».
Воспоминания и сохранившиеся письма современников свидетельствуют о доверительном отношении С. П. Трубецкого, С. Г. Волконского, А. З. Муравьева , А. В. Поджио к архиепископу Нилу . Раевский, Волконский, Трубецкой и другие поддерживали дружеские отношения и со священником Петром Сперанским (племянником М. М. Сперанского ), которого архиепископ Нил назначил в Олонки .
Уважение к декабристам в целом не снимало с главы епархии необходимости наблюдения за церковной жизнью государственных преступников. Когда в 1846 году до архиепископа Нила дошли сведения, что жившие с 1839 года на поселении в Петровском Заводе А. Е. Мозалевский и И. И. Горбачевский « не бывали у исповеди и даже в церкви со времени водворения своего в Завод… и что из уст Горбачевского не раз слышались слова богохульные, обличающие безбожие его », он вменил в заводскому начальству, чтобы « Мозалевский и Горбачевский были обузданы, вразумлены и при содействии тамошних священников расположены к хождению в церковь и к исполнению христианского долга покаяния » .
Миссионер и просветитель архимандрит Макарий , основавший по инициативе архиепископа Тобольского Евгения Алтайскую духовную миссию, после знакомства с декабристами привлек к переводу комментариев иностранных авторов к книгам Священного Писания хорошо владеющих европейскими языками М. А. Фонвизина, П. С. Бобрищева-Пушкина, Н. П. Свистунова .
С уважением относились к В. И. Штейнгелю Тобольские архиереи — архиепископ Г. Ящуржинский и архиепископ Афанасий . Последний на вопрос декабриста « с тех пор как существует Комиссия духовных училищ, приметны ли какие успехи в просвещении? » — доверительно ответил: « Никаких… Да правду-то Вам сказать и просвещать-то боятся » .
Прогрессивно настроенный протоиерей Стефан Знаменский участвовал (при поддержке архиепископа Афанасия ) в открытии И. Д. Якушкиным приходских училищ в Ялуторовске: в 1842 году — для мальчиков, в 1846 году — для девочек. Опыт создания первой в Сибири школы для девочек помог ему при организации аналогичной в Омске, куда он был переведен в 1853 г. Личная дружба связывала Знаменского и с другими декабристами ( И. И. Пущиным , М. И. Муравьевым-Апостолом , Е. П. Оболенским, М. А. Фонвизиным ) , с которыми он переписывался долгие годы. Декабристы по просьбе отца Стефана приняли участие в воспитании его сына — М. С. Знаменского и, заметив в нём талант художника, отправили учиться в Петербург.
В 1852 г. при непосредственном участии декабристов А. М. Муравьева и П. С. Свистунова в приходе церкви Михаила Архангела в Тобольске было открыто училище для девочек, позже преобразованное в женскую гимназию .
Сближению декабристов с приходскими священниками мешали не только боязнь последних вызвать недовольство церковных и гражданских властей, но большое их культурно-образовательное отставание.
В результате официальной ревизии 1847 г. был сделан и представлен в Синод вывод, что духовенство уровнем образования и поступками не соответствует своему сану и назначению .
Настоятель Селенгинского Троицкого монастыря архимандрит Израиль , который посетил Петровский завод во время инспекционной поездки и пытался побудить к декабристов к раскаянию, уехал, убеждённый, что многие из них лучше его разбираются в религиозной догматике . Декабристов, оказавшихся в Читинском остроге , в церковь не водили — на службы в каземат приезжал настоятель Михаил-Архангельской церкви в Чите — Симеон Титов . В 1830 г. при Петровском заводе уже числился собственный священник — Петр Громов , введённый в штат Нерчинского управления « для духовных требований государственных преступников » . Завалишин не увидел в нём « ни простого доброго человека, ни человека образованного и умственно развитого ». Басаргин в «Записках» писал, что: « в России духовенство могло бы оказать величайшие услуги народной нравственности, если действовало бы согласно своему назначению в этом мире. К несчастью, и особенно в Сибири, не так поступает оно и не по тому направлению следует ». Второй священник Ялуторовского собора отец Александр доносил на своего протоиерея Стефана Знаменского , возражая против строительства училища в приходе.
Как об исключении, вспоминал А. П. Беляев о священнике церкви Знаменской слободы отце Петре , ставшим его духовником, что тот « был очень любознателен и развит. Он в течение своей жизни собрал очень порядочную библиотеку и очень любил читать ».
Некоторые из связанных с декабристами священников оказались вовлечены в общественную деятельность. Протоиерей нерчинского Воскресенского собора Константин Стуков , знакомство которого с декабристами повлияло на образ его мыслей, был, наряду с Д. И. Завалишиным , в числе активных критиков проводимой властями политики освоения амурских территорий .
Участь И. В. Поджио, заключённого с 1827 по 1834 годы в одиночной камере Шлиссельбургской крепости, пытался облегчить монах-католик Григорий Шимановский .
Контакты с декабристами-католиками Луниным , Юшневским и другими поддерживали иркутские ксендзы . В 1839 г. в Нерчинском заводе была построена католическая часовня. Ксендз Ганицкий , был в числе тех, кто читал, хранил и переписывал работы Лунина . Ксендз Кирияк Филлипович , которому было разрешено навещать Лунина после его вторичного наказания и отправки в Акатуй, привозил книги, вещи и продукты и был посредником в его нелегальной переписке с Волконскими .
Лютеранина М. К. Кюхельбекера в Баргузине в 1851 г. посещал пастор Буцек .
Связать судьбу декабристов с монастырями попытался уже Николай , который уже в начале следствия заинтересовался возможностью размещения государственных преступников в Соловецком монастыре и распорядился проверить « сколько можно будет в оном поместить арестантов офицерского звания и какое нужно сделать для сего устроение, недорогое, но удобное ». Царь одобрил предложенное игуменом монастыря архимандритом Досифеем переустройство здания бывшей иконописной палаты, но потребовал « дом отделать так, чтоб арестанты сидели не вместе, а поодиночке ». Верховный уголовный суд на заседании 29 июня 1826 г. рассматривал среди возможных мер наказания подследственным 8 — 11 разрядов отправку в монастыри на сроки от 3 до 15 лет. Досифей торопился со строительными работами, но в связи с отправкой декабристов в Сибирь от перспективы использования соловецкой тюрьмы отказались .
Тем не менее, Николай вспомнил о ней, когда решил наказать декабриста А. С. Горожанского , просидевшего без суда четыре года в Петропавловской крепости . Затем его отправили служить в Оренбургский батальон, но за отсутствием раскаяния в 1831 г. заточили в Соловки. В первом полугодовом рапорте в Синод архимандрит Досифей писал, что Горожанский « ведет жизнь смирную, но в преступлениях своих ни в чём не признается. Примечательно в нём помешательство ума ». В состоянии тяжелого психического расстройства декабрист провел в застенках 15 лет и умер 29 июля 1846 г. .
Ф. П. Шаховской , осужденный на 20-летнюю ссылку в Туруханский край, с признаками психического заболевания в марте 1829 г. был переведен в Суздаль в тюрьму для «безумствующих колодников» Спасо-Евфимиевого монастыря . Настоятель монастыря архимандрит Парфений писал в мае 1829 г. владимирскому губернатору, что « государственный преступник находится в сильном помешательстве и не принимает пищи ». 22 мая того же года Шаховской умер и был похоронен на монастырском кладбище.
Также в Туруханский край был сослан Н. С. Бобрищев-Пушкин , куда он прибыл уже в состоянии депрессии . В 1827 г. он написал просьбу о поступлении в монастырь. Решение удовлетворить просьбу (не снимая с него полицейского надзора) принималось лично царем, о чём свидетельствует предписание Синода архиепископу Иркутскому Михаилу , подписанное, в том числе, и митрополитом Московским Филаретом : « По указу его императорского величества Святейший правительствующий Синод … предписать, что, когда означенный государственный преступник Бобрищев-Пушкин препровожден будет в Туруханский Троицкий монастырь, то, испытав его, чрез кого удобнее и надежнее будет, искреннее ли он имеет побуждение и желание к монастырской жизни, содержать его в оном сообразно тем распоряжениям, какие приняты будут от гражданского начальства к наблюдению за ним, Пушкиным, во время пребывания его в монастыре, и о поведении его рапортовать Святейшему Синоду пополугодно » В Троицком монастыре судьба свела находящегося в состоянии тяжелой депрессии декабриста с необразованным и самодурствующим игуменом Аполлосом , который вскоре был обвинен следствием « во взаимной драке с государственным преступником Бобрищевым-Пушкиным », а также в присвоении казенных денег, лишен священства и изгнан из монастыря. По новому решению Синода Н. С. Бобрищев-Пушкин 10 июля 1828 г. был переведен в Спасский монастырь под Енисейском. Настоятель этого монастыря, выпускник Тобольской семинарии архимандрит Ксенофонт с сочувствием относился к государственному преступнику и в своих обязательных донесениях в Синод, скрывал его политические мысли, объясняя особенности его поведения лишь психическим расстройством.
Монастыри стали местом захоронения для некоторых декабристов:
в Москве в Алексеевском монастыре — Ф. Г. Вишневский , П. Н. Свистунов , в Даниловом монастыре — В. М. Голицын , Д. И. Завалишин , в Донском монастыре — член тайного декабристского « Практического союза » В. П. Зубков , М. М. Нарышкин , в Новодевичьем монастыре — П. И. Колошин , А. Н. Муравьев , М. И. Муравьев-Апостол , М. Ф. Орлов , С. П. Трубецкой ;
в Иркутске в Знаменском монастыре — В. А. Бечаснов ;
в Нижнем Новгороде в Крестовоздвиженском монастыре — И. А. Анненков ;
в Петербурге в Александро-Невской лавре — М. Н. Муравьев , в Сергиевой пустыни — Ф. С. Лутковский , Н. Н. Оржицкий ;
в Твери в Жёлтиковом монастыре — Ф. Н. Глинка .
|