Золотая медаль имени Низами Гянджеви
- 1 year ago
- 0
- 0
Абу́ Муха́ммед Илья́с ибн Юсуф , известный под псевдонимом Низами́ Гянджеви́ ( перс. نظامی گنجوی , курд. Nîzamî Gencewî, نیزامی گهنجهوی ; около 1141 , Гянджа , Государство Ильдегизидов (в н. в. — город в Азербайджане ) — около 1209 , там же) — классик персидской поэзии , один из крупнейших поэтов средневекового Востока , крупнейший поэт- романтик в персидской эпической литературе, привнёсший в персидскую эпическую поэзию разговорную речь и реалистический стиль.
Используя темы из традиционного устного народного творчества и письменных исторических хроник , Низами своими поэмами объединил доисламский и исламский Иран . Героико-романтическая поэзия Низами на протяжении последующих веков продолжала оказывать воздействие на весь персоговорящий мир и вдохновляла пытавшихся подражать ему молодых поэтов, писателей и драматургов на протяжении многих последующих поколений не только в самой Персии , но и по всему региону, включая культуры таких современных стран, как Азербайджан , Армения , Афганистан , Грузия , Индия , Иран , Пакистан , Таджикистан , Турция , Туркменистан , Узбекистан . Его творчество оказало влияние на таких великих поэтов, как Хафиз Ширази , Джалаладдин Руми и Саади . Его пять маснави (больших поэм ) («Хамсе») раскрывают и исследуют разнообразные темы из различных областей знаний и снискали огромную славу, на что указывает большое число сохранившихся списков его произведений. Герои его поэм — , , — до сих пор остаются общеизвестными как во всём исламском мире, так и в других странах.
1991 год был объявлен ЮНЕСКО годом Низами в честь 850-летия поэта .
С 1135/1136 по 1225 годы частями исторических областей Азербайджан (ныне большей частью Иранский Азербайджан ) и Арран в качестве Великих Атабеков Сельджукских султанов Персидского Ирака правила династия Ильдегизидов . Эта династия была основана Шамсом ад-Дином Ильдегизом , по происхождению кипчаком (половцем), вольноотпущенным гулямом (солдатом-рабом) сельджукского султана Персидского Ирака (Западного Ирана). Ильдегизиды являлись атабеками Азербайджана (то есть регентами наследников престола сельджукских султанов), по мере развала сельджукской империи, с 1181 года стали местными правителями и оставались таковыми до 1225 года, когда их территория, ранее уже захваченная грузинами , была завоевана Джалал-ад-Дином . Шамс ад-Дин Ильдегиз, вероятно, добился контроля над частью Азербайджана только в 1153 году, после смерти Касс Бег Арслана, последнего фаворита султана (1133—1152) .
В соседнем с Азербайджаном и Арраном Ширване располагалось Государство Ширваншахов , которым правила династия Кесранидов . Хотя династия имела арабское происхождение, к XI веку Кесраниды были и заявляли, что являются потомками древнеперсидских сасанидских царей .
Ко времени рождения Низами прошло уже столетие с момента вторжения в Иран и Закавказье тюрок-сельджуков. По мнению французского историка Рене Груссе , сельджукские султаны, сами будучи туркоманами , став султанами Персии, не подвергли тюркизации Персию, а наоборот, они «добровольно стали персами и подобно древним великим сасанидским царям защищали иранское население» от набегов кочевников и спасли иранскую культуру от туркоманской угрозы .
В последней четверти XII века , когда Низами начинал работать над поэмами, которые вошли в книгу « Хамсе » («Пятерица»), верховная власть сельджуков переживала упадок, а политические волнения и социальное беспокойство нарастали. Тем не менее, персидская культура переживала расцвет именно тогда, когда политическая власть была скорее рассеяна, чем централизована, a персидский язык оставался основным языком. Это относилось и к Гяндже , кавказскому городу — отдалённому персидскому аванпосту , где жил Низами, городу, который в то время имел преимущественно иранское население , о чём свидетельствует также современник Низами армянский историк Киракос Гандзакеци (около 1200—1271) , который также как и Низами Гянджеви ( Низами из Гянджи ) был жителем Гянджи. В Средние века армяне всех ираноязычных называли «парсик» — персами, что отражено в переводе того же отрывка на английский язык . Анонимный хронист начала XIII века среди населения города упоминает две группы — «христиане» и «персы» . При жизни Низами Гянджа была одним из центров иранской культуры, о чём свидетельствуют собранные только в одной антологии персидской поэзии XIII века « Нузхат аль-Маджалис » стихотворения 24 персидских поэтов, живших и творивших в Гяндже в XI—XII веках . Среди ираноязычного населения Гянджи XI—XII веков были также и курды , значительному присутствию которых в городе и его окрестностях способствовало правление представителей династии Шеддадидов , имеющей курдское происхождение. Именно привилегированным положением курдов в Гяндже некоторые исследователи объясняют переезд отца Низами из Кума и поселение родителей Низами в Гяндже, так как мать Низами была курдянкой .
Персидский историк Хамдаллах Казвини , живший примерно через сто лет после Низами, описал «полную сокровищ» Гянджу в Арране, как один из самых богатых и процветающих городов Ирана .
Азербайджан, Арран и Ширван явились тогда новым центром персидской культуры после Хорасана . В «хорасанском» стиле персидской поэзии специалисты выделяют западную — «азербайджанскую» школу, которую иначе называют «тебризской» или «ширванской» , как склонную к усложнённой метафоричности и философичности, к использованию образов, взятых из христианской традиции. Низами считается одним из виднейших представителей этой западной школы персидской поэзии .
О жизни Низами известно мало, единственным источником информации о нём являются его произведения, в которых также не содержится достаточного количества надёжной информации о его личной жизни , в результате чего его имя окружено множеством легенд, которые ещё более украсили его последующие биографы .
Личное имя поэта — Ильяс , его отца звали Юсуф , деда Заки ; после рождения сына Мухаммада имя последнего также вошло в полное имя поэта, которое таким образом стало звучать: Абу Мухаммад Ильяс ибн Юсуф ибн Заки Муайяд , а в качестве литературного псевдонима (« лакаб ») он выбрал имя « Низами » , которое некоторые авторы средневековых «тазкират» (тадхират, тадкират) , то есть «биографий», объясняют тем, что ремесло вышивания было делом его семьи, от которого Низами отказался, чтобы писать поэтические произведения, над которыми он трудился с терпеливостью вышивальщика . Его официальное имя — Низам ад-Дин Абу Мухаммад Ильяс ибн Юсуф ибн Заки ибн Муайяд . Ян Рыпка приводит ещё одну форму его официального имени Хаким Джамал ад-Дин Абу Мухаммад Ильяс ибн Юсуф ибн Заки ибн Муайяд Низами .
По вероисповеданию Низами был суннитом .
Точная дата рождения Низами неизвестна. Известно только, что Низами родился между 1140 — 1146 (535—540) годами . Биографы Низами и некоторые современные исследователи расходятся на шесть лет относительно точной даты его рождения (535-40/1141-6) . По сложившейся традиции, годом рождения Низами принято считать 1141 год , который официально признан ЮНЕСКО . На этот год указывает сам Низами в поэме «Хосров и Ширин», где в главе «В оправдание сочинения этой книги» говорится:
Мой знаешь гороскоп? В нём — лев, но я сын персти ,
И если я и лев, я только лев из шерсти ,
И мне ли на врага, его губя, идти?
Я лев, который смог лишь на себя идти!
(пер. К. Липскерова )
Из этих строк следует, что поэт родился «под знаком» Льва . В той же главе он указывает, что в начале работы над поэмой ему было сорок лет, а он начал её в 575 году хиджры . Получается, что Низами родился в 535 году хиджры (то есть в 1141 году). В тот год солнце находилось в созвездии Льва с 17 по 22 августа, из чего следует, что Низами Гянджеви родился между 17 и 22 августа 1141 года .
Вопрос о месте рождения поэта долгое время вызывал споры. Хаджи Лютф Али Бей в биографическом сочинении «Атешкида» ( XVIII век ) таковым называет Кум в Центральном Иране , ссылаясь на стихи Низами из «Искандер-намэ»:
Хотя я затерян в море Гянджи, словно жемчужина,
Но я из Кухистана
В Тафрише есть деревня, и свою славу
Низами стал искать оттуда.
Большинство средневековых биографов Низами (Ауфи Садид-ад-дин в XIII в., Доулатшах Самарканди в XV в. и другие) указывают как место рождения Низами Гянджу — город, в котором он жил и умер. Академик Е. Э. Бертельс отметил, что в лучшей и старейшей из известных ему рукописей Низами также не упоминается про Кум . В настоящее время существует устоявшееся мнение, принятое академическими авторами, согласно которому отец Низами происходил из Кума , тогда как сам Низами родился в Гяндже, и упоминание в некоторых его произведениях о том, что он появился на свет в Куме — результат искажения текста . В период жизни Низами Гянджа находилась в составе Сельджукской империи , просуществовавшей с 1077 по 1307 годы. Тафриш , упомянутый в вышеприведённом отрывке из «Искандер-намэ», являлся крупным центром зороастрийской религии и находится в 222 км от Тегерана, Центральный Иран.
Низами родился в городе , и вся его жизнь прошла в условиях городской среды, притом в атмосфере господства персидской культуры, так как его родная Гянджа в то время имела ещё иранское население , и, хотя о его жизни известно мало, считается, что всю жизнь он провёл, не покидая Закавказья . Скудные данные о его жизни можно найти только в его произведениях .
Отец Низами, Юсуф ибн Заки, мигрировавший в Гянджу из Кума (Центральный Иран, как указывает Дж. Мейсами), возможно был чиновником . Мать, Ра’иса, имела иранское происхождение , по словам самого Низами, была курдянкой , вероятно, дочерью вождя курдского племени , и, по некоторым предположениям, была связана с курдской династией Шеддадидов , правившей Гянджой до атабеков.
Родители поэта рано умерли . После смерти отца Ильяса воспитывала мать, а после смерти последней — брат матери Ходжа Умар .
Доулатшах Самарканди ( 1438 — 1491 ) в своем трактате « » («Записке о стихотворцах») (окончен в 1487 году ) упоминает брата Низами по имени Кивами Мутарризи, который также был поэтом.
Низами был по стандартам своего времени блестяще образован . Тогда предполагалось, что поэты должны быть хорошо сведущи во многих дисциплинах. Однако, и при таких требованиях к поэтам Низами выделялся своей ученостью: его поэмы свидетельствуют не только о его прекрасном знании арабской и персидской литератур, устной и письменной традиций, но и математики , астрономии , астрологии , алхимии , медицины , ботаники , богословия , толкований Корана , исламского права , христианства , иудаизма , иранских мифов и легенд , истории , этики , философии , эзотерики , музыки и изобразительного искусства .
Хотя Низами часто называют «Хаким» (мудрец) , он не был философом, как Аль-Фараби , Авиценна и Сухраварди , или толкователем теории суфизма, как Ибн Араби или Абдурраззак аль-Кашани . Тем не менее, его считают философом и гностиком, хорошо владевшим различными областями исламской философской мысли, которые он объединял и обобщал образом, напоминающим традиции более поздних мудрецов, таких как Кутбуддин аш-Ширази и , которые будучи специалистами в различных областях знаний, предприняли попытку объединить различные традиции в философии, гносисе и теологии .
О жизни Низами сохранилось мало информации, но точно известно, что он не был придворным поэтом, так как опасался, что в такой роли утратит честность, и хотел прежде всего свободы творчества . Вместе с тем, следуя традиции, свои произведения Низами посвящал правителям из различных династий. Так, поэму « Лейли и Меджнун » Низами посвятил Ширваншахам , а поэму « Семь красавиц » — сопернику Ильдегизидов — одному из атабеков Мараги (Ахмадилидов) Ала ал-Дину .
Низами, как указывалось, жил в Гяндже. Он был женат трижды . Первая и любимая жена, рабыня- половчанка Афак (которой он посвятил много стихов), «величавая обликом, прекрасная, разумная», была подарена ему правителем Дербента Дара Музаффарр ад-Дином примерно в 1170 году. Низами, освободив Афак, женился на ней. Около 1174 г. у них родился сын, которого назвали Мухаммед. В 1178 или 1179 году, когда Низами заканчивал поэму «Хосров и Ширин», его жена Афак умерла. Две другие жены Низами также умерли преждевременно, притом, что смерть каждой из жён совпадала с завершением Низами новой эпической поэмы, в связи с чем поэт сказал:
Боже, почему за каждую поэму я должен пожертвовать женой!
Низами жил в эпоху политической нестабильности и интенсивной интеллектуальной активности, что отражено в его поэмах и стихах. Ничего не известно о его взаимоотношениях с его покровителями, как и не известны точные даты, когда были написаны его отдельные произведения, так как многое является плодом фантазий его биографов, которые жили позже него . При жизни Низами удостаивался почестей и пользовался уважением. Сохранилось предание о том, что атабек тщетно приглашал Низами ко двору, но получил отказ, однако считая поэта святым человеком, подарил Низами пять тысяч динаров, а позже передал ему во владение 14 деревень .
Сведения о дате его смерти так же противоречивы, как и свидетельства о дате его рождения. Средневековые биографы указывают различные данные, расходясь в определении года смерти Низами примерно на 37 лет (575—613/1180—1217). Сейчас точно известно лишь то, что Низами умер в XIII веке . Датировка смерти Низами 605 годом хиджры (1208/ 1209 год ) основана на арабской надписи из Гянджи, опубликованной Бертельсом . Другое мнение основано на тексте поэмы «Искандер-наме». Кто-то из близких Низами лиц, возможно, его сын, описал смерть поэта и включил эти строки во вторую книгу об Искандере, в главу, посвящённую смерти античных философов — Платона , Сократа , Аристотеля . В этом описании указан возраст автора по мусульманскому календарю, что соответствует дате смерти в 598 году хиджры (1201/1202 годы) :
Шестьдесят было лет и три года ему,
И шесть месяцев сверх, — и ушёл он во тьму,
Всё сказав о мужах, озарявших своими
Поученьями всех, он ушёл вслед за ними .
(пер. К. Липскерова)
Культура Персии эпохи Низами знаменита благодаря традиции, имеющей глубокие корни, великолепию и роскоши. В доисламские времена она развила чрезвычайно богатые и безошибочные средства выражения в музыке, архитектуре и в литературе, хотя Иран, её центр, был постоянно подвержен набегам вторгавшихся армий и иммигрантов, эта традиция была в состоянии вобрать в себя, трансформировать и полностью преодолеть проникновение инородного элемента. Александр Великий был только одним из многих завоевателей, кто был пленён персидским образом жизни . Низами был типичным продуктом иранской культуры. Он создал мост между исламским и доисламским Ираном, а также между Ираном и всем древним миром . Хотя Низами Гянджеви жил на Кавказе — на периферии Персии, в своем творчестве он продемонстрировал центростремительную тенденцию, которая проявляется во всей персидской литературе, как с точки зрения единства её языка и содержания, так и в смысле гражданского единства, и в поэме «Семь красавиц» написал, что Иран — «сердце мира» (в русском переводе «душа мира») :
- Вся вселенная — лишь тело, а Иран — душа.
- Говорю об этом смело, правдою дыша.
- Дух земли — Иран. И ныне — внемли каждый слух:
- Пусть прекрасно тело мира — выше тела дух.
- (перевод В. Державина)
Оригинальный текст (перс.)همه عالم تن است و ایران دل
- نیست گوینده زین قیاس خجل
- چونکه ایران دل زمین باشد
- دل ز تن به بود یقین باشد
По мнению профессора Челковского, «любимым занятием Низами было чтение монументального эпоса Фирдоуси Шахнаме („Книга царей“)» . Хотя на творчество Низами влияние оказали и другие персидские поэты, такие как Катран Тебризи , Санаи , Фахраддин Гургани и историк Ат-Табари , творчество Фирдоуси для Низами было источником вдохновения и материалом для создания поэмы «Искандер-наме». Низами постоянно ссылается на «Шахнаме» в своих произведениях, особенно в прологе «Искандер-наме». Можно считать, что он всегда восхищался произведением Фирдоуси и, поставив себе в жизни цель — написать героический эпос, равный поэме Фирдоуси «Шахнаме», использовал поэму «Шахнаме», как источник для создания трёх эпических поэм — «Семь красавиц», «Хосров и Ширин» и «Искандер-наме» . Низами назвал Фирдоуси «хакимом» — «мудрецом», «даанаа» — «знающим» и большим мастером ораторского искусства, «который украсил слова, подобно новобрачной». Он советовал сыну Ширваншаха прочесть «Шахнаме» и запомнить значимые высказывания мудреца . Однако, согласно Е. Э. Бертельсу, «Низами считает свои стихи выше творений Фирдоуси», «Он собирается „палас“ переделать в „шёлк“, „серебро“ превратить в „золото“» .
Большое влияние на Низами оказало творчество персидского поэта XI века Фахраддина Гургани . Позаимствовав большинство своих сюжетов у другого великого персидского поэта Фирдоуси, основу для своего искусства написания поэзии, образность речи и композиционную технику Низами взял у Гургани. Это заметно в поэме «Хосров и Ширин», и особенно в сцене спора влюблённых, которая имитирует главную сцену из поэмы Гургани «Вис и Рамин». Кроме того, поэма Низами написана тем же метром (хазадж), которым написана поэма Гургани. Влиянием Гургани на Низами можно также объяснить увлеченность последнего астрологией .
Своё первое монументальное произведение Низами написал под воздействием поэмы персидского поэта Санаи «Сад истин» («Хадикат аль-Хакикат») .
Низами писал поэтические произведения, но они отличаются драматичностью. Сюжет его романтических поэм тщательно построен так, чтобы усилить психологическую сложность повествования. Его герои живут под давлением действия и должны срочно принимать решения, чтобы познать самих себя и других . Он рисует психологические портреты своих героев, раскрывая богатство и сложность человеческой души, когда они сталкиваются с сильной и несокрушимой любовью .
С одинаковым мастерством и глубиной Низами изобразил как простых людей, так и царственных особ. С особым теплом Низами изобразил ремесленников и мастеровых. Низами нарисовал образы художников, скульпторов, архитекторов и музыкантов, которые часто становились ключевыми образами в его поэмах . Низами был мастером жанра романтического эпоса. В своих чувственно-эротических стихах Низами объясняет, что заставляет человеческие существа вести себя так, как они, раскрывая их безрассудность и величие, их борьбу, страсти и трагедии . Для Низами правда составляла суть поэзии. На основании такого подхода Низами обрушивал свой гнев на придворных поэтов, которые продавали свой талант за земное вознаграждение. В творчестве Низами искал вселенской справедливости и пытался защитить бедных и смиренных людей, а также исследовать невоздержанность и произвол сильных мира сего. Низами предупреждал людей о преходящей природе жизни . Размышляя о судьбе людей и будучи гуманистом, Низами в поэме «Искандер-наме» предпринял попытку изобразить совершенное общество — утопию .
Низами был поэтом- мистиком , однако в творчестве Низами невозможно отделить мистическое от эротики, духовное от светского . Его мистицизм с характерным для того символизмом основывается на сути суфийской концепции . Вместе с тем, известно, что официально Низами не был принят в какой-либо суфийский орден . Более вероятно, что Низами представлял аскетический мистицизм, схожий с мистицизмом Газали и Аттара , к которому склонность поэта к независимым суждениям и поступкам добавила более различимые особенности . В поэзии Низами отразились суфийские традиции, символы и образы. Так, в поэме « Сокровищница тайн » Низами, чьё творческое наследие является общепризнанным хранилищем иранских мифов и легенд, проиллюстрировал то, как образ розы ( гол или гул ) воспринимался в представлениях людей средневековой Персии . В исламской традиции роза ассоциируется с Пророком Мухаммедом , что выражается множеством способов в религиозных текстах и художественном творчестве . Для распространения в Иране этой традиции существовали предпосылки в доисламской культуре и религии, в которой с каждым божеством ассоциировался определённый цветок. Культура цветов в Иране всегда была тесно связана с культивацией персидского сада. Средневековый персидский сад в форме четырёхчастного архитектурного сада ( чагарбаг ) был прямым производным древнеперсидского « райского сада » ( парадаиза ) Ахеменидских царей , который составлял часть имперской дворцовой системы. Даже распространение ислама в Иране не оказало негативного влияния на культуру персидского сада . Розы, которые выращивались в Иране с древности , являлись обязательной составляющей средневекового персидского сада. В средневековой персо-исламской культуре, и в поэзии в частности, которая является самым тонким выражением персидского творческого гения, образ розы применялся как средство передачи различных идей. Роза считалась царственным цветком и символом красоты. Символизм розы в персидской культуре уходит своими корнями в доисламскую эпоху, когда цветок розы ассоциировался с зороастрийским божеством Даэной , одним из женских . Роза стала особенно сильным символом в мистической традиции, начиная с XII в., пропитав персидскую религиозную мысль и литературную культуру . Как и многие персидские поэты-мистики ( Руми , Аттаром , Саади ) Низами использовал образ розы, как символическое описание божественности . В образном строе персидской поэзии любовь соловья к розе символизировала стремление души мистика к божественному . Так, Руми утверждал, что аромат розы является намеком на тайну божественной действительности, которая лежит в основе всех вещей , и убеждал мистиков отказаться от своей плотской сущности, чтобы стать подобным аромату розы и направлять других в божественный Розовый сад . Руми объясняет аромат розы, как символизирующий «дыхание разума и здравомыслия» . Следуя этой традиции, Низами раскрыл мистический символизм розы в состязании двух придворных врачей в поэме «Сокровищница тайн». Хотя рассказанная Низами притча указывает на силу психологического внушения, мистическая природа аромата розы служит в качестве метафоры, как в поэме Низами, так и в классических текстах средневековой персидской поэзии .
Низами хорошо знал исламскую космологию , и эти знания он претворил в своей поэзии. Согласно исламской космологии [ источник не указан 3996 дней ] Земля располагалась в центре в окружении семи планет: Луны , Меркурия , Венеры , Солнца , Марса , Юпитера и Сатурна , считавшихся представителями Бога , которые своим движением воздействуют на живых существ и события на Земле [ источник не указан 3996 дней ] . Так, описывая рождение Бахрама и построение его гороскопа мудрецами и звездочетами в поэме «Семь красавиц», Низами, который хорошо разбирался в астрологии , предрек черты характера и судьбу Бахрама:
Поднялась в ту ночь к Плеядам месяца глава,
Апогей звезды Бахрама был в созвездье Льва.
Утарид блеснул под утро в знаке Близнецов,
А Кейван от Водолея отогнал врагов.
( пер. Вл. Державина )
Низами был твёрдо уверен, что единство мира можно воспринять посредством арифметики, геометрии и музыки. Он также знал нумерологию и считал, что числа являются ключом от взаимосвязанной вселенной, так как посредством чисел множество становится единством , а диссонанс — гармонией . В поэме «Лейли и Меджнун» он приводит абджадию (нумерологическое значение) своего имени — Низами ( перс. نظامی = 50+900+1+40+10), называя число 1001:
Мне «Низами» прозвание дано,
Имен в нем тыща и ещё одно.
Обозначенье этих букв благих
Надежней стен гранитных крепостных.
( Перевод Т. Стрешневой )
Язык поэм и стихов Низами отличается необычностью. Низами писал на персидском языке , подняв его на новую высоту благодаря использованию аллегорий, притч и многозначных слов . Он ввёл новые и прозрачные развёрнутые метафоры и образы , создал неологизмы . Низами использует различные стилистические фигуры ( гипербола , анафора ), повторы ( мукаррар ), аллюзию , сложные слова и образы, которые объединяет с различными элементами повествования для увеличения силы их воздействия . Стиль Низами также отличается тем, что он избегает употребления обычных слов для описания действий, эмоций и поведения своих героев . Другой особенностью Низами является создание афоризмов. Так, в поэме «Лейли и Меджнун» Низами создал стиль, который отдельные авторы назвали «стилем эпиграмм», а многие из созданных Низами афоризмов стали пословицами . Низами использует в своей поэзии разговорную речь. Его язык богат идиомами, стилистически прост, особенно в диалогах и монологах . Сам Низами назвал свой стиль « гариб », что переводится, как «редкий, новый». Себя же он называл «волшебником слов» и «зеркалом незримого» .
По мнению Е. Э. Бертельса Низами по вероисповеданию был мусульманином-суннитом , а также питал отвращение к крайним шиитам , карматам и исмаилитам . В поддержку последнего он приводит следующие строки Низами :
До наших дней сохранилась только небольшая часть лирической поэзии Низами, в основном это касыды ( оды ) и газели (лирические стихи). Сохранившийся лирический «Диван» Низами составляет 6 касыд, 116 газелей, 2 кит’а и 30 рубаи . Однако, по словам средневековых биографов Низами, это лишь небольшая часть его лирики. Небольшое число его рубаи (четверостиший) сохранились в антологии персидской поэзии Нузхат ол-Маджалис , составленной персидским поэтом XIII в. Джамалом ал-Дином Халилом Ширвани , однако впервые описанной только в 1932 г .
Основными произведениями Низами являются , объединённых общим названием «Пандж Гандж», что переводится с персидского как «Пять драгоценностей», более известных как «Пятерица» (от «хамсе» — персидского произношения арабского слова «хамиса» — «пять»).
Все пять поэм написаны в стихотворной форме маснави ( двустиший ), а общее количество двустиший составляет 30 000 . Поэма «Сокровищница тайн» состоит из 2260 маснави , написанных в метре «сари» (- ᴗ ᴗ — / — ᴗ ᴗ — / — ᴗ -). Поэма «Хосров и Ширин» состоит из примерно 6500 маснави , написанных в метре «хазадж» (ᴗ — — -). Поэма «Лейли и Меджнун» состоит из 4600 маснави в метре «хазадж». «Семь красавиц» насчитывает около 5130 маснави в метре «кафиф» (-ᴗ--/ᴗ-ᴗ-/ᴗᴗ-). «Искандер-наме», состоящая из двух частей, в общей сложности содержит около 10 500 маснави в метре «мотагареб» (◡ − − / ◡ − − / ◡ − − / ◡ −) , которым написана поэма Фирдоуси «Шах-намэ» .
Первая из поэм — «Сокровищница тайн» — была написана под влиянием монументальной поэмы Санаи (умер в 1131 г.) «Сад правды» . В основе поэм «Хосров и Ширин», «Семь красавиц» и «Искандер-наме» лежат средневековые рыцарские истории. Герои поэм Низами Хосров и Ширин, Бахрам-и Гур и Александр Великий, которые появляются в отдельных эпизодах в поэме « Шахнаме » Фирдоуси , в поэмах Низами помещены в центр сюжета и стали главными героями трёх его поэм. Поэма «Лейли и Меджнун» написана на основе арабских легенд. Во всех пяти поэмах Низами значительно переработал материал использованных источников.
В поэмах Низами содержатся уникальные данные, которые сохранились до наших дней именно благодаря его описаниям. Так, например, одним из предметов очарования «Хамсе» являются детальные описания музыкантов, что сделало поэмы Низами главным источником современных знаний о персидском музыкальном творчестве и музыкальных инструментах XII века . Несмотря на интерес Низами к обычным людям, поэт не отрицал институт монархической формы правления и считал, что он является интегральной, духовной и священной частью персидского образа жизни .
Поэма «Сокровищница тайн» раскрывает эзотерические , философские и теологические темы и написана в русле суфийской традиции, в связи с чем служила образцом для всех поэтов, впоследствии писавших в этом жанре. Поэма разделена на двадцать речей-притч, каждая из которых является отдельным трактатом, посвященным религиозным и этическим темам. Каждая глава завершается апострофой (обращением) к самому поэту, содержащей его литературный псевдоним . Содержание стихов указывается в заглавии каждой главы и написано в типичном гомилетическом стиле . Истории, которые обсуждают духовные и практические вопросы, проповедуют справедливость царей, исключение лицемерия, предупреждают о суетности этого мира и необходимости готовиться к жизни после смерти. Низами проповедует идеальный образ жизни, привлекая внимание к своему читателю людей высшего социального положения среди творений Божьих, а также пишет о том, что человек должен думать о своем духовном предназначении . В нескольких главах Низами обращается к обязанностям царей, но в целом он скорее обращается ко всему человечеству , чем к своему царственному покровителю. Написанная в высоко риторическом стиле поэма «Сокровищница тайн» не является романтической эпической поэмой, её цель — переступить ограничения придворной светской литературы . Этим произведением Низами продолжил направление, которое открыл в персидской поэзии Санаи и которое было продолжено многими персидскими поэтами, ведущим среди которых является Аттар .
Поэма «Хосров и Ширин» — первый шедевр Низами. При её написании Низами испытал влияние поэмы Фахраддина Гургани «Вис и Рамин» . Поэма «Хосров и Ширин» стала поворотной точкой не только для Низами, но и для всей персидской поэзии . Более того, её считают первой поэмой в персидской литературе , достигшей полного структурного и артистического единства . Это также суфийское произведение, аллегорически изображающее стремление души к Богу; но чувства изображены настолько живо, что неподготовленный читатель даже не замечает аллегории, воспринимая поэму как романтическое любовное произведение. В основе сюжета поэмы лежит правдивая история, и герои являются историческими личностями. Низами утверждал, что источником для него послужила рукопись, хранившаяся в Барде . История жизни Хосрова II Парвиза (590—628 гг.) была описана в исторических документах и подробно рассказана в эпико-исторической поэме Фирдоуси « Шахнаме ». Однако о событиях, связанных с восхождением на престол Хосрова II Парвиза и годами его правления, Низами упоминает лишь кратко . В своей поэме Низами рассказывает о трагической любви Хосрова, сасанидского царевича, затем шаха Ирана , и прекрасной армянской принцессы Ширин, племянницы (дочь брата) Шемиры (звали Мехин Бану) — могучей правительницы христианского Аррана вплоть до Армении , где они проводили лето. За этим сюжетом скрыта история души, погрязшей в грехах, которые не дают ей, при всем желании, соединиться с Богом.
Поэма « Лейли и Меджнун » разрабатывает сюжет старинной арабской легенды о несчастной любви юноши Кайса, прозванного «Меджнун» («Безумец»), к красавице Лейли. Поэма была написана по заказу ширваншаха Ахситана I . В поэме 4600 строф. Эта поэма считается самым известным персидским изложением сказания о Лейли и Меджнуне . Эта романтическая поэма относится к жанру «удри» (иначе «одри»). Сюжет поэм этого жанра прост и вращается вокруг безответной любви. Герои удри являются полувымышленными-полуисторическими персонажами, и их поступки похожи на поступки персонажей других романтических поэм этого жанра . Низами персифицировал арабскую-бедуинскую легенду, представив героев в качестве персидских аристократов. Он также перенёс развитие сюжета в городскую среду и добавил несколько персидских мотивов, украсив повествование также описаниями природы . В основе сюжета поэмы легенда о трагической любви поэта Кайса и его двоюродной сестры Лейлы, но существует и общий смысл поэмы — безграничная любовь, находящая выход лишь в высокой поэзии и ведущая к духовному слиянию любящих. Поэма была опубликована в различных странах в различных версиях текста. Однако иранский учёный Хасан Вахид Дастджерди в 1934 г. осуществил публикацию критического издания поэмы, составив её текст из 66 глав и 3657 строф, опустив 1007 куплетов, определив их как более поздние интерполяции , хотя он допускал, что некоторые из них могли быть добавлены самим Низами .
В 1959 году по поэме был снят фильм-балет « Лейли и Меджнун » в постановке балетмейстера Гафара Валамат-Заде и балетной труппы Таджикского ордена Ленина театра оперы и балета им. С. Айни .
Название поэмы « Хафт пейкар » дословно можно перевести как «семь портретов», также возможно перевести как «семь принцесс». Поэма известна и под названием «Хафт гундбад» — «семь куполов» , что отображает метафорическое значение названия. Сюжет каждой из семи новелл — любовное переживание, причём, в соответствии с переходом от чёрного цвета к белому, грубая чувственность сменяется духовно просветлённой любовью.
Сюжет поэмы основан на событиях персидской истории и легенде о Бахраме Гуре (Бахрам V), сасанидском шахе, отец которого, Йездигерд I , двадцать лет оставался бездетным и заимел сына только после того, как обратился к Ахура Мазде с мольбами дать ему ребёнка. После долгожданного рождения Бахрама по совету мудрецов его отправляют на воспитание к арабскому царю Номану. По приказу Номана был построен прекрасный новый дворец — Карнак. Однажды в одной из комнат дворца Бахрам находит портреты семи принцесс из семи разных стран, в которых он влюбляется . После смерти отца Бахрам возвращается в Персию и восходит на престол. Став царем, Бахрам предпринимает поиски семи принцесс и, отыскав их, женится на них.
Вторая тематическая линия поэмы — превращение Бахрама Гура из легкомысленного царевича в справедливого и умного правителя, борющегося с произволом и насилием. Пока взошедший на престол Бахрам был занят своими женами, один из его министров захватил власть в стране. Неожиданно Бахрам обнаруживает, что в делах его царства царит беспорядок, казна пуста, а соседние правители собираются на него напасть. Расследовав деяния министра, Бахрам приходит к выводу, что тот виновен в бедах, постигших царство. Он приговаривает злодея-министра к смертной казни и восстанавливает справедливость и порядок в своей стране. После этого Бахрам приказывает превратить семь дворцов своих жён в семь зороастрийских храмов для поклонения Богу, а сам Бахрам отправляется на охоту и исчезает в глубокой пещере. Пытаясь найти дикого осла (gūr), Бахрам находит свою могилу (gūr) .
Низами считал поэму «Искандер-наме» итогом своего творчества, по сравнению с другими поэмами « Хамсе » она отличается некоторой философской усложнённостью. Поэма является творческой переработкой Низами различных сюжетов и легенд об Искандере — Александре Македонском , образ которого Низами расположил в центре поэмы. С самого начала Александр Македонский выступает как идеальный государь, воюющий только во имя защиты справедливости. Поэма состоит из двух формально независимых частей, написанных рифмованными куплетами и согласно метру «мотакареб» ( аруз ), которым написана поэма « Шахнаме »: «Шараф-наме» («Книга славы») и «Икбал-наме» или иначе «Кераб-наме» («Книга судьбы»). «Шараф-наме» описывает (на основе восточных легенд) жизнь и подвиги Искандера. «Икбал-наме» композиционно делится на два больших раздела, которые можно озаглавить как «Искандер-мудрец» и «Искандер-пророк» .
Долгое время вызывало сомнения время создания поэмы и очерёдность её расположения внутри сборника «Хамсе». Однако в начале «Шараф-наме» Низами сказал, что ко времени написания тех строк уже он создал «три жемчужины» перед тем, как начать «новый орнамент», что подтвердило время создания. Кроме того, Низами оплакивает смерть Ширваншаха Аксатана, которому Низами посвятил поэму «Лейли и Маджнун», и адресует свои наставления его преемнику. Ко времени завершения поэмы власть династии Ширваншахов в Гяндже ослабла, поэтому Низами посвятил поэму малеку Ахара Носрат-аль-Дин Бискин бин Мохаммаду, которого Низами упоминает во введении к «Шараф-наме» .
Основные эпизоды легенды об Александре, которые известны в мусульманской традиции, собраны в «Шараф-наме» . В «Икбал-наме» Александр — бесспорный властитель мира, показан уже не как воин, но как мудрец и пророк . Не менее существенную часть составляют притчи, не имеющие прямого отношения к истории Александра. В завершение Низами рассказывает о конце жизни Александра и обстоятельствах смерти каждого из семи мудрецов. В этой части добавлена интерполяция о смерти самого Низами . В то время как «Шараф-наме» относится к традиции персидской эпической поэзии, в «Икбал-наме» Низами продемонстрировал свои таланты дидактического поэта, рассказчика анекдотов и миниатюриста .
Доулатшах Самарканди назвал Низами самым изысканным писателем эпохи, в которую он жил. А Хафиз Ширази посвятил ему строки, в которых пишет о том, что «все сокровища прошедших дней не могут сравниться со сладостью песен Низами» .
Труды Низами оказали громадное влияние на дальнейшее развитие восточной и мировой литературы вплоть до XX века. Известны десятки назире (поэтических «ответов») и подражаний поэмам Низами, создававшихся начиная с XIII века и принадлежащих в том числе Алишеру Навои , индоперсидскому поэту Амиру Хосрову Дехлеви и др. Многие поэты в последующие века имитировали творчество Низами, даже если они не могли сравнятся с ним и, конечно, не смогли превзойти его, — персы, турки, индусы, если назвать только наиболее важных. Персидский учёный Хекмет перечислил не менее сорока персидских и тридцати турецких версий поэмы «Лейли и Маджнун» .
Творчество Низами оказало большое влияние на дальнейшее развитие персидской литературы. Не только каждая из его поэм, но и в целом все пять поэм Хамсе как единое целое стали образцом, которому подражали и с которым соперничали персидские поэты в последующие века .
Поэмы Низами предоставили персидскому искусству миниатюры обилие творческого материала, вместе с поэмой Фирдоуси « Шахнаме » став наиболее иллюстрированными среди произведений персидской литературы .
С сюжетами произведений Низами тюркоязычные читатели ознакомились ещё в средние века по подражаниям его поэмам и своеобразным поэтическим ответам тюркоязычных поэтов. Творчество Низами Гянджеви оказывало влияние и на творчество классиков азербайджанской литературы .
Первые переводы произведений Низами на западноевропейские языки стали осуществляться, начиная с XIX века. В 1920-30-х годах русские переводчики и исследователи перевели отдельные фрагменты из поэм «Семь красавиц», «Лейли и Меджнун» и «Хосров и Ширин» . Перевод всех сочинений Низами с персидского на азербайджанский осуществлен в Азербайджане . Первую попытку критического издания поэм Низами предпринял Хасан Вахид Дастджерди, осуществив издание поэм в Тегеране в 1934—1939 гг . Одним из лучших изданий произведений Низами является издание поэмы «Семь красавиц», которое было осуществлено Хельмутом Риттером и Яном Рыпкой в 1934 г. (Prague, printed Istanbul, 1934) на основании пятнадцати рукописей с текстами поэмы и изданной в Бомбее в 1265 г. литографии . Это одно из немногих изданий классического персидского текста, в котором применена строгая текстово-критическая методология .
И. В. Гёте создал свой «Западно-восточный диван» под влиянием персидской поэзии. В «Комментариях и эссе относительно Западно-восточного дивана» («Noten und Abhandlungen zum West-östlichen Divan») Гёте отдал дань уважения Низами в числе таких персидских поэтов, как Фирдоуси, Анвари, Руми, Саади и Джами, однако наибольшее влияние на Гёте при создании «Западно-восточного дивана» оказала поэзия Хафиза и его «Диван» . В самом же сборнике «Западно-восточный диван» Гёте обращается к Низами и упоминает героев его поэм :
Мука любви без любовных отрад, —
Это Ширин и Ферхад.
В мир друг для друга пришли, —
Это Меджнун и Лейли.
Пер. с немецкого В. Левика
В «Истории Государства Российского» Н. М. Карамзина Низами назван «персидским стихотворцем XII века», о нём упоминается в связи с рассказом о походе руссов в поэме «Искандер-наме» . «Одним из славнейших эпических поэтов Персии» называет Низами в труде «О древних походах руссов на Восток» историк-востоковед В. В. Григорьев. По его мнению, Низами «был учёнейшим и славнейшим мужем своего времени» . Г. Спасский-Автономов, командированный в Тегеран для изучения персидского языка, свидетельствует, что «между поэтов персидские критики выше всех славят Низами». Г. Спасский-Автономов пишет, что Низами «был суфа — то есть мистик». Свой особый интерес к творчеству Низами он объясняет тем, что в Персии поэтов Саади , Фирдоуси и Анвари называют пророками, а Низами — богом среди поэтов .
По мнению авторов « The Encyclopedia Americana », хотя в начале XX в. имя и творчество Низами не было широко известно на Западе, в Персии он считается одним из классиков персидской литературы, среди которых он, возможно, второй после Фирдоуси . В начале XX в. Низами в Персии почитался одним из семи великих персидских поэтов .
В Иране творчество Низами до сих пор пользуется большой популярностью. У иранцев с древности существует традиция декламации поэтических произведений , что можно регулярно услышать по радио, наблюдать по телевидению, в литературных обществах, даже в чайных и в повседневной речи. Существует специальный конкурс по декламации поэзии, который называется «Муша-арех». Творчество Низами, его живое слово служит источником и символом этой древней традиции .
Сюжет поэмы «Семь красавиц» («Хафт пейкар») Низами послужил основой для написания оперы Джакомо Пуччини « Турандот », первое представление которой состоялось 25 апреля 1926 года в Милане ( Италия ), что является иллюстрацией длительной известности Низами, проникающей за пределы персидской литературы .
Азербайджанские композиторы неоднократно обращались к творчеству и к образу Низами, как, например, Узеир Гаджибеков (вокальные миниатюры на слова Низами « Сенсиз » («Без тебя») и « » («Возлюбленная»)), Ниязи (камерная опера «Хосров и Ширин», 1942), Фикрет Амиров (симфония «Низами», 1947), Афрасияб Бадалбейли (опера « Низами », 1948). Советский композитор Кара Караев дважды обращался к сюжету «Семи красавиц»: вначале им была написана одноимённая симфоническая сюита ( 1949 ), а потом, в 1952 году — балет « Семь красавиц », принесший композитору мировую славу. Художественный фильм Азербайджанской студии « Лейли и Меджнун » был снят (1961) на основе одноимённых произведений Низами и Физули . Пять фильмов азербайджанских кинематографистов были посвящены Низами, в их числе художественный фильм « Низами » (1982) с Муслимом Магомаевым в главной роли. В 1940 году Мехти Гусейн написал пьесу «Низами», впервые поставленную 16 августа 1942 года на сцене Азербайджанского драматического театра в Баку по случаю 800-летия Низами Гянджеви. Режиссёром-постановщиком спектакля был Адиль Искендеров , композитор — Сеид Рустамов , постановщик танцев — Лейла Бадирбейли . Роль Низами играл Рза Афганлы . В 1943 году спектакль был показан в различных постановках театрами Гянджи (в то время Кировабад), Нахичевани и Шеки .
Культурная идентичность Низами стала предметом разногласий с 40-х годов XX века, когда в СССР произошёл идеологически и политически мотивированный пересмотр национально - культурной принадлежности поэта, приуроченный к празднованию 800-летия со дня его рождения.
Виктор Шнирельман отмечает, что до 40-х годов XX века культурная идентичность Низами не дискутировалась — его признавали персидским поэтом ; однако после 1940 года на территории СССР Низами стал на официальном уровне считаться азербайджанским поэтом .
В результате политической кампании ряд советских исследователей в конце 1930-х заявили об азербайджанской идентичности Низами. В статье БСЭ 1939 года под редакцией Агафангела Крымского Низами представлен как азербайджанский поэт и мыслитель . Аналогичного мнения о национальности Низами придерживался также известный советский востоковед Евгений Бертельс . «Окончательный вердикт» в решении вопроса о национальной идентичности Низами вынес в СССР Иосиф Сталин , заявив о несомненной принадлежности поэта к азербайджанцам. После 1940 года все советские исследователи и энциклопедии уже единодушно признавали Низами азербайджанским поэтом . После распада СССР часть постсоветских источников остаются на той же позиции , однако некоторые российские учёные вновь говорят о персидской идентичности Низами .
Азербайджанские исследователи Низами полагают, что в стихах поэта присутствуют примеры тюркского самосознания . Азербайджанский автор Рамазан Кафарлы полагает, что Низами писал не по-тюркски, а по-персидски, так как « на Востоке можно было бы скорее прославиться и распространить свои воззрения в различных странах посредством персидского и арабского языков » . Турецкая « Исламская энциклопедия » отмечая принадлежность персидской литературе, по этническому же происхождению считает тюрком по отцу и курдом по матери .
В свою очередь, иранские исследователи приводят аналогичные примеры персидского самосознания в стихах Низами и отмечают, что в его стихах «тюрк» или «индус» не национальности, а поэтические символы .
В настоящее время за пределами бывшего СССР в большинстве академических трудов (в том числе и турецких авторов ) и авторитетных энциклопедий « Британника », « Лярусс », « Ираника », « Брокгауз » и пр. Низами признаётся персидским поэтом.
Ряд американских специалистов по новейшей истории считает, что Низами — пример синтеза тюркской и персидской культур и пример вклада Азербайджана в такой синтез , эта точка зрения подвергается критике как следующая советским идеологическим воззрениям .
Ряд российских и иностранных исследователей утверждает, что «азербайджанизация» Низами в СССР в 40-х годах XX века была политически мотивированной государственной акцией .
В 1981 и 1991 годах в СССР были выпущены юбилейные почтовые марки с символическим изображением Низами и надписью, гласящей, что Низами — «азербайджанский поэт и мыслитель».
Специалист по персидской литературе Ребекка Гулд отмечает, что в большинстве книг о персидской литературе, опубликованных в Азербайджане, значение персидских поэтов, родившихся на территории Кавказа, в том числе Низами Гянджеви, сводится к проекту повышения этнического престижа. «Национализация» классических персидских поэтов в ряде республик СССР, вписывающаяся в советское время в общую политику национального строительства, в постсоветских государствах стала предметом псевдонауки, уделяющей внимание исключительно этническим корням средневековых деятелей, и политических спекуляций .
ЮНЕСКО, признав годом рождения Низами 1141 год, 1991 год объявила годом Низами в честь 850-летия поэта. В честь 850-летия со дня рождения Низами в 1991 году международные конгрессы, посвященные Низами, прошли в Вашингтоне, Лос-Анджелесе, Лондоне и Табризе .
В 1940 году Газанфар Халыков пишет портрет Низами Гянджеви , который хранится в Музее азербайджанской литературы , носящем имя поэта .
В 1940 году азербайджанский писатель Мехти Гусейн написал пьесу «Низами», где воссоздал образ великого поэта Востока .
В 1947 году в Гяндже был воздвигнут мавзолей поэта (на месте древнего, к тому времени разрушенного).
В 1948 году азербайджанским писателем Мамед Саидом Ордубади был написан исторический роман « Меч и перо », посвящённый Низами Гянджеви.
В 1993 году Банк Азербайджанской Республики выпустил банкноту достоинством 500 манат с символическим портретом Низами Гянджеви.
В Гяндже ( 1946 ) и Баку ( 1949 , скульптор обоих монументов — Фуад Абдурахманов ) и других городах Азербайджана есть многочисленные памятники Низами, его именем названы улицы, районы, населённые пункты, учебные заведения и др.:
Памятники Низами были установлены: в России — в городах Дербент , Чебоксары , Санкт-Петербург и Москва (у посольства Азербайджана ); в Ташкенте перед ТГПУ имени Низами ; в Кишинёве .
20 апреля 2012 года в Риме в парке Вилла Боргезе состоялось открытие памятника Низами , на котором первая леди Азербайджана Мехрибан Алиева и заведующая международным отделом городской мэрии Рима Серена Форни торжественно сняли белое покрывало с монумента .
В начале декабря 2012 года по случаю 20-летия установления дипломатических отношений между Китаем и Азербайджаном памятник Низами Гянджеви был установлен в одном из центральных парков Пекина — . Скульптор — Юань Сикунь .
Именем Низами были названы на Меркурии и астероид .
Имя поэта носят Ташкентский государственный педагогический университет в столице Узбекистана , в Берлине , село Низами в Араратской области Армении и др.
30 сентября 2012 года в г. Гянджа был создан Международный центр Низами Гянджеви . Один из сопредседателей — директор Новой Александрийской библиотеки , бывший первый вице-президент Всемирного банка Исмаил Серагельдин . Центр изучает наследие поэта, ценности, которые он прививал своим творчеством, ведёт просветительную работу, распространяя знания о деятельности и творчестве Низами .
13 марта 2014 г. в Государственном Эрмитаже состоялся вечер памяти о научной конференции, посвященной 800-летию Низами, проведенной Эрмитажем в блокадном Ленинграде в октябре 1941 года .
16 мая 2014 года Милли Меджлис Азербайджана на пленарном заседании внес изменения в Закон Азербайджанской Республики «Об учреждении орденов и медалей Азербайджанской Республики», предусматривающие учреждение Золотой медали имени Низами Гянджеви .
В январе 2021 года президент Азербайджанской Республики Ильхам Алиев подписал распоряжение об объявлении 2021 года в Азербайджане Годом Низами Гянджеви .
В сентябре 2021 года в Харькове , Украина состоялось открытие памятника Низами Гянджеви .
«Nizami’s strong character, his social sensibility, and his poetic genius fused with his rich Persian cultural heritage to create a new standard of literary achievement. Using themes from the oral tradition and written historical records, his poems unite pre-Islamic and Islamic Iran»
{{
cite encyclopedia
}}
: Википедия:Обслуживание CS1 (множественные имена: editors list) (
ссылка
)
UNESCO recognised the 1141 date as his birth date and declared 1991 the year of Niẓāmī.
ATĀBAKĀN-E ĀḎARBĀYJĀN, an influential family of military slave origin, also called Ildegozids, ruled parts of Arrān and Azerbaijan from about 530/1135-36 to 622/1225; as «Great Atābaks» (atābakān-e aʿẓam) of the Saljuq sultans of Persian Iraq (western Iran), they effectively controlled the sultans from 555/1160 to 587/1181; in their third phase they were again local rulers in Arrān and Azerbaijan until the territories which had not already been lost to the Georgians, were seized by Jalāl-al-dīn Ḵᵛārazmšāh in 622/1225.
Īldegoz… He also sought to secure his position on the edges of the declining Saljuq empire by gaining control over parts of Azerbaijan; he probably gained clear control over it only after the death of Masʿūd’s last favorite, Ḵāṣṣ Beg Arslān b. Palangarī in 548/1153, who had been given a position in that area as well.
We can also discern the progressive Persianisation of this originally Arab family (a process parallel to and contemporary with that of the Kurdicisation of the Rawwadids [q.v.] in Adharbaydjan). After the Shah Yazid b. Ahmad (381—418/991-1028), Arab names give way to Persian ones like Manuchihr, Kubadh, Faridun, etc., very likely as a reflection of marriage links with local families, and possibly with that of the ancient rulers in Shabaran, the former capital, and the Yazidids now began to claim a nasab going back to Bahrain Gur or to Khusraw Anushirwan.
«It is to be noted that the Seljuks, those Turkomans who became sultans of Persia, did not Turkify Persia — no doubt because they did not wish to do so. On the contrary, it was they who voluntarily became Persians and who, in the manner of the great old Sassanid kings, strove to protect the Iranian populations from the plundering of Ghuzz bands and save Iranian culture from the Turkoman menace .»
Nizami Ganja’i, whose personal name was Ilyas, is the most celebrated native poet of the Persians after Firdausi… His nisbah designates him as a native of Ganja (Elizavetpol, Kirovabad) in Azerbaijan, then still a country with an Iranian population, and he spent the whole of his life in Transcaucasia; the verse in some of his poetic works which makes him a native of the hinterland of Qom is a spurious interpolation.
Глава 21. О разорении города Гандзак — "Этот многолюдный город [ Гандзак ] был полон персов, а христиан там было мало.
This city was densely populated with Iranians and a small number of Christians.
The most significant merit of Nozhat al-majāles , as regards the history of Persian literature, is that it embraces the works of some 115 poets from the northwestern Iran (Arrān, Šarvān, Azerbaijan; including 24 poets from Ganja alone ), where, due to the change of language, the heritage of Persian literature in that region has almost entirely vanished.
«…Nizami’s mother was of Kurdish origin, and this might point to Ganja where the Kurdish dynasty of Shaddad ruled down to AH. 468; even now Kurds are found to the south of Ganja».
«The author of the collection of documents relating to Arran Mas’ud b. Namdar (c. 1100) claims Kurdish nationality . The mother of the poet Nizami of Ganja was Kurdish (see autobiographical digression in the introduction of Layli wa Majnun). In the 16th century there was a group of 24 septs of Kurds in Qarabagh, see Sharaf-nama, I, 323. Even now the Kurds of the USSR are chiefly grouped south of Ganja. Many place-names composed with Kurd are found on both banks of the Kur»
Several cities in Īrān are more opulent than many others, Richer and more productive, by reason of climate and soil, [<Arabic>] Of these is Ganjah, so full of treasure, in Arrān, Isfahān in `Irāq, In Khurāsān Marv and Ṭus, in Rūm (Asia Minor) Āq Sarāy.
«The three main literary styles which follow each other consecutively are known as: Khurasani, Iraqi, and Hindi . The time spans of each style are equally flexible. Within these broad geographical divisions we then come across certain „literary schools“ which reflect regional peculiarities and idiosyncrasies and are identified with smaller entities like provinces or towns. For example, there are: the Azerbayjani school, the Tabriz school, or the Shirvan school .»
Hakim Jamal al-din Abu Muhammad Ilyas b. Yusuf b. Zaki b. Mu’ayyad Nizami a native of Ganja in Azarbaijan… Little is known of his life, the only source being his own works, which in many cases provided no reliable information.
«Abû Muhammad Ilyas ibn Yusuf ibn Zaki Mu’ayyad, known by his pen-name of Nizami… He lived in an age of both political instability and intense intellectual activity, which his poems reflect; but little is known about his life, his relations with his patrons, or the precise dates of his works, as the accounts of later biographers are colored by the many legends built up around the poet. »
«Abû Muhammad Ilyas ibn Yusuf ibn Zaki Mu’ayyad, known by his pen-name of Nizami, was born around 1141 in Ganja, the capital of Arran in Transcaucasian Azerbaijan, where he remained until his death in about 1209.»
The generous gifts of these royal patrons, which included a Turkish slave-maid with one or two pieces of land, offered a good opportunity for the poet to work on his poetical craft with the patience of a skillful embroiderer. In fact, some writers of Tadhkiras have stated(4) that embroidering was the inherited profession of the poet’s family and that, he himself had renounced it for the sake of poetry, although there is nothing in the poet’s work that might assure us of this point. … But in all these facts, there is nothing to assure us about the poet’s craft.
«Abû Muhammad Ilyas ibn Yusuf ibn Zaki Mu’ayyad, known by his pen-name of Nizami, was born around 1141 in Ganja, the capital of Arran in Transcaucasian Azerbaijan, where he remained until his death in about 1209. His father, who had migrated to Ganja from Qom in north central Iran, may have been a civil servant; his mother was a daughter of a Kurdish chieftain; having lost both parents early in his life, Nizami was brought up by an uncle. He was married three times, and in his poems laments the death of each of his wives, as well as proferring advice to his son Muhammad. He lived in an age of both political instability and intense intellectual activity, which his poems reflect; but little is known about his life, his relations with his patrons, or the precise dates of his works, as the accounts of later biographers are colored by the many legends built up around the poet.»
As the scene of the greatest flowering of the panegyrical qasida, southern Caucasia occupies a prominent place in New Persian literary history. But this region also gave to the world Persia’s finest creator of romantic epics. Hakim Jamal al-din Abu Muhammad Ilyas b. Yusuf b. Zaki b. Mu’ayyad Nizami a native of Ganja in Azarbaijan, is an unrivaled master of thoughts and words, a poet whose freshness and vigor all the succeeding centuries have been unable to dull.
«We can only deduce that he was born between 535 and 540 (1140-46) …»
{{
cite encyclopedia
}}
: Википедия:Обслуживание CS1 (множественные имена: editors list) (
ссылка
)
The traditional biographers, and some modern researchers, differ by six years about the exact date of his birth (535-40/1141-6)…
пыль, прах, земля, земь; вещество, плоть, материя, противоположно духу
«В лучшей и старейшей из известных мне рукописей Низами, принадлежащей Национальной библиотеке в Париже и датированной 763 г. (1360 г. н. э.), этой строки не имеется.»
«Abû Muhammad Ilyas ibn Yusuf ibn Zaki Mu’ayyad, known by his pen-name of Nizami, was born around 1141 in Ganja, the capital of Arran in Transcaucasian Azerbaijan, where he remained until his death in about 1209. His father, who had migrated to Ganja from Qom in north central Iran …»
Neẓāmī, in full Elyās Yūsof Neẓāmī Ganjavī, Neẓāmī also spelled Niẓāmī (b. c. 1141, Ganja, Seljuq empire [now Ganca, Azerbaijan]—d. 1209, Ganja), greatest romantic epic poet in Persian literature, who brought a colloquial and realistic style to the Persian epic.
We can only deduce that he was born between 535 and 540 (1140-46) and that his background was urban .
«Little is known of his life, the only source being his own works, which in many cases provided no reliable information.»
«Abû Muhammad Ilyas ibn Yusuf ibn Zaki Mu’ayyad, known by his pen-name of Nizami, was born around 1141 in Ganja, the capital of Arran in Transcaucasian Azerbaijan, where he remained until his death in about 1209. His father , who had migrated to Ganja from Qom in north central Iran, may have been a civil servant ; his mother was a daughter of a Kurdish chieftain; having lost both parents early in his life, Nizami was brought up by an uncle.»
«At all events his mother was of Iranian origin , the poet himself calling her Ra’isa and describing her as Kurdish.»
«At all events his mother was of Iranian origin, the poet himself calling her Ra’isa and describing her as Kurdish. »
«Abû Muhammad Ilyas ibn Yusuf ibn Zaki Mu’ayyad, known by his pen-name of Nizami, was born around 1141 in Ganja, the capital of Arran in Transcaucasian Azerbaijan, where he remained until his death in about 1209. His father, who had migrated to Ganja from Qom in north central Iran, may have been a civil servant; his mother was a daughter of a Kurdish chieftain ; having lost both parents early in his life, Nizami was brought up by an uncle.»
« His father, Yusuf and mother, Rai’sa , died while he was still relatively young , but maternal uncle, Umar, assumed responsibility for him»
«His father, Yusuf and mother, Rai’sa , died while he was still relatively young, but maternal uncle, Umar, assumed responsibility for him »
When Nizami, who was an unusual gifter child, began his formal education, he encountered a vast ocean of Islamic sciences. He studied the religious sciences as his work reflect and mastered the art of quaranic interpretation and Hadith which are the fundamental and foundational bases of the Islamic sciences.
{{
cite encyclopedia
}}
: Википедия:Обслуживание CS1 (множественные имена: editors list) (
ссылка
)
"As a learned Iranian poet, Niẓami, who demonstrates his eclecticism in the information he gives (he says, «I have taken from everything just what suited me and I have borrowed from recent histories, Christian, Pahlavi and Jewish … and of them I have made a whole»), locates the story of his hero principally in Iran.
In a highly evocative tale he relates in the Makhzan al-Asrar («Treasury of Secrets»), the twelfth-century Persian poet, Nizami whose oeuvre is an acknowledged repository of Iranian myths and legends, illustrates the way in which the rose was perceived in the Medieval Persian imagination.
{{
cite encyclopedia
}}
: Википедия:Обслуживание CS1 (множественные имена: editors list) (
ссылка
)
From his poetry, it is evident that he was learned not only in mathematics, astronomy, medicine, jurisprudence, history, and philosophy but also in music and the arts.
{{
cite encyclopedia
}}
: Википедия:Обслуживание CS1 (множественные имена: editors list) (
ссылка
)
In recognition of his vast knowledge and brilliant mind, the honorific title of ḥakīm, "learned doctor, " was bestowed upon him by scholars.
Nizami was not a philosopher like Farabi, ibn Sina and Suhrawardi or the expositor of theoretical Sufism like Ibn 'Arabi and 'Abd al-Razzaq Kashani. However he should be regarded as philosopher and a gnostic who had who had mastered various fields of Islamic thought which he synthesized in a way to bring to mind the tradition of the Hakims who were to come after him such as Qutb al-Din Shirazi and Baba Afdal Kashani, who, while being masters of various school of knowledge, attempted to synthesize different traditions of philosophy, gnosis and theology.
{{
cite encyclopedia
}}
: Википедия:Обслуживание CS1 (множественные имена: editors list) (
ссылка
)
«Usually, there is more precise biographical information about the Persian court poets, but Nizāmī was not a court poet; he feared loss of integrity in this role and craved primarily for the freedom of artistic creation.»
«Alāʾ-al-dīn of Marāḡa… He seems to have been a man of pronounced literary interests, since at his request the poet Neẓāmī Ganǰavī composed the Haft peykar».
«… Nizami was brought up by an uncle. He was married three times , and in his poems laments the death of each of his wives, as well as proferring advice to his son Muhammad. He lived in an age of both political instability and intense intellectual activity, which his poems reflect; but little is known about his life, his relations with his patrons, or the precise dates of his works, as the accounts of later biographers are colored by the many legends built up around the poet.»
«… He was married three times , and in his poems laments the death of each of his wives, as well as proferring advice to his son Muhammad.»
«… Nizami … He lived in an age of both political instability and intense intellectual activity, which his poems reflect ; but little is known about his life, his relations with his patrons, or the precise dates of his works, as the accounts of later biographers are colored by the many legends built up around the poet.»
In honour of Nizámi, it is related that Ata Beg was desirous of forming and cultivating an acquaintance with him, and with that view ordered one of his courtiers to request his attendance. But it was replied, that Nizámi, being an austere recluse, studiously avoided all intercourse with princes. Ata Beg, on hearing this, and suspecting that the extreme piety and abstinence of Nizámi were affected, waited upon him in great pomp for the purpose of tempting and seducing him from his obscure retreat; but the result was highly favourable to the poet; and the prince ever afterwards looked upon him as a truly holy man, frequently visiting him, and treating him with the most profound respect and veneration. Nizámi also received many substantial proofs of the admiration in which his genius and learning were held. On one occasion, five thousand dinars were sent to him, and on another he was presented with an estate consisting of fourteen villages.
{{
cite encyclopedia
}}
: Википедия:Обслуживание CS1 (множественные имена: editors list) (
ссылка
)
The traditional biographers, and some modern researchers, differ by six years about the exact date of his birth (535-40/1141-6), and as much as thirty-seven years about the date of his death (575—613/1180-1217). Now there is no doubt, however, that he died in the 7th/13th century, and the earlier dates must be discarded as erroneous.
The culture of Nizami’s Persia is renowned for its deep-rooted tradition and splendor. In pre-Islamic times, it had developed extraordinarily rich and exact means of expression in music, architecture, and daily life as well as in writing, although Iran, its center--or, as the poets believed, its heart--was continually overrun by invading armies and immigrants, this tradition was able to absorb, transform, and ultimately overcome foreign intrusion. Alexander the Great was only one of many conquerors, to be seduced by the Persian way of life.
Nizami was a typical product of the Iranian culture. He created a bridge between Islamic Iran and pre-Islamic Iran and also between Iran and the whole ancient world.
The centripetal tendency is evident in the unity of Persian literature from the points of view of language and content and also in the sense of civic unity. Even the Caucasian Nizami, although living on the far-flung periphery, does not manifest a different spirit and apostrophizes Iran as the Heart of the World.
… the great 12th century Persian poet Nezami, who in the famous Haft Peykar («The Seven Portraits») wrote that «The world is the body and Iran is its heart».
چونکه ایران دل زمین باشد:
- Весь мир — тело, а Иран — сердце,
- Не устыдится высказавший это сравнение.
- Так как Иран — сердце мира,
- то сердце лучше тела, несомненно.
- (подстрочный перевод с персидского)
Оригинальный текст (перс.)همه عالم تن است و ایران دل
- نیست گوینده زین قیاس خجل
- چونکه ایران دل زمین باشد
- دل ز تن به بود یقین باشد
The world is a body, Iran its heart,
- No shame to him who says such a word
- Iran, the world’s most precious heart,
- excels the body, there is no doubt.
- Among the realms the kings posses,
- the best domain goes to the best.
Сноска:The world entire is body, Persia, heart,
- the writer shames not at this parallel;
- For since that land’s the heart of (all) the earth
- the heart is better than the body, sure*295.
- Of these dominions which the rulers have
- the best of places to the best accrue.
295. The sense is apparently, «since Persia is the heart of the earth, Persia is the best part of the earth, because it is certain that the heart is better than the body. »
«It seems that Nezami’s favorite pastime was reading Firdawsi’s monumental epic Shahnameh(The book of Kings)»
«However, it was not Tabari directly, but Ferdowsi who was Nizami’s source of inspiration and material in composing Iskandarnameh. Nizami constantly alludes to the Shahnameh in his writing, especially in the prologue to the Iskandarnameh. It seems that he was always fascinated by the work of Firdawsi and made it a goal of his life to write an heroic epic of the same stature.»
The poem had an immense influence on Neẓāmi, who takes the bases for most of his plots from Ferdowsi but the basis for his rhetoric from Gorgāni. This is especially noticeable in his Ḵosrow o Širin, which imitates a major scene (that of the lovers arguing in the snow) from Vis o Rāmin, as well as being in the same meter (hazaj) as Gorgāni’s poem. Nezami’s concern with astrology also has a precedent in an elaborate astrological description of the night sky in Vis o Rāmin. Given Nezami’s own paramount influence on the romance tradition, Gorgāni can be said to have initiated much of the distinctive rhetoric and poetic atmosphere of this tradition, with the exception of its Sufi preoccupations, which are quite absent from his poem.
The Ḥadiqat al-ḥaqiqa is not only one of the first of a long line of Persian didactical maṯnawis, it is also one of the most popular works of its kind as the great number of copies made throughout the centuries attest. Its great impact on Persian literature is evidenced by the numerous citations from the poem occurring in mystical as well as profane works. It has been taken as a model by several other poets, including Neẓāmi, ʿAṭṭār, Rumi, Awḥadi, and Jāmi.
The first poet who frankly acknowledged his indebtedness to Sanai as a writer of a didactical Masnavi was Ilyas ibn Yusuf Nizami of Ganja (1141—1209).
{{
cite encyclopedia
}}
: Википедия:Обслуживание CS1 (множественные имена: editors list) (
ссылка
)
Though he did not write for the stage, he could be called a master dramatist. The plot in his romantic stories is carefully constructed to enhance the stories' psychological complexities. The characters work and grow under the stress of action to discover things about themselves and others and to make swift decisions.
{{
cite encyclopedia
}}
: Википедия:Обслуживание CS1 (множественные имена: editors list) (
ссылка
)
Niẓāmī's originality lies in his psychological portrayal of the richness and complexity of the human soul when confronted with intense and abiding love.
{{
cite encyclopedia
}}
: Википедия:Обслуживание CS1 (множественные имена: editors list) (
ссылка
)
He delineated simple people with as much insight and compassion as the princely heroes in his mat̲h̲nawīs. Artisans were particularly dear to him. Painters, sculptors, architects and musicians are carefully portrayed and often play crucial roles.
{{
cite encyclopedia
}}
: Википедия:Обслуживание CS1 (множественные имена: editors list) (
ссылка
)
Niẓāmī was a master in the genre of the romantic epic. In erotic sensuous verse, he explains what makes human beings behave as they do, revealing their follies and their glories, all their struggles, unbridled passions and tragedies.
{{
cite encyclopedia
}}
: Википедия:Обслуживание CS1 (множественные имена: editors list) (
ссылка
)
To Niẓāmī, truth was the very essence of poetry. On this principle, he attacks the court poets who sell their integrity and talents for earthly returns. The Islamic law served as the loom on which the philosophy of his Mak̲h̲zan al-asrār was woven in intricate patterns. He was looking for universal justice, and is trying to protect the poor and humble people and to put under scrutiny the excesses of the powerful of the world. The guidelines for people in the poem are accompanied by warnings of the transitory nature of life.
… the poet Nizami has attempted to picture a perfect society—a utopia.
{{
cite encyclopedia
}}
: Википедия:Обслуживание CS1 (множественные имена: editors list) (
ссылка
)
It is virtually impossible to draw a clear line in Niẓāmī's poetry between the mystical and the erotic, the sacred and the profane.
{{
cite encyclopedia
}}
: Википедия:Обслуживание CS1 (множественные имена: editors list) (
ссылка
)
Although some scholars consider Mak̲h̲zan al-asrār a mystical poem, the mysticism with its symbolism is apparent only in the introduction, which is infused with the essence of Ṣūfī thought.
… As a matter of fact, contrary to what the usually inaccurate Dawlatshah has maintained, our poet was never received formally in a Sufi order.
It seems, however, more likely that Nizami, might represent an ascetic mysticism, similar to that of Ghazali and '՝ Attar, to which the individualist tendencies of the poet have added more decernable features.
Gol or gul; rose (Rosa L. spp.) and, by extension, flower, bloom, blossom.
The association of the rose with Islam’s prophet was expressed in many spiritually and artistically creative ways…
The culture of flowers in Iran was always closely linked with the cultivation of the Persian garden… The medieval Persian garden, in the form of the quadripartite architectural garden (chaharbagh), was the direct descendent of the ancient Persian «paradise» (paridaiza) of the Achemenid kings, which had formed an intrinsic part of the imperial palace institution. Even the advent of Islam to Iran did not exert a negative impact on Persian garden culture.
The antiquity of rose cultivation in Iran … would appear to be confirmed linguistically as well.
the rose was associated … with Daena, one of the female yazatas, who was the deity of religion.
In medival Perso-Islamic culture, and in poetry in particular, which is the finest expression of the Persian creative genious, the image of the rose was employed as a vehicle for a variety of concepts. It became an especially powerful symbol in the mystical trend that, from the twelfth century onwards, permeated Persian religious thought and literary culture.
… many Persian mystical authors utilized the image of the rose as a symbolical depiction of the Divinity
… the nightingale’s love for the rose was interprete as the mystic’s spiritual yearning for the Divine…
… Rumi states that the fragnance of the rose provides a hint of the mystery of the divine Reality that underlies all things…
… he (Rumi) exhorts the mystic to abandon his carnal self in order that he might himself become like the scent of the rose that guids others to the divine Rose Garden.
… «the breath of intellience and reason».
Although the tale points primarily to the power of psychological suggestion, what is of significance for our topic is that it is the mysterious nature of scent, and of the scent of the rose in particular, that serves as the metaphorical vehicle in this classic text of medival Persian poetic narrative.
{{
cite encyclopedia
}}
: Википедия:Обслуживание CS1 (множественные имена: editors list) (
ссылка
)
In Islamic cosmology, the earth was placed in the centre of the seven planets: the moon, Mercury, Venus, the sun, Mars, Jupiter and Saturn. These were considered agents of God, and in their motion influenced beings and events on earth. Niẓāmī firmly believed as well that the unity of the world could be perceived through arithmetical, geometrical, and musical relations. Numbers were the key to the one interconnected universe; for through numbers multiplicity becomes unity and discordance, harmony.
{{
cite encyclopedia
}}
: Википедия:Обслуживание CS1 (множественные имена: editors list) (
ссылка
)
Niẓāmī's use of allegories, parables and words with double meaning raised the Persian language to a new height.
{{
cite encyclopedia
}}
: Википедия:Обслуживание CS1 (множественные имена: editors list) (
ссылка
)
The language of Niẓāmī is unconventional. He introduces new and lucid metaphors and images as well as coining new words.
… the compounds and images are welded together with various elements of the narrative to enhance its force.
Another remarkable feature of Nizaml’s style is his avoidance of every-day words for human occupations, emotions and behaviour.
Another salient feature of Nizamfs style is the introduction of aphorisms. Long passages of Layll and Majnun are composed in epigrammatic style, and many of the poem’s maxims have become proverbs.
… the use of concise and pithy expressions but also in the insertion of colloquial speech. The poet’s language is idiomatically rich but stylistically deceptively relaxed and simple, especially in dialogues and monologues.
Nizami describes his own style as gharib, meaning 'rare,' 'unique,' 'strange,' or nau, 'new,' 'novel.' He refers to himself as the magician of words whose name is "the mirror of the invisible.
NOZHAT AL-MAJĀLES, an anthology of some 4,000 quatrains (robāʿi; a total of 4,139 quatrains, 54 of which have been repeated in the text) by some 300 poets of the 5th to 7th/11th-13th centuries, compiled around the middle of the 7th/13th century by the Persian poet Jamāl-al-Din Ḵalil Šarvāni.
Ḵosrow o Širin… The poem was composed over a period of about 16 lunar years, between 571/1175-6 and 587/1191 (cf. de Blois, pp. 440, 446; Zarrinkub, p. 25ff.). It contains eulogies to the Seljuq sultan Ṭöḡrol III b. Arsalān (571 /1175-6-590/1194), to his nominal vassal but actual master, the atābak (q.v.) of Azerbaijan Abu Jaʿfar Moḥammad b. Ildegez Jahān-Pahlavān (571/1175-6-582/1186-7), and to the latter’s brother and successor Qezel Arsalān (582/1186-7 to 587/1191).
{{
cite encyclopedia
}}
: Википедия:Обслуживание CS1 (множественные имена: editors list) (
ссылка
)
But the manuscripts of the ‘a’ recension have altered (or miscopied?) the name of the dedicatee to Qïzïl Arslān, retained the verse giving the day, month and hour of completion, but altered the year to «after ṯā (variant: tā) and ṣād and ḥē» i.e., either «after 498» (which is much too early) or «after 598/1202.»
This suggests that Neẓāmī originally planned to dedicate the Eskandar-nāma, like Leylī o Majnūn, to one of the kings of Šarvān. But that dynasty evidently lost power over Ganja by the time the poems were completed, and in their final form they are dedicated to the malek of Ahar, Noṣrat-al-Dīn Bīškīn b. Moḥammad. This ruler is mentioned in the introduction to Šaraf-nāma, chap. 10, vv. 11-12, where the poet makes a pun on his name Bīškīn («whose hatred is more»), though some of the manuscripts have a superscription claiming (wrongly) that the verses evoke Bīškīn’s overlord, the atabeg Noṣrat-al-Dīn Abū Bakr.
{{
cite encyclopedia
}}
: Википедия:Обслуживание CS1 (множественные имена: editors list) (
ссылка
)
The five epic poems represent a total of close to 30,000 couplets …
It contains the didactic poem Maḵzan al-asrār in around 2,260 couplets in sariʿ meter; three epic romances: Ḵosrow o Širin (q.v.) in around 6,500 couplets in hazaj meter, Leyli o Majnun (q.v.) in around 4,600 couplets in hazaj meter, and Haft peykar (q.v.) in about 5130 couplets in ḵafif meter; and the Eskandar-nāma (q.v.), which can be regarded as an epic interlaced with didactic observations and consists of two formally separate parts, in all about 10,500 couplets in motaqāreb meter.
LEYLI O MAJNUN, a narrative poem of approximately 4,600 lines composed in 584/1188 by the famous poet Neẓāmi of Ganja.
The first of his five (see below) ‘Treasures’ was influenced by Sanāʾi of Ghazna’s (d. 1131) monumental Garden of Truth (Ḥadiqa al-ḥadiq wa šariʿa al-ṭariqa; q.v.).
The details with which Nizami describes musicians are one of the delights of the Khamseh and make it a principal source of our present knowledge of the twelfth-century Persian musical composition and instruments.
However, in spite of his interest in commoners, Nizami did not reject the institution of kingship; he always believed it was an integral and sacred part of the Persian way of life.
… the perusal of Gorgāni’s Vis o Rāmin, inspired Neẓāmi’s second major narrative poem: Ḵosrow and Širin (1181), his first masterpiece.
«Khosrow and Shirin» proved to be a literary turning point not only for Nizami but for all of Persian poetry. Furthermore it was the first poem in Persian literature to achieve complete structural and artistic unity
Ḵosrow o Širin… … Neẓāmi states that his source was a manuscript kept in Bardaʿ, the ancient capital of Arrān.
The poem relates a love affair that takes place in a historical setting: the deposition, imprisonment, and blinding of the Sasanian king Hormoz (579—590 CE), during an insurrection led by two maternal uncles of prince Ḵosrow, designated to become king and probably party to the rebellion; the accession of Ḵosrow to his father’s throne (590 CE); the uprising of the army commander Bahrām Čubin against the new king; and Ḵosrow’s flight to the Byzantine empire to seek help from the qeyṣar, emperor Maurice (582—602 CE). These events, documented in the historical sources (Christensen, pp. 436-90), and narrated in detail in Ferdowsi’s Šāh-nāma, are only briefly referred to by Neẓāmi, who focuses his attention on the love relationship between Ḵosrow and Širin.
Ḵosrow o Širin, the second poem of Neẓāmi’s Ḵamsa, recounts the amorous relationship between the Sasanian king Ḵosrow II Parviz (590—628 CE), and the beautiful princess Širin.
Ḵosrow o Širin… … Širin, an Armenian princess, is of the same proud and aristocratic mettle as Vis, both ardently faithful to their declared love and daring enough to force the hand of Fate, a Destiny that plays, in the case of Širin, upon the weaknesses and youthful foibles of her lover, Ḵosrow Parviz, grandson of Ḵosrow I.
FARHĀD, a romantic figure in Persian legend and literature, best known from the poetry of Neẓāmī Ganjavī (q.v.) as a rival with the Sasanian king Ḵosrow II Parvēz (r. 591—628) for the love of the beautiful Armenian princess Šīrīn .
2) «Хосров и Ширина», напис. в 1180 г. Любовь сасанидского царя Первиза к армянской княжне Ширине должна аллегорически изображать стремление души человеческой к Богу; но эта поэма (как и последующие) так живо рисует человеческие характеры и страсти, что не предупреждённый читатель не может даже подозревать здесь аллегории. Изд. в Тебризе (без года), в Лагоре (1871); нем. пер. Гаммера (Лпц., 1809).
Друг Хосрова Шапур, изъездивший мир от Магриба до Лахора, соперник Мани в живописи и победитель Евклида в черчении, повествует о чудесах, увиденных на берегу Дербентского моря. Там правит грозная царица Шемира, именуемая также Мехин Бану. Она повелевает Арраном вплоть до Армении, а лязг оружия её войска слышен в Исфахане.
Хосров, восхищенный рассказом друга, лишается сна, думает лишь о неведомой пери. Наконец он посылает Шапура в Армению за Ширин. Шапур мчится в армянских горах, где лазурные скалы облачены в желтые и красные одежды цветов.
В это же время большую известность на всем Ближнем Востоке получил другой гениальный поэт Низами, написавший в 1188 г. по заказу Ахситана поэму «Лейли и Меджнун».
The most famous Persian rendering of this tale is the epic romance Layla va Majnun by Nizami Ganjavi (1141—1209 A.D.). His Layla and Majnun (1188 A.D.) is the third work in his Khamza (Quintet, a collection of five great epic poems), and was written by the order of Akhsatan, a king of the Shirvan-shah dynasty.
Its popularization was accelerated by Layli Majnun , a romantic epic of about 4,000 verses, composed in 1188 by Nizami, at the request of Akhsatan I of Azerbaijan.
LEYLI O MAJNUN … The romance belongs to the ʿUḏri (ʿOḏri) genre. The plot ofʿUḏri stories is simple and revolves around unrequited love; the characters are semi-historical and their actions are similar to, and easily interchangeable with, those of characters from otherʿUḏri romances.
LEYLI O MAJNUN … Persian verse romances are commonly about princes, and characters are usually related to courtly circles. Likewise, Neẓāmi portrays the lovers as aristocrats. He also urbanizes the Bedouin legend: Majnun does not meet Leyli in the desert amongst the camels, but at school with other children. Other Persian motifs added to the story are the childless king, who desires an heir; nature poetry, especially about gardens in spring and autumn, and sunset and sunrise; the story of an ascetic living in a cave; the account of the king of Marv and his dogs; the Zeyd and Zeynab episode; Majnun’s supplication to the heavenly bodies and God; his kingship over animals, and his didactic conversations with several characters.
LEYLI O MAJNUN. There are numerous editions of the romance from many countries, in a variety of forms. An enormous body of lithographed publications appeared in India, and these need to be examined not only for their texts but also for their illustrations. Critical editions of the romance appeared at the beginning of the twentieth century in Persia. The Persian scholar Waḥid Dastgerdi made a critical edition containing 66 chapters and 3,657 lines: he omits 1,007 couplets as interpolations, but he admits that some of these are by Neẓāmi. According to Dastgerdi, the interpolations must have taken place between 780/1349 and 800/1398. Under the supervision of Evgeniĭ E`duardovich Bertel’s, A. A. Alizada prepared another edition (Moscow, 1965) which consists of 66 chapters and 4,559 couplets. Behruz Ṯarvatiān’s edition has 63 chapters and 4, 553 verses, while the most recent critical edition of the poem, edited by Barāt Zanjāni, has 67 chapters and 4,583 verses.
{{
cite encyclopedia
}}
: Википедия:Обслуживание CS1 (множественные имена: editors list) (
ссылка
)
… the title of the story can be translated as the «Seven Portraits», the «Seven Effigies», as well as the «Seven Princesses». The poem is also known as the Haft gunbad or «Seven Domes».
After the customary long introductory sections, the poet gives an account of the birth of Bahrām, the often-told story of his upbringing at the court of the Arab king Noʿmān (here, as often, mislocated in the Yemen instead of al-Ḥira) and the construction of Noʿmān’s fabled palace, Ḵᵛarnaq. Reared in the desert, Bahrām becomes a formidable huntsman. Wandering through the palace, Bahrām discovers a locked room containing the portraits of seven princesses, one from each of the seven climes, with whom he immediately falls in love.
Years pass. While the king is busy with his wives an evil minister seizes power in the realm. Eventually Bahrām discovers that the affairs of the kingdom are in disarray, the treasury is empty and the neighboring rulers poised for invasion. To clear his mind, he goes hunting in the steppe. Returning from the hunt he comes across a herdsman who has suspended his dog from a tree. He asks him why. The shepherd tells the story of how the once faithful watchdog had betrayed his flock to a she-wolf in return for sexual favors. The king realizes that his own watchdog (the evil minister) is the cause of his misfortune. He investigates the minister. From the multitude of complainants he selects seven, who tell him of the injustices that they have suffered (the stories of the seven victims are the somber counterweight to the stories of the seven princesses). The minister is put to death. The king restores justice, and orders the seven pleasure-domes to be converted into fire temples for the worship of God. Bahrām goes hunting one last time and disappears mysteriously into a cavern. He seeks the wild ass (gūr) but finds his tomb (gūr).
ESKANDAR-NĀMA OF NEŻĀMĪ, the poetical version of the life of Alexander by the great 12th century narrative poet Neẓāmī Ganjavī (535—605/1141-1209). It consists of two formally independent works, both in rhymed couplets and in the motaqāreb meter (see ʿARŪŻ) of the Šāh-nāma. The first part is generally known as Šaraf-nāma, the second as Eqbāl-nāma or Ḵerad-nāma, but there is no strong evidence that the author used these names to distinguish the two parts, and in quite a few manuscripts the name Šaraf-nāma is in fact applied to the second of the two poems. In India they are also known as Eskandar-(or Sekandar-) nāma-ye barrī and baḥrī respectively. Together they form one of the five constituent parts of the Ḵamsa, the posthumous collection of Neẓāmī’s major poems, and in most, though not all, of the manuscripts they are the last constituent.
ESKANDAR-NĀMA OF NEŻĀMĪ… But earlier in the same poem (Šaraf-nāma, chap. 9, vv. 49-51) Neẓāmī says that he has already created «three pearls» before undertaking this "new ornament, " strengthening the suspicion that the mention of a fourth title in chapter 13 is an interpolation. Moreover, in Šaraf-nāma, chap. 41, vv. 3-23, the author laments the death of the Šarvānšāh Aḵsatān (the dedicatee of Leylī o Majnūn) and addresses words of advice to his (unnamed) successor. This suggests that Neẓāmī originally planned to dedicate the Eskandar-nāma, like Leylī o Majnūn, to one of the kings of Šarvān. But that dynasty evidently lost power over Ganja by the time the poems were completed, and in their final form they are dedicated to the malek of Ahar, Noṣrat-al-Dīn Bīškīn b. Moḥammad. This ruler is mentioned in the introduction to Šaraf-nāma, chap. 10, vv. 11-12, where the poet makes a pun on his name Bīškīn («whose hatred is more»), though some of the manuscripts have a superscription claiming (wrongly) that the verses evoke Bīškīn’s overlord, the atabeg Noṣrat-al-Dīn Abū Bakr.
ESKANDAR-NĀMA OF NEŻĀMĪ… The principal episodes of the legend of Alexander, as known to the Muslim tradition, are elaborated in the Šaraf-nāma: the birth of Alexander, his succession to the Macedonian throne, his war against the Negroes who had invaded Egypt, the war with the Persians, ending with the defeat and death of Dārā (see DARIUS III) and Alexander’s marriage to Dārā’s daughter, his pilgrimage to Mecca.
ESKANDAR-NĀMA OF NEŻĀMĪ… Neẓāmī then dwells at some length on Alexander’s stay in the Caucasus and his visit to Queen Nūšāba of Bardaʿa (q.v.; in the immediate neighborhood of Neẓāmī’s home town, Ganja) and her court of Amazons; this lady takes over the role of Candace in earlier versions of the Alexander saga. Alexander then goes to India and China. During his absence the Rūs (i.e., the Russian Vikings) invade the Caucasus and capture Bardaʿa (as they in fact did some two centuries before Neẓāmī’s time) and take Nūšāba prisoner.
ESKANDAR-NĀMA OF NEŻĀMĪ… In the Eqbāl-nāma Alexander, the undisputed ruler of the world, is depicted no longer as a warrior, but as a sage and a prophet. He debates with Greek and Indian philosophers, and a sizeable part of the text is occupied by the discourses in which the seven Greek sages elaborate their ideas about the creation.
ESKANDAR-NĀMA OF NEŻĀMĪ… But we find also a number of extended parables, of only tangential connection with the Alexander story but exceptionally well told. The poet then tells of Alexander’s end and adds an account of the circumstances of the death of each of the seven sages. It is at this point that an interpolator has added the already mentioned account of Neẓāmī’s own death.
ESKANDAR-NĀMA OF NEŻĀMĪ… Whereas the Šaraf-nāma clearly belongs to the tradition of Persian epic poetry — though Neẓāmī makes no attempt to emulate the style and manner of the Šāh-nāma — in the Eqbāl-nāma he shows his talents as a didactic poet, an anecdotist and a miniaturist.
In honour of Nizámi, … The brief notice in Dowlat Shah’s account of the Poets of Persia represents him as the finest writer of the age in which he lived. Hafiz thus speaks of him:— Not all the treasured store of ancient days Can boast the sweetness of Nizami’s lays.
Many later poets have imitated Nizami’s work, even if they could not equal and certainly not surpass it; Persians, Turks, Indians, to name only the most important ones. The Persian scholar Hekmat has listed not less than forty Persians and thirteen Turkish versions of Layli and Majnun
The influence of Neẓāmi’s work on the subsequent development of Persian literature has been enormous. Not only each of his poems, but also the Ḵamsa as a whole became a pattern that was emulated in later Persian poetry (and also in other Islamic literatures).
The stories in Neẓāmi’s poems have provided the Persian art of the miniature with an abundance of subject matter: his Ḵamsa, together with Ferdowsi’s Šāh-nāma, were the most frequently illustrated literary works.
The first attempt at a critical edition was made by Waḥid Dastgerdi (Tehran, 1934-39, with several reprints).
The Haft peykar has come down to us as part of the Ḵamsa, the posthumous collection of Nezami’s narrative poems. A critical edition of the Haft peykar was produced by Helmut Ritter and Jan Rypka (Prague, printed Istanbul, 1934) on the basis of fifteen Ḵamsa manuscripts and the Bombay lithograph of 1265.
This is one of the very few editions of a classical Persian text that uses a strict text-critical methodology: the editors divided the principal manuscripts into two families (called ‘a’ and ‘b’). Only those verses shared by both families are regarded as authentic. The ‘b’ family is taken as the main basis for the edition, with those verses missing in the ‘a’ family printed in square brackets.
In his Noten und Abhandlungen Goethe paid tribute to several other Persian poets: Ferdowsi, Anwari, Neẓāmi, Rumi, Saʿdi, and Jāmi (Goethe, 1998a, pp. 153-60). But Ḥāfeẓ was the only one to whom he devoted an entire book.
… but it was Joseph Hammer-Purgstall’s 1812 translation of the fourteenth-century poet Hafiz, master of the Ghazel, that inspired Goethe’s West-ostlicher Divan.
The Divan of Hafiz inspired Goethe to write the three hundred poems of his West- Eastern Divan…
Низами бог между поэтами. Как же можно ставить его имя наряду с пророками?
Nizami is not so familiar to western nations as Firdausi, Hafiz, or Sa’di; but in Persia he is among the foremost classics, and, in his peculiar field, may be placed second to Firdausi.
Nizami is not so familiar to western nations as Firdausi, Hafiz, or Sa’di; but in Persia he is among the foremost classics, and, in his peculiar field, may be placed second to Firdausi.
Nizami is not so familiar to western nations as Firdausi, Hafiz, or Sa’di; but in Persia he is among the foremost classics, and, in his peculiar field, may be placed second to Firdausi.
There are hundreds of them, but the sacred number seven enumerates those that the Persians themselves and critics generally consider the greatest. These, beside Firdausi, are Anvari, Nizami, Jalal ud-Din Rumi, Sa’di, Hafiz, and Jami.
The memorization and recitation of their literary heritage has alway beens vital to Iranians, whose attitude towards the power of the written and spoken word is revential. Even today the national passion for poetry is constantly expressed over radio and television, in teahouses, in literary socities, in daily conversation, and in the Musha’areh, the poetry recitation contest. Nizami’s work serves as a vehicle and a symbol of this tradition.
The UNESCO declaration that 1991 was the year of Niẓāmī in honor of the 850th anniversary of the poet’s birth as well as Giacomo Puccini’s use of a story from Haft Paykar for the basis of his opera Turandot exemplify Niẓāmī’s lasting eminence beyond the realm of Persian literature.
Кроме «Джаваншира» и «Ожидания», М. Гусейн написал ещё две пьесы — «Слава» — о жизни пограничников (1938) и «Низами» (1940).
Nizami Ganjevi, because of his wide fame and enormous contributions to Persian-language literature, is seen as an example of the interconnections between Turkish and Persian cultural strands and of Azerbaijan’s place in Turco-Persian culture.
{{
cite encyclopedia
}}
: Википедия:Обслуживание CS1 (множественные имена: editors list) (
ссылка
)
UNESCO recognised the 1141 date as his birth date and declared 1991 the year of Niẓāmī. To honour the 850th anniversary of his birth, there were international Niẓāmī congresses held in 1991 in Washington, Los Angeles, London and Tabrīz.
|
Некоторые
внешние ссылки
в этой статье
ведут на сайты, занесённые в
спам-лист
|