Христос и грешница (картина Поленова)
- 1 year ago
- 0
- 0
«Христо́с в пусты́не» — картина русского художника Ивана Крамского (1837—1887), оконченная в 1872 году. Хранится в Государственной Третьяковской галерее в Москве ( инв. 651). Размер картины — 180 × 210 см .
Крамской начал работать над темой искушения Христа в пустыне в 1860-е годы. В 1867 году им был написан первый вариант картины, который не удовлетворил художника, так как на вертикальном холсте не оставалось места для изображения пустыни .
Работу над окончательным вариантом картины Крамской начал в 1871 году, а завершена она была осенью 1872 года. В декабре 1872 года картина была представлена на 2-й выставке Товарищества передвижных художественных выставок («передвижников»), открывшейся в Санкт-Петербурге . Перед началом выставки полотно было приобретено у автора коллекционером Павлом Третьяковым .
«Христос в пустыне» считается «этапным произведением Крамского и значительным явлением всей русской живописи» . Художник рассматривает религиозный сюжет с гуманистической, морально-философской точки зрения и предлагает психологически-жизненную интерпретацию размышлений и переживаний Христа . Таким образом, картину можно рассматривать не только как живописное произведение, но и как «созданный в красках философский трактат» .
Сюжет картины связан с описанным в Новом Завете сорокадневным постом Иисуса Христа в пустыне, куда он удалился после своего крещения , и с искушением Христа дьяволом , которое произошло во время этого поста. По признанию художника, он хотел запечатлеть драматическую ситуацию нравственного выбора, неизбежную в жизни каждого человека .
На картине изображён Христос, сидящий на сером камне, расположенном на возвышенности в такой же серой каменистой пустыне. Крамской использует холодные цвета, чтобы изобразить раннее утро — заря только зачинается. Линия горизонта проходит довольно низко, разделяя картину примерно пополам. В нижней части находится холодная каменистая пустыня, а в верхней части — предрассветное небо, символ света, надежды и будущего преображения . В результате фигура Христа, одетого в красный хитон и тёмно-синий плащ- гиматий , господствует над пространством картины , однако пребывает в гармонии с окружающим суровым ландшафтом . В одинокой фигуре, изображённой среди холодных камней, чувствуется не только горестная задумчивость и усталость, но и «готовность сделать первый шаг на каменистом пути, ведущем к Голгофе » .
Сдержанность в изображении одежды позволяет художнику придать основное значение лицу и рукам Христа, которые создают психологическую убедительность и человечность образа . Крепко сжатые кисти рук находятся практически в самом геометрическом центре холста. Вместе с лицом Христа они представляют собой смысловой и эмоциональный центр композиции, притягивающий к себе внимание зрителя . Сцепленные руки, находящиеся на уровне линии горизонта, «в судорожно-волевом напряжении словно пытаются связать, подобно замковому камню , весь мир — небо и землю — воедино» . Босые ноги Христа изранены от долгого хождения по острым камням .
Картина статична, в ней нет действия, но показаны работа мысли Христа и сила его духа, сохранённая вопреки всем страданиям, которые ему пришлось и ещё придётся пережить . Сам Крамской так рассказывал о своём замысле: «Я хотел нарисовать глубоко думающего человека, но не о потере состояния или какой-нибудь жизненной неудаче, а… не могу определить, но вы понимаете, что я хочу сказать». Христос у Крамского показан высоконравственным, но всё же вполне земным человеком — с ортодоксально-церковной точки зрения такой подход мог быть воспринят как святотатство . Крамской писал: «Я вижу ясно, что есть один момент в жизни каждого человека, мало-мальски созданного по образу и подобию Божию, когда на него находит раздумье — пойти ли направо или налево, взять ли за Господа Бога рубль или не уступать ни шагу злу» . Художник вспоминал, что на вопросы, которые задавали ему зрители: «Это не Христос, почему вы знаете, что он был такой?», — он «позволял себе дерзко отвечать, что ведь и настоящего, живого Христа не узнали» .
Пейзажный фон картины нельзя назвать нейтральным, так как пространство пустыни играет значительную роль в смысловой структуре полотна — «это активное пластическое пространство, целенаправленно лишённое многословия». Для его построения художник использовал приглушённую цветовую гамму, составленную из серых, серебристых и лиловых цветов. Такая комбинация создаёт впечатление «вибрирующей, мерцающей формы в лучах розовеющего неба». Хотя отдельные детали пейзажа выглядят довольно натуралистично, в целом он создаёт ирреальное впечатление . В результате пустыня воспринимается в виде «леденящего пространства, где нет и не может быть никакой жизни» .
Как и в других картинах, отличительной чертой техники Крамского была тонкая законченность — до такой степени, что некоторые даже считали её чрезмерной или излишней . Рама для картины была изготовлена в Санкт-Петербурге по специальному заказу художника — она также содержит часть смысловой нагрузки и дополняет образное содержание полотна : «Углы её перехвачены и скреплены верёвкой, образующей крестообразные петли. Это по-своему ассоциируется с идеей обречённости» .
Тема искушения Христа заинтересовала Крамского ещё в начале 1860-х годов, когда он учился в Академии художеств и увлекался творчеством Александра Иванова . Помимо знаменитой картины Иванова « Явление Христа народу », большое впечатление на Крамского также произвела экспонировавшаяся осенью 1863 года картина Николая Ге « Тайная вечеря » . В конце зимы 1863—1864 года в квартире Крамского на Васильевском острове побывал девятнадцатилетний Илья Репин — он видел в мастерской художника голову Христа, вылепленную из глины, а также похожую голову, написанную на холсте. Крамской рассказывал Репину о глубокой драме жизни Христа, об его искушении в пустыне и о том, что подобное искушение часто бывает у обычных людей ; при этом Репин был поражён тем, что Крамской «говорил о нём [Христе] как о близком человеке» . Один из этюдов того периода, «Голова Христа» (1863, холст, масло, 55,5 × 41,5 см), в настоящее время хранится в Музее изобразительных искусств Республики Карелия в Петрозаводске .
В 1867 году Крамским был написан первый вариант картины, изображающей Христа . Известно, что для этой картины ему позировал конкретный человек — крестьянин Строганов из слободы Выползово Переславского уезда Владимирской губернии . Однако этот вариант не удовлетворил художника, поскольку Крамской посчитал ошибочным решение использовать вытянутый по вертикали формат холста, который практически весь был занят сидящей фигурой Христа, в результате чего не оставалось места для изображения каменистой пустыни . Первый вариант картины экспонировался на посмертной выставке Крамского, проходившей в 1887 году в Санкт-Петербурге; его местонахождение в настоящее время неизвестно .
В конце 1869 года Крамской посетил ряд европейских музеев, сначала в Германии, а затем в Вене , Антверпене и Париже , знакомясь с искусством старых и новых мастеров, но при этом находясь в поисках «своего» Христа . Из творений великих мастеров прошлого ему особенно понравилось полотно Тициана « Динарий кесаря », выставленное в Галерее старых мастеров в Дрездене . Тем не менее во время этой поездки Крамскому так и не удалось найти тот образ Христа, «который мог бы захватить душу современного русского человека» .
По свидетельству художника Ильи Репина , в период работы над образом Христа Крамской «штудировал все мало-мальски подходящие лица, которые встречал в натуре, особенно одного молодого охотника-помещика, которого он написал потом с ружьём и в охотничьем костюме» — по всей видимости, Репин имел в виду картину «Охотник на тяге» (1871, другие варианты названия — «На тяге» и «В ожидании зверя»), которая экспонировалась на 1-й Передвижной выставке, открывшейся в Петербурге в конце 1871 года (в настоящее время это полотно хранится в Национальном художественном музее Белоруссии ) . В пользу этой версии говорит и то, что телосложение охотника и тип его головы — с удлинённым овалом лица и открытым лбом — весьма похожи на образ Христа, изображённый художником на картине 1872 года .
По-видимому, Крамской начал писать основной вариант картины «Христос в пустыне» в ноябре 1871 года: об этом свидетельствует его фраза «Начинаю Христа» из письма к художнику Фёдору Васильеву , датированного восьмым ноября . Незадолго до этого он ездил в Крым , где, в частности, побывал в Бахчисарае и Чуфут-Кале , чтобы пережить чувство, испытываемое человеком на пустынных горных возвышенностях . Полагают, что именно там, в Крыму, Крамской написал единственный живописный эскиз картины «Христос в пустыне» (бумага на картоне, масло, 18,5 × 26,2 см , ГТГ , инв. Ж-998) . Впрочем, сомнения и неуверенность не оставляли Крамского в течение нескольких месяцев — в письме к Фёдору Васильеву от 15 марта 1872 года он отмечал: «Чудное дело, а страшно за такой сюжет приниматься; не знаю, что будет» . Тем не менее художник продолжал работу над картиной — делал карандашные наброски и, кроме этого, написал живописный этюд «Голова Христа» (1872), ныне хранящийся в Латвийском национальном художественном музее в Риге .
Крамской продолжил писать картину летом 1872 года под Лугой , где он поселился вместе с художниками Иваном Шишкиным и Константином Савицким . В своих письмах художники указывали адрес следующим образом: «по Варшавской железной дороге , станция Серебрянка, усадьба госпожи Снарской»; в одном из писем Фёдору Васильеву Крамской обмолвился, что Серебрянка находилась в девяти верстах от усадьбы. Исследования краеведов показали, что усадьба , принадлежавшая Марии Николаевне Снарской (урождённой Вансович), находилась на берегу Ильжинского (ныне Ильжовского) озера, в сельце Среднее Ильжо (ныне в составе деревни Ильжо ) .
Крамской пробыл под Лугой три месяца, с конца июня до конца сентября 1872 года, продолжая свою работу над картиной «Христос в пустыне» . Художник Илья Репин вспоминал, что Савицкий рассказывал ему о том, «что, страдая в то время удушьем, он часто не мог спать по ночам, иногда до рассвета, и бывал невольным свидетелем того, как Крамской, едва забрезжит утро, в одном белье пробирается тихонько в туфлях к своему Христу и, забыв обо всём, работает до самого вечера, просто до упаду иногда» . Крамской сообщал Фёдору Васильеву: «До последних чисел сентября просидел я на Серебрянке и приехал в Петербург. „Христа“ не кончил» . Но вскоре работа над картиной подошла к концу — 10 октября 1872 года он написал Васильеву: «Да, дорогой мой, кончил или почти кончил „Христа“. И потащат его на всенародный суд, и все слюнявые мартышки будут тыкать пальцем в него и критику свою разводить…» Работе над образом Христа было отдано много сил: по словам Крамского, «вот уже пять лет неотступно он стоял передо мною; я должен был написать его, чтобы отделаться» .
Нравственные искания и душевные муки художника лучше всего раскрывают его собственные строки в письме Фёдору Васильеву (октябрь 1872) года:
«На утре, усталый, измученный, исстрадавшийся, сидит один между камнями, печальными, холодными камнями; руки судорожно и крепко, крепко сжаты, пальцы впились, ноги поранены, и голова опущена. Крепко задумался, давно молчит, так давно, что губы как будто запеклись, глаза не замечают предметов, и только время от времени брови шевелятся, повинуясь законам мускульного движения. Ничего он не чувствует, что холодно немножко, не чувствует, что у него все члены уже как будто окоченели от продолжительного и неподвижного сиденья. Нигде и ничего не шевельнётся, только у горизонта чёрные облака плывут от востока да несколько волосков по воздуху стоят горизонтально от ветерка. И он всё думает, всё думает. Страшно станет. Сколько раз плакал я перед этой фигурой! Ну что ж после этого? Разве можно это написать? И Вы спрашиваете себя, и справедливо спрашиваете: могу ли я написать Христа? Нет, дорогой мой, не могу, и не мог написать, а всё-таки писал, и всё писал до той поры, пока не вставил в раму, до тех пор писал, пока его и другие не увидели, — словом, совершил, быть может, профанацию, но не мог не писать. Должен был написать. Уж как хотите, не мог я обойтись без этого. Я могу сказать, что писал его слезами и кровью»
Картина была представлена на 2-й выставке Товарищества передвижных художественных выставок («передвижников»), открывшейся в Петербурге в конце декабря 1872 года. Полотно, которое было выставлено в глубине последнего зала, произвело большое впечатление на посетителей выставки . Сам Крамской вспоминал: «Картина моя расколола зрителей на огромное число разноречивых мнений. По правде сказать, нет трёх человек, согласных между собой. Но никто не говорит ничего важного. А ведь „Христос в пустыне“ — это моя первая вещь, над которой я работал серьёзно, писал слезами и кровью… она глубоко выстрадана мною… она — итог многолетних исканий…»
Один из очевидцев, историк и публицист Константин Кавелин , в статье «О задачах искусства» (1878) так описывал впечатления от картины Крамского: «Перед этим лицом, измученным глубокой и скорбной думой, перед этими руками, сжатыми великим страданием, я остановился и долго стоял в немом благоговении; я точно ощущал многие бессонные ночи, проведенные Спасителем во внутренней борьбе…» Но в то время, когда он «в умилении и трепете» восхищался образом Христа, кто-то рядом с ним воскликнул: «Что это за Спаситель! Это какой-то нигилист! Непонятно, как такую картину позволили выставить! Это кощунство, насмешка над святыней!» По словам Кавелина, негативный отклик заставил его поразмышлять о том, как одно и то же произведение может одному зрителю подарить «минуту невыразимого восторга и счастья», а в другом возбудить негодование .
Ещё до начала выставки у Крамского было несколько предложений от желающих приобрести картину — в частности, от Козьмы Солдатёнкова и от Академии художеств. Но первым, кому он назвал свою цену — 6000 рублей, был Павел Третьяков , который тут же приехал в Петербург и купил картину для своей коллекции, которая впоследствии составила основу Третьяковской галереи . В письме к художнику Фёдору Васильеву Крамской писал: «Приехал Третьяков, покупает у меня картину, торгуется и есть с чего! Я его огорошил, можете себе представить: за одну фигуру вдруг с него требуют не более не менее, как шесть тысяч рублей. Как это Вам кажется? А? Есть от чего рехнуться… Вот он и завопил! А все-таки не отходит» . По словам самого́ Третьякова, картина «Христос в пустыне» (или «Спаситель» Крамского, как он её называл) была одной из его любимых картин. По его признанию, «„Спаситель“ Крамского мне очень нравился и теперь также нравится, почему я и спешил приобрести его, но многим он не очень-то нравится, а некоторым и вовсе. <…> По-моему, это самая лучшая картина в нашей школе за последнее время — может быть, ошибаюсь» .
В начале 1873 года Совет Академии художеств принял решение присудить Крамскому звание профессора за картину «Христос в пустыне». Узнав об этом, Крамской написал письмо, где он отказывался от этого звания, желая оставаться независимым от Академии . В связи с тем, что картины 2-й Передвижной выставки не были показаны в Москве, некоторые из них были включены в московскую часть 3-й выставки, открывшейся 2 апреля 1874 года . Среди них было и полотно «Христос в пустыне», которое экспонировалось под названием «Спаситель в пустыне» . В 1878 году картина была в составе российской экспозиции на Всемирной выставке в Париже , куда были отправлены многие известные полотна из Третьяковской галереи и других собраний . Крамской лично посетил эту выставку, выехав в Париж в октябре 1878 года . За картины «Христос в пустыне», «Портрет писателя Л. Н. Толстого » и другие ему была присуждена золотая медаль выставки (по другим данным, он получил медаль III степени ).
Ещё до начала 2-й Передвижной выставки, в письме Фёдору Васильеву от 1 декабря 1872 года, Крамской сообщал о своих будущих планах: «Надо написать ещё „Христа“, непременно надо, то есть не собственно его, а ту толпу, которая хохочет во всё горло, всеми силами своих громадных животных лёгких» . Претворяя идею в жизнь, через пять лет после окончания работы над «Христом в пустыне» Крамской начал работу над другим монументальным полотном, продолжающим тему жизни Христа, — «Хохот», также известным под названиями «Радуйся, царю иудейский» или «Христос во дворе Пилата» . На нём должно было быть изображено поругание Христа после суда Понтия Пилата и последовавшего за ним бичевания . По замыслу художника, это было гигантское полотно (холст, масло, 373 × 501 см ), и он работал над ним пять лет, с 1877 по 1882 год, но так и не закончил. Неоконченное полотно хранится в настоящее время в Государственном Русском музее в Санкт-Петербурге ( инв. Ж-5724) .
Картины «Христос в пустыне» и «Хохот» рассматриваются как составные части «Евангельского цикла» Крамского . Полагают, что в процессе их создания большое влияние на художника оказало творчество Александра Иванова , и прежде всего его масштабное полотно « Явление Христа народу » .
Критик Владимир Стасов писал в очерке о творчестве Крамского, что в 1872 году художник создал «своего „Христа в пустыне“, превосходную картину, полную сердечности и некоторого элегического настроения: она носила на себе следы глубокого изучения Иванова и горячих симпатий к его новому направлению» . Стасову, однако, не нравилось отсутствие действия в картине: по его выражению, Христос сидит и «надумывается», а о чём и зачем, и «на что кому бы то ни было нужно это нерешительное и смутное надумывание, вместо настоящего „дела“, фактов, деяний — этого никто не объяснит» .
Писатель Иван Гончаров отмечал, что в картине «художник глубоко уводит вас в свою творческую бездну, где вы постепенно разгадываете, что он сам думал, когда писал это лицо, измученное постом, многотрудной молитвой, выстрадавшее, омывшее слезами и муками грехи мира — но добывшее себе силу на подвиг». Продолжая обсуждение образа Христа, Гончаров писал: «Вся фигура как будто немного уменьшилась против натуральной величины, сжалась — не от голода, жажды и непогоды, а от внутренней, нечеловеческой работы над своей мыслью и волей — в борьбе сил духа и плоти — и, наконец, в добытом и готовом одолении. Здесь нет праздничного, геройского, победительного величия — будущая судьба мира и всего живущего кроется в этом убогом маленьком существе, в нищем виде, под рубищем — в смиренной простоте, неразлучной с истинным величием и силой» .
Писатель и критик Всеволод Гаршин высоко оценивал созданный художником образ Христа. В письме Крамскому от 14 февраля 1878 года он писал, что черты лица Христа его «сразу поразили, как выражение громадной нравственной силы, ненависти ко злу, совершенной решимости бороться с ним». Гаршин отмечал, что страдание теперь не касается Христа — «оно так мало, так ничтожно в сравнении с тем, что у него теперь в груди, что и мысль о нём не приходит Иисусу в голову» .
Высоко ценил картину Крамского и Лев Толстой — в письме Павлу Третьякову от 14 (или 15) июля 1894 года он отмечал, что Христос Крамского — «это лучший Христос, которого я знаю» , а в письме от 16 июля того же года писал: «Ведь если есть какое-нибудь оправдание всем тем огромным трудам людей, которые сосредоточены в виде картин в Вашей галерее, то это оправдание только в таких картинах, как Христос Крамского и картины Ге …» Да и сам Третьяков в письме Льву Толстому от 12 июля 1894 года отмечал: «Более всех для меня понятен „Христос в пустыне“ Крамского. Я считаю эту картину крупным произведением и очень радуюсь, что это сделал русский художник…»
Встречались и отрицательные отзывы — например, художник и критик, лидер объединения « Мир искусства » Александр Бенуа считал образ Христа в исполнении Крамского неудачным, полагая, что «сам Крамской в точности не знал, зачем он взялся за эту тему, каково вообще его душевное отношение к Христу» , а писатель Пётр Гнедич отмечал, что «в общем картина холодна и мало согрета внутренним чувством», поскольку, как он считал, рассудочность Крамского помешала ему «непосредственно и искренно отнестись к сюжету» .
По утверждению историка древнерусского искусства Георгия Вагнера , «Христос в пустыне» — «центральное полотно во всей Третьяковской галерее» . Искусствовед отмечал, что увлёкший Крамского образ Христа — это «никакой не миф», «не религиозная модернизация революционно-демократических идей эпохи разночинного движения , а глубоко внутреннее движение необыкновенно чуткого художника, наделённого даром божественного озарения» . Вагнер писал, что «в основе содержания картины „Христос в пустыне“ лежит не надуманная идея выбора пути („куда пойти“), и ещё менее — борьба божественности с дьяволом, а мучительные усилия Христа осознать в себе единство Божественного и Человеческого » .
По словам искусствоведа Григория Стернина , «Христос в пустыне» Крамского — это «не столько картина, сколько созданный в красках философский трактат», толкованию которого «посвящено больше страниц, чем характеристике любого другого произведения новой русской живописи», за исключением, быть может, только « Явления Христа народу » Александра Иванова . По мнению Стернина, этот факт достаточно выразительно характеризует «место картины Крамского в загадках русского художественного сознания второй половины XIX века» .
Композицию картины подверг критическому анализу советский и российский теоретик искусства Сергей Даниэль . Он писал, что Христос в картине Крамского «воспринимается как живое изваяние среди мёртвых скал; тем самым изображение реализует словесную метафору : „окаменел в раздумье“. Выразителен весь силуэт, и лицо с глубоко запавшими глазницами, и сплетённые кисти рук. И всё же что-то смущает в картине, что-то не даёт видеть её как завершённое целое. Натуралистический эффект освещения, источник которого вынесен за раму? И то, и другое и ещё что-то». Далее Даниэль писал, что основными препятствиями зрительного восприятия являются натурализм и отсутствие структурированного пространства «фигуры и фона», в результате чего мы видим не картину, а фрагмент с изображением « натурщика в случайном кадре пейзажа», написанного по фотографиям, сделанным в Крыму. Впрочем, этот недостаток типичен для большинства картин русских «передвижников» того времени (о чём сам неоднократно писал Крамской). «В таком качестве картина может быть уподоблена художественному фотоснимку или кинопробе, но в любом случае — части какого-то целого, моменту его развёртывания» .
Большое значение картины «Христос в пустыне» в истории русской живописи признаётся и зарубежными исследователями .